Заветными тропами славянских племен - Демин Валерий Никитич (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
Пик неформальных семикско-троицких празднеств приходился на Духов день. Вопреки общеизвестным религиозным истолкованиям, именно в этот день до предела обнажалась подлинная подоплека древних языческих обрядов и их ярко выраженная сексуально-оргиастическая сущность. До недавнего времени истинный смысл троицкой обрядности был известен ограниченному кругу людей: непосредственным участникам, наблюдателям и этнографам-фольклористам. Последние, однако, не могли опубликовать собранные сведения из-за их откровенной «срамоты». Лишь в самое последнее время в научной печати появились тексты языческого происхождения.
Срамные троицкие песни исполнялись исключительно женщинами, изобиловали ненормативной лексикой, носили вызывающе похабный характер и сопровождались плясками со столь же выразительной жестикуляцией. О матриархальных пережитках свидетельствует также и непременное изготовление чучела бабы с подчеркнуто большими грудями. Оно делалось из двух березок, обряжалось в платье, украшалось лентами и в долгом шествии с песнями и танцами относилось к реке, раздевалось и топилось. Это языческое шествие с трясучкой и ловлей мужчин во многом напоминает аналогичные ритуальные действия, устраиваемые во время античных дионисий и вакханалий.
Береза — не просто дерево женского рода. Она — символ Женского начала, несущий на себе печать далекой матриархальной эпохи. С наступлением и победой патриархата появились новые тотемные предпочтения и соответствующие дендрические символы. У древних славян таким священным (и одновременно тотемным) деревом стал дуб, символизирующий Мужское начало. В украинских народных песнях мужчины по сей день сравниваются с дубами:
На каком-то этапе славянского этногенеза дуб сделался даже символом и гарантом брака. В некоторых местностях Белоруссии до начала ХХ века сохранялся по сути своей языческий обычай — получать благословение на бракосочетание у заветного дуба. Брачащиеся шли в лес к вековому дереву, обходили его три раза и только после этого считались мужем и женой. Славяне относились к дубу, как мудрому мыслящему существу, принимая ответственное решение, обращались к нему за советом, сверяли с ним свои замыслы и поступки. У русских это сохранилось по сей день, чуть ли не в генетической памяти. Достаточно вспомнить хрестоматийный эпизода «Войны и мира» — мысленный разговор Андрея Болконского с дубом по возвращении из рязанского имения графа Ростова и судьбоносной встречи с Наташей:
«Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев. Ни болячек, ни старого горя и недоверия — ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные. Молодые листья, так, что верить нельзя было, что этот старик произвел их. „Да, это тот самый дуб“, — подумал Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка. Взволнованная красотой ночи, и эта ночь, и луна — и все это вдруг вспомнилось ему. „Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, — вдруг окончательно, беспременно решил князь Андрей. — Мало того, что я знаю все то, что есть во мне, надо, чтоб и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо. Надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь…“»
Но не только это — в славянском миросозерцании дуб, как правило, олицетворял Мирвое (Космическое) древо. Помните: «На море-океане, на острове Буяне стоит дуб зеленый…»? О чем это? Да о Вселенском древе, известном в культурах всех архаичных народов! Образ Мирового (Космического) древа проходит через историю всех древних цивилизаций — древнеиндийской, древнекитайской, древнеегипетской, шумеро-аккадской, ассиро-вавилонской, хеттской, древнееврейской, древнеиранской, ацтекской, инкской. Этот же символ сопровождает верования и миропредставления многих оседлых и кочевых народностей Евразии, островитян Полинезии, Индонезии, индейцев обеих Америк и некоторых аборигенов Африки. В славянском космическом миросозерцании древо жизни трансформировалось в основном в фольклорный образ дуба, который в виде архетипа коллективного бессознательного прошел через века и тысячелетия и сохранился до наших дней — все такой же мощный и неувядающий, как бессмертные пушкинские стихи: «У лукоморья дуб зеленый; / Златая цепь на дубе том…». Та же самая мифологема — но на тысячелетее раньше — укоренилась в славянском фольклоре. В архаичной украинской песне поется — правда, о двух дубах на острове посреди моря:
Есть свои изобразительные традиции и у русского народа. Древо жизни (Мировое древо) — излюбленная тема русских вышивальщиц и мастеров (рис. 52), хотя те знать не знали об истинном содержании замысловатого узора. Но передаваемый от поколения к поколению незыблемый мифологический код позволяет расшифровать сложный орнамент, объединяющий Жизнь, олицетворяемую самим древом, и Космос, представленный многочисленными и разнообразными солярно-астральными знаками.
Истинное назначение символа мирового древа раскрывается в «Слове о полку Игореве», где вещий Боян «растекался мыслью по древу». Хотя существуют десятки разнообразных интерпретаций данного образа, — истина, по-видимому, все же заключается в буквальном толковании «растекания мысли по древу», если принять, что символ древа — опорный образ мысли, помогающий сказителю или прорицателю воссоздать закодированный скрытый смысл. Точно так же сибирский шаман, у которого мировое дерево изображено на длиннополом костюме, сшитом из шкур (а эпитет Бояна — вещий, то есть «ведающий, владеющий тайным, колдовским знанием», напрямую сближает его с древними языческими жрецами и шаманами), впадал в экстаз, сообщает загипнотизированным слушателям о своем путешествии (полете) по стволу и ветвям древа в скрытые, недоступные непосредственному созерцанию миры (рис. 89).
Собирательный образ Космического древа в представлении всех славянских народов рисует древнее предание, сохранившееся среди южных славян (правда, здесь дуб замещен вязом):
«Ось мира есть святое дерево — ясень. Его высокая вершина превышает горные вершины и шесть небес и поднимается до седьмого неба, по которым в своих светлых палатах пребывает верховный Бог Сварун [Сварог. — В. Д.]. Насколько вершина ясеня, дерева мира, высока, настолько корень его глубок; корни его простираются по всему подземному царству Чернобога. Корень его четверолапый: один корень идет на юг, второй — на восток, третий тянется к северу, четвертый — к западу. Под ясенем простирается земля. Мелкие сережки в его ветвях — солнце, месяц и звезды. Так ясень связывает подземное царство, землю и небо. Из-под дерева мира бьет ключ чистой, живой воды, которая оздоровляет и воскрешает из мертвых. У ключа сидят три предсказительницы, верные прислужницы. Одна знает, что было, другая — что будет, а третья — то, что есть. Они решают, чему быть. Больше того — определяют всякому его судьбу: хорошую или плохую. Так они, обещая и жизнь и смерть, трудятся над возникновением жизни».
В поэтической форме космический смысл, закодированный в мифологеме Мирового древа, проникновенно раскрыл Вячеслав Иванов:
