Крестовый поход на Восток. «Жертвы» Второй мировой - Мухин Юрий Игнатьевич (читать книги без сокращений TXT) 📗
…Оккупация и большевизация Советским правительством территории Восточной Европы и Балкан, переданных Советскому Союзу правительством рейха в Москве в качестве сферы влияния, полностью ПРОТИВОРЕЧАТ МОСКОВСКИМ ДОГОВОРЕННОСТЯМ» [126].
Обращаю внимание, что текст данной ноты использован немцами как оправдание своей агрессии против СССР. Поэтому если бы в немецких доводах было что-то, что противоречило смыслу или букве протокола, СССР мог бы использовать это для контрпропаганды, и немцы это понимали. Но немцы рассекретили секретный протокол и не боялись, что их уличат во лжи. Единственная ложь – они привели постфактум в качестве договоренности свое разрешение на занятие «находящихся в состоянии разложения областей бывшего польского государства» Но и здесь подстраховались, сообщив, что это устная договоренность.
Что же получается? Сегодня все вопят, что «пакт Молотова-Риббентропа» – это сговор о разделе мира и оккупации суверенных стран, но из текста этого договора и из его трактовки немцами следует, что не только ни о какой оккупации, но даже о занятии части территории (как в случае с Финляндией) или о военных базах и речи не шло. Речь шла о запрещении ввода войск договаривающихся сторон в сферу своих интересов (случай с Литвой) и, это важно отметить, речь шла только о запрещении пропаганды в сфере своих интересов и о преимуществах в торговле. В связи с этим снова возникает небольшой вопрос: если опубликованный «секретный протокол» не фальшивка, почему в нем нет того, о чем говорит Гитлер в ноте?
Начиная войну с Польшей, даже немцы под сферой своих интересов совершенно не предполагали ликвидацию Польши как государства. Речь шла об отъеме присоединенных к Польше немецких территорий и о создании в Польше вассального правительства. Это нет необходимости доказывать, поскольку данный факт признают и враги России. Главная причина: и Гитлер, и правительство Германии сумасшедшими не были и войны боялись. Ведь даже исключив СССР, они должны были драться с двумя огромными державами и Польшей, которая им отнюдь не казалась слабой сама по себе. Какие оговорки ни делай, но в 1920 г. Польша победила РСФСР, а это и немцам оптимизма не прибавляло. Кроме этого, Польша начала мобилизацию с весны, и немцы не имели права пренебрегать ее военной силой. (То, как реально протекала война, немцам и в голову не могло прийти.)
Немцы, высоко ценя свою армию и ее основу – пехоту, не были уверены в их боевом духе, поскольку война с Польшей была первой и армия Германии еще не приобрела ни профессионального опыта, ни моральной уверенности. По мобилизации была сформирована 51 дивизия, в которых кадрового состава было по 5% [127]. И в этой оценке своей армии немцы не ошибались. Уже после победы над Польшей немецкий генерал фон Бок докладывал в Генштабе сухопутных войск свои впечатления от немецких войск: «Той пехоты, которая была в 1914 году, мы даже приблизительно не имеем. У солдат нет наступательного порыва и не хватает инициативы. Все базируется на командном составе, а отсюда – потери в офицерах. Пулеметы на переднем крае молчат, так как пулеметчики боятся себя обнаружить» [128].
Главнокомандующий сухопутными войсками Германии фельдмаршал Браухич не был доволен войсками и спустя полтора месяца после победы. 5 ноября он в присутствии Гитлера высказал свое суждение о них:
«1. Пехота показала себя в польской войне безразличной и лишенной боевого наступательного духа; ей не хватало именно боевой подготовки и владения наступательной тактикой, так же и ввиду недостаточного умения младших командиров.
2. Дисциплина, к сожалению, очень упала: в настоящее время царит такая же ситуация, как в 1917 г.; это проявилось в алкогольных эксцессах и в распущенном поведении при перебросках по железным дорогам, на вокзалах и т. п. У него имеются донесения об этом, в том числе и военных комендантов железнодорожных станций, а также ряд судебных дел с приговорами за тяжкие дисциплинарные проступки. Армия нуждается в интенсивном воспитательно-боевом обучении, прежде чем она сможет быть двинута против отдохнувшего и хорошо подготовленного противника на Западе» [129].
