Восхождение Запада. История человеческого сообщества - Мак-Нил Уильям (бесплатные полные книги .txt) 📗

Когда техника письма достигла уровня, позволявшего фиксировать обиходную речь, появилась возможность записать древние мифы и ритуальные тексты, которые раньше передавались изустно. Это способствовало совершенствованию ритуальных форм и облегчало обучение молодых людей священным обрядам. Приблизительно до 1800 г. до н. э. письменная литература Месопотамии оставалась в этих узких и строго консервативных границах; однако в период между 1800-м и 1600 г. до н. э. появляются творцы, которые, подобно Гомеру и Гесиоду в Древней Греции, взяв за основу древние легенды, создали новые крупные произведения искусства.

Два основных памятника литературы этой эпохи — «Сказание о Гильгамеше» и «Сказание о сотворении мира». В обоих произведениях на базе разнородного мифологического материала создается история, рисующая вполне целостную картину мира и места человека в ней. Центральная тема «Сказания о Гильгамеше» — тщетность всех попыток человека избежать смерти, даже если он происходит от героя, «на две трети бога и на одну треть человека». «Сказание о сотворении мира» представляет собой велеречивое прославление бога Мардука, верховного божества Вавилона. Для обоснования претензий Мардука на старшинство среди богов и людей автор посвятил около половины поэмы описанию сотворения мира и роли Мардука в этом; вторая же часть — литургическое перечисление имен и титулов бога. Несмотря на пассажи, которые могут показаться странными современному читателю, главные темы поэм — смерть и созидание — сегодня, так же как и в те времена, рождают отклик в умах и сердцах людей; если при чтении сделать мысленно небольшую поправку на восприятие мифической формы и иногда присутствующую в поэмах наивную примитивность сюжета, можно ощутить необычайное чувство родства с авторами, задумавшими и написавшими эти произведения [103].

Обе поэмы отрицают адекватность общепринятой тогда религиозной доктрины. «Сказание о Гильгамеше» восстает против несправедливости богов, отказывающих людям в даре вечной жизни; в «Сказании о сотворении мира» древние мифы сознательно изменены для обоснования возвышения Мардука и его города. Это направление получило свое развитие в третьей поэме, иногда называемой «Страдающий праведник» [104]. В манере, которую можно сравнить со стилем изложения Книги Иова, описываются мучения ни в чем не повинного благочестивого человека, по воле богов терпящего невероятные страдания от отвратительной болезни. Автор заключает, что божий промысел непостижим для человека; и все же обычная жалость немного робко торжествует в самом конце произведения, когда страдалец возрождается для здоровья и счастья.

Автор «Страдающего праведника» отчетливо сознает, что боги должны относиться к людям справедливо, а не играть ими по своей прихоти. Эта вера жизнеутверждающим и оптимистичным образом сформулирована в гимне богу солнца Шамашу, восхваляемому за то, что он несет людям справедливость, наказывает злые силы и помогает угнетенным [105]. Шамаш был богом, давшим Хаммурапи его законы, согласно надписи, высеченной в верхней части стелы, на которой был обнаружен этот знаменитый кодекс; а распространение идеи справедливого отношения богов к человеку вполне может быть связано с развитием эффективной административной системы царского правосудия [106].

Однако такой подход был чужд более раннему религиозному мировоззрению; поэтому, когда в результате политических потрясений юридическая система Месопотамии в очередной раз разрушилась, до божественного правосудия было очень далеко. В сложившихся обстоятельствах любознательность порождала только неверие. Поэтому неудивительно, что начиная приблизительно с 1500 г. до н. э. жрецы и писари отбрасывают теологические, космологические и моральные рассуждения и вместо этого сосредоточиваются на составлении объемистых справочников и перечней слов, что постепенно привело к созданию энциклопедий существовавших знаний и доктрин. Ученость вытеснила литературу; больше не нашлось авторов, осмелившихся поставить под сомнение или изменить установившиеся религиозные трактовки. Вместо того чтобы использовать мифы в качестве литературной основы при создании эпических произведений или философской драмы, как это впоследствии сделают греки, обитатели Древней Месопотамии удовлетворились тем, чего они уже достигли.

Такой исход подытожил ход развития, при котором период обновления сменился застоем, как ранее в искусстве шумеров. Тесная связь между религиозными деятелями, с одной стороны, и художниками и писателями, с другой, возможно, объясняет прекращение процесса художественной и литературной эволюции как раз в тот период, когда, с сегодняшней точки зрения, возникли многообещающие возможности и проблемы. Не следует, однако, забывать, что при изображении богов и героев — словесными ли средствами или резцом скульптора — новизна всегда граничит с ересью. Истина заключена в древней доктрине; а подлинное благочестие требует почтительного сохранения старинных обычаев и идей. Кроме того, система школьного образования Древнего Вавилона всячески укрепляла этот священный консерватизм. Школы писцов были организованы в форме профессиональных гильдий и вскоре превратились в ревностные корпорации, оберегавшие профессиональные стандарты и профессиональные привилегии с бесстрастной строгостью. Для овладения тонкостями аккадского и шумерского языков и клинописных символов требовались долгие годы обучения, не говоря уже о математике и музыке, которые также входили в учебную программу. К 1500 г. до н. э. задача была упрощена путем подготовки серии текстов и конспектов существовавших знаний, предоставлявших будущим писцам легкий доступ ко всему объему знаний, которыми они должны были овладеть. Исключенные из канона сведения не воспринимались всерьез и вскоре предавались забвению, а все противоречия и спорные места в системе древнего знания Месопотамии затушевывались за счет мастерства составителей и авторов учебников. Система образования была направлена на то, чтобы в результате длительного обучения грамотности гарантировать формирование у каждого заканчивавшего обучение безусловно ортодоксального склада мыслей [107].

Учитывая такую организацию древневавилонской науки, вызывает еще большее удивление, что отдельные авторы нашли в своей душе вдохновение для создания величественных эпических произведений, которые существовавшая система не стала бы терпеть долго. Похоже, что обе поэмы появились за короткий период интеллектуальной и общественной оттепели, приблизительно совпавшей со временем, когда Хаммурапи распространил свою власть на древние города Шумера и Аккада. Завоеватели-амориты (амореи) в то время все еще недалеко ушли от своих кочевнических корней; их наивные религиозные представления и поведение могли вступать в противоречие с мироощущением более цивилизованных жителей Аккада и Шумера. Более того, новый расцвет Вавилона логически предполагал возвышение его бога Мардука до главенствующего над всеми другими богами страны положения. Однако такая узурпация верховенства Мардуком требовала от жрецов отступления от профессиональных принципов в части вмешательства в древние мифы и священные истории. В этом смысле они добились больших успехов, о чем красноречиво свидетельствует «Сказание о сотворении мира» — выдающийся памятник их безжалостным амбициям и радикальному благочестию.