Оккупация. Правда и мифы - Соколов Борис Вадимович (полные книги .txt) 📗
Коллега Филиппова в Белоруссии лейтенант госбезопасности Михаил Петрович Опалев отчитывался об эвакуации белорусских тюрем 3 сентября 1941 года. Картина здесь была не столь благостная, как на Украине. Из-за быстрого продвижения немецких войск по 1-й категории «эвакуировать» почти никого не удалось. Большинство заключенных разбежалось или осталось запертыми в тюрьмах. Только особо инициативные начальники успели вывести в расход «контриков»:
«Политрук тюрьмы г. Ошмяны Клименко и пом. уполномоченного Авдеев в момент бомбежки г. Ошмяны самочинно вывели из камер 30 человек з/к, обвиняемых в преступлениях к-р (контрреволюционного. — Б. С.) характера, и в подвале тюрьмы расстреляли, оставив трупы незарытыми. Остальных з/к оставили в корпусах и покинули тюрьму со всем личным составом. На второй день местные жители г. Ошмяны, узнав о расстреле з/к, пошли в тюрьму и, разбирая трупы, разыскали своих родственников…
Во время эвакуации з/к из тюрьмы г. Глубокое (двигались пешим строем) з/к поляки подняли крики: «Да здравствует Гитлер!» Нач. тюрьмы Приемышев, доведя их до леса, по его заявлению, расстрелял до 600 человек. По распоряжению военного прокурора войск НКВД Приемышев в г. Витебске был арестован. По делу производилось расследование, материалы которого были переданы члену Военного совета Центрального фронта — секретарю ЦК КЩб) Белоруссии тов. Пономаренко. Т. Пономаренко действия Приемышева признал правильными, освободил его из-под стражи в день занятия Витебска немцами. Где Приемышев в данное время — неизвестно, никто его не видал».
Чем же, спрашивается, Филиппов и Клименко, Авдеев и Приемышев отличаются от начальников айнзатцгрупп Отто Олендорфа, Карла Егера, Курта Готтберга и других участников «окончательного решения еврейского вопроса», после войны привлеченных к ответственности за преступления против человечности, приговоренных к смертной казни или покончивших с собой? Разве лишь тем, что благополучно почили в своих постелях или погибли в бою почетной солдатской смертью. Хотя были среди палачей и совестливые. После разгрузки по 1-й категории тюрьмы города Самбор надзиратель Либман покончил с собой.
Кстати, судя по рапортам, евреи среди палачей НКВД отнюдь не преобладали. Но на еврейский народ, как водится, списали всю вину за советские преступления. Это облегчало задачу рекрутировать добровольцев для расправ в Бабьем Яру и каунасском Девятом форте. Эти места массовых казней стали символами геноцида против евреев начиная с осени 1941 года. В овраге Бабий Яр было уничтожено более 70 тысяч евреев, в том числе 34 тысячи — 29–30 сентября 1941 года, в Девятом форте Каунаса — свыше 18 тысяч, в том числе 9 тысяч — 29 октября 1941 года. В расстрелах в Бабьем Яру активно участвовали полицейские из Западной Украины, а в Девятом форте — литовские «партизаны», бойцы местных отрядов самообороны.
О холокосте опубликованы десятки тысяч леденящих душу документов. Мне хочется познакомить читателей еще с одним — не публиковавшимися ранее зарисовками из жизни минского гетто. Они показывают, как причудливо могли переплетаться в душе людей бесчеловечность со своего рода гуманизмом.
Вот что рассказали о трагедии гетто чудом вырвавшиеся из него Ента Пейсаховна Майзлес и Фрида I Шлемовна Гурвич в беседе с руководством партизанской бригады «дяди Васи» 29 октября 1942 года: «В Минск регулярные немецкие войска вошли 28 июня. Ни пехоты, ни конницы, ничего не было видно, а, видимо, вошли только мехчасти.