Гитлер слабость своей армии знал, поэтому даже за три дня до войны, 28 августа 1939 г., он, собрав боссов партии, министров и депутатов рейхстага, сказал, что минимальные требования от Польши: «Данцинг, решения вопроса о коридоре» – т. е. минимум, позволяющий Германии сохранить лицо. А максимальные требования – «В зависимости от складывающейся обстановки», т. е. от того, каковы будут успехи в боях. Но он закончил: «Война очень тяжелая, возможно безнадежная. Но пока я жив, о капитуляции не будет и речи» [130]. Сами понимаете, начинать войну с мыслями о капитуляции не просто.
Поэтому, когда 7 сентября поляки предложили немцам перемирие (а их армия уже храбро удирала от немцев на всех фронтах), то и тогда вопрос о ликвидации Польши или о передаче СССР западных областей Украины и Белоруссии и близко не стоял. Гальдер записал в дневнике: «Поляки предлагают начать переговоры. Мы к ним готовы на следующих условиях: разрыв Польши с Англией и Францией; остаток Польши будет сохранен; районы от Нарева с Варшавой – Польше; промышленный район – нам; Краков – Польше; северная окраина Бескидов – нам; области (Западной) Украины – самостоятельны» [131].
Как видите, хотя Западная Украина находилась в сфере интересов СССР, Гитлер даже 7 сентября намечал ее к самостоятельности, нимало не беспокоясь, что СССР за это денонсирует договор о ненападении. А это доказывает, что протокол к пакту занятие Советским Союзом этих территорий не предусматривал, и у СССР не было поводов для претензий к Германии. Немцы даже к 7 сентября не предполагали ликвидацию Польши. И хотя они уже заняли Краков, но собирались его вернуть. Почему?
Потому, что их штабы пока еще полагали, что поляки бегут за линию Нарев-Висла-Сан, а преодолеть эту линию, по мнению немцев, было не просто. Фельдмаршал Манштейн, генералом участвовавший в разработке плана войны с Польшей, писал: «С другой стороны, у Польши не было недостатка в трезво мыслящих советниках. Как пишет полковник Герман Шнейдер в журнале „Милитер-виссеншафтлихе рундшау“ от 1942 года, французский генерал Вейган предложил перенести оборону за линию Неман-Бобр (Бебжа) – Нарев-Висла-Сан. Это предложение с оперативной точки зрения было единственно правильным» [132].
Сам Манштейн с Вейганом был абсолютно согласен и считал, что полякам «… не оставалось ничего иного, как с самого начала перенести оборонительные позиции на линию Бобр (Бебжа)-Нарев-Висла-Сан, а возможно, и Дунаец, и вести впереди нее бои лишь с целью выигрыша времени…» [133] Он писал, что эта линия «представляла собой сильную естественную преграду. Кроме того, бывшие русские укрепления, хотя они и устарели, служили хорошими опорными пунктами» [134]. Действительно, еще цари укрепили эту линию для защиты от немцев крепостями Вильно (Вильнюс), Гродно, Осовец, Ломжа, Остроленка, Рожаны, Пултуск, Загреж, Новогеоргиевск (Модлин), Варшава, Ивангород (Демблин).
Теперь, если вы вспомните, где еще вы читали эти названия – Нарев, Висла, Сан, – то вернетесь к протоколу к пакту о ненападении между СССР и Германией. Да, это линия сферы советских интересов по первой договоренности с Германией. А это означает, что СССР секретным протоколом защитил ту остаточную территорию, на которой могло уцелеть Польское государство при самом плохом военном исходе войны с немцами. Немцам было не только трудно преодолеть эту линию военным путем, но они и не могли пересечь эту линию без обострения отношений с СССР – это была зона его интересов.
Можно сказать, что при подписании протокола ошиблись и Сталин, и Гитлер. А можно сказать, что поляки обманули и того, и другого. Гитлер, соглашаясь со сферой влияния СССР в Польше, полагал, что немецкая армия с трудом преодолеет сопротивление поляков до рубежа Нарев-Висла-Сан, а Сталин полагал, что поляки, отступив на эту линию, либо начнут позиционную войну, в ожидании ударов французов и англичан по Германии с запада, либо заключат с немцами перемирие на этой линии.