Первыми шагами немцев в городе были следующие:
Обращение к белорусскому народу на трех языках: на русском, белорусском и немецком. Немцы говорили, что они пришли освободить белорусский народ от большевиков и чтобы докладывали о коммунистах, и за каждую голову будут давать по 100 рублей…
Был издан приказ о регистрации всего еврейского населения… Был также издан приказ, на основании которого мужчин всех национальностей забрали в лагерь. Мужчин было десятки тысяч. Дело в том, что военкоматы не успели провести мобилизацию по городу, поэтому остались неотмобилизованными много мужчин. Лагерь был в 8 км от города — в Дроздах. И здесь всех мужчин разделили по национальностям. В ту организацию, где я, Майзлес, работала до войны, входило геологоуправление, где у меня был инженер, которого немцы выпустили, и он мне сказал, что евреев из лагеря не выпустят. Сам он русский…
Через некоторое время из лагерей начали выпускать людей домой, а всех евреев отвели в тюрьму, то по заранее заготовленному списку 90 человек отобрали и расстреляли, а остальных систематически избивали как на прогулках, так и в тюрьме.
Специалистов в количестве 400 с лишним человек из лагерей куда-то отправили. Среди них были: инженеры, студенты, бухгалтера и т. д.
В связи с тем что находившимся в лагере в Дроздах кушать не давали, даже не давали воды, некоторые жители г. Минска приносили своим родственникам в лагеря продукты. Уголовники, выпущенные из тюрьмы и находившиеся в это время в лагере, и другие элементы набрасывались на эти продукты, и получалась внутренняя междоусобица между находящимися в лагерях».
25 июля 1941 года в Минске было образовано гетто. Майзлес и Гурвич с ужасом вспоминали:
«Лицам, находившимся в гетто, было запрещено вступать в брак. Имел место факт, когда один инженер радиозавода, еврей, женился. За это он был публично расстрелян вместе с женой.
На радиозаводе имел место расстрел 8—10 евреев якобы за то, что они не носили предусмотренных законом желтых лат.
У евреев, привезенных с территории Германии в Минск, была на правой стороне (спереди) нашита желтая шестиконечная звезда с надписью в середине звезды «юде».
Немцы начали проводить в Минске стерилизацию. В частности, нам известно, по рассказам бывшего старшего следователя полиции Вальтера Ганса, что им лично были выданы два документа на стерилизацию двух женщин-евреек, которые были замужем за русскими. Когда мужья их русские подали ходатайство об оставлении их вне пределов гетто, то перед ними был поставлен вопрос о даче согласия на стерилизацию. Они согласились, и стерилизация была проведена. Причем одна из них была в возрасте 23 лет…
Весь октябрь месяц, до 6 ноября, было тихо. Гетто снабжалось хлебом через управы, разрешали обмен вещей на продукты. Население из деревень приходило к нам на рынки с продуктами, но потом немцы запретили обмен и по дороге на рынок отбирали продукты.
В первое время немцы даже создавали видимость внимательного отношения к гетто. Снабжали гетто хлебом через управы.
В гетто были созданы учреждения медицины, детские больницы и отпускали для больниц продукты. Работали здесь еврейские врачи. Для детей даже отпускали дополнительное питание. Неработающим пайки не отпускали (в лагере на Широкой улице для евреев были организованы рабочие батальоны, и трудившиеся там получали по 200 г хлеба в день. — Б. С.). Детям через детскую амбулаторию отпускали молоко».
Во второй половине августа 1941-го в гетто прошли облавы, в ходе которых забрали около 15 тысяч мужчин старше 15 лет. Их судьба неизвестна, возможно, этих несчастных намеревались использовать на каких-то работах, но почти наверняка в конце концов расстреляли.
Первый большой погром произошел в минском гетто 7 ноября 1941 года. Гурвич и Майзлес навсегда запомнили это время ужаса и скорби:
«Очевидно, у них был план, сколько подлежит уничтожению в этот день. Тех, кого оставляли во дворе хлебозавода как резерв, ставили на колени лицом к домам с заложенными руками за голову… Увезли на машинах около 14 000 человек за город, где заранее были приготовлены ямы. Стреляли в толпу, кто раненый, а кто убитый, а кто живыми сами бросались в яму, и вечером некоторые вылезали из ям и приходили обратно. Особенно приходили обратно дети. Уйти можно было только в гетто, так как население города в дома не пускало, а некоторые даже выдавали евреев.
Резерв же собрали во дворе хлебозавода, после двух часов дня отпустили по домам.
Первыми помощниками у немецких оккупантов были немцы Поволжья — жители Минска. Они помогали немцам различать, кто еврей, а кто — нет».
