Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий - Давыдов Даниил Сергеевич (читаем книги TXT, FB2) 📗
Дождь разошёлся и хлестал наотмашь по лицу, промочил плечи, скопившаяся на каске вода начала ручейком стекать за шиворот. Балакин сбросил крышку на землю, заглянул в шумящий колодец, перекинул ногу и полез. Душный канализационный смрад окутал склон. Будь я один, я бы никогда не осмелился спуститься в это рокочущее жерло, но со мной были друзья, команда, и, услышав из-под земли – «свободно», тоже поспешил вниз. Первое, что бросалось в глаза, – невообразимая грязь. Ступени лесенки были в рыжеватом липком осадке, с внутренней стороны обечайки люка свисали вниз потёки, внизу, невидимый пока, клокотал и глухо выл зловонный поток. Вскоре моей спины мягко, но решительно коснулась рука товарища.
– Осторожно тут, не провались! – сквозь шум прокричал он.
Я очутился в небольшом помещении, из одной стены которого выходил обширный коллектор. Поток мутной бурлящей воды, скалясь, проносился по дну и исчезал, утробно урча, с другой стороны помещения. Я уже успел побывать в разных подземных камерах, но в канализационной оказался впервые. Мы стояли на смотровом балконе, пересечённом канавкой. Перила балкона прерывались узким проходом, запиравшимся от случайного падения в коллектор толстой и ржавой арматурой, вмонтированной в мощную петлю, а другим концом продетой в проушину. За ней с балкона, прямо в стремнину, вели увешанные туалетной бумагой и белой слизью скобы. Сверху посыпалась ржавчина, спустился Андрюха, затем Маклаков. Андрюха удивлённо озирался по сторонам. Наверное, у меня было такое же ошарашенное лицо. Ничего подобного мы прежде не видели и, как заворожённые, смотрели на беснующуюся зловонную реку. Где там тихой и спокойной Неглинке сравниться с этой стихией, тянувшей свои бесконечные щупальца по серым и мрачным канализационным коллекторам? Владимир довольно посмеивался:
– Присмирели? Вот так подземный дедушка воду мутит. Ну, что скажете?
– Это невероятно! – честно признался я. – Я и представить себе не мог такую мощь.
– Это ещё что! Когда мы проводили тут спасы, – продолжил Маклаков, – поток был такой же, если не мощнее. Один из журналистов обвязался верёвкой и полез. Не знаю, прошёл ли он хоть пару шагов или сразу уплыл. Потом его ввосьмером вытягивали, не могли вытянуть. Ну а второй умудрился ногу сломать тут.
Я посмотрел на разделившую балкон канавку, на бушующий коллектор и невольно съёжился, представив, какое самообладание нужно иметь, чтобы вот так, привязавшись к балкону, взять и спуститься в канализацию. Одного взгляда хватало, чтобы понять: пути обратно нет.
– Володь, а как же вообще работать в таких условиях? – спросил Андрюха, сдвигая на затылок каску. – Как Мосводоканал проверяет коллекторы, осматривает?
– А так. Есть специальные катамараны, которые на тросах спускают по потоку, а рабочие плывут и фиксируют повреждения. Катамараны часто переворачиваются, застревают на поворотах, а нам всё это потом разгребай, спасай людей.
– А как вы спасаете, поток же?
– Есть такое оборудование, у нас оно, правда, редкое, недоступное даже, но коллеги обещали прислать из Америки. Это промышленный степлер. Спасатель крепит им к потолку скобы, пристёгивается и висит, как Человек-паук. Пристегнулся к скобе, следующую вмонтировал. На одном ремне висит, второй перестёгивает и – так идёт по потолку.
На самом деле на катамаранах никто, конечно, по московской канализации не плавает и никогда не плавал. Есть методы телеинспекции, когда в поток опускают специальную лодку, удерживаемую тросом на лебёдке, так называемый «плавучий модуль». На нём установлены мощные фонари и видеокамера, сигнал с неё передаётся по кабелю в машину-лабораторию, расположенную на поверхности, где специалист наблюдает и фиксирует все повреждения подземного сооружения. Однако существуют в истории канализации и примеры плавсредств для людей. Их использовали, а кое-где продолжают использовать в Европе. Такие устройства применяют, например, в Париже для прочистки подземных каналов.
Во второй половине XIX века возникла необходимость полного переустройства канализационного и водопроводного хозяйства Парижа. Префект города Жорж Эжен Осман всерьёз обеспокоился ухудшающейся экологической ситуацией в столице Франции. Сена была загрязнена различными отходами и городскими стоками. Попытки привести в порядок действующее хозяйство не дали результатов, так как на тот момент коллекторы были локальными и имели многочисленные водовыпуски в разных районах города. Вся система городского водоотведения нуждалась в масштабной реконструкции. Талантливый инженер-гидротехник Эжен Бельгран разработал проект общих технических тоннелей-коллекторов, где предусматривались лотки для отведения канализационных и дождевых стоков, водопроводные трубы, а также запас диаметра для дополнительных коммуникаций – газовых магистралей, силовых и телефонных кабелей и трубопроводов сжатого воздуха. Кажется невероятным, но в Париже второй половины XIX века сжатый воздух был важнейшей частью технической инфрастуктуры города. С его помощью работали лифты, станки и прессы на предприятиях и заводах, функционировали насосы, крутились бормашинки у дантистов, а динамо-машины вырабатывали электроэнергию. Можно сказать, что именно сжатый воздух заменял в то время горожанам привычное сегодня электричество. Сеть тоннелей под Парижем росла, достигнув к началу XX века протяжённости почти в тысячу километров. Под каждой улицей был устроен коммуникационный коллектор. Большим преимуществом этой модернизации стала очистка загрязнённых вод с последующим водовыпуском в Сену ниже города. Для бесперебойной работы подземного хозяйства набрали колоссальный штат сотрудников, следящих в том числе и за тем, чтобы в самотёчных лотках не образовывались засоры. Скапливание осадка всегда характерно для участков с незначительным уклоном, на которых скорость течения снижается, а в результате посторонние предметы и сыпучие вещества, попадающие в коллекторы вместе с дождевой водой, способны замыть и засорить лоток. Именно для таких потенциально опасных мест парижской подземки и были придуманы плоты, совпадающие по ширине с канализационным лотком. Плот опускается на тросах в канаву для тока воды, после чего целая бригада забирается на него и, усиливая таким образом нагрузку, проплывает на плоту участок, где начал образовываться засор. Затем плот можно вытянуть при помощи лебёдки выше по течению и при необходимости повторить процедуру ещё раз. Кроме специальных плотов, одним из самых популярных инструментов французских канализационных рабочих остаётся лопата, которой счищают осадок со стенок лотка.
Спустя много лет после получения моего первого опыта по погружению в различные подземелья родного города мне довелось побывать в системах разных городов и даже стран. Многолетней мечтой всё это время оставалась для меня и канализация Парижа. Поначалу я вовсе не собирался спускаться в неё самостоятельно, но получилось именно так.
В Париже существует замечательный и уникальный по-своему музей, расположенный прямо в канализационной камере, в которую сходятся сразу три коллектора – три подземные улицы, с трубами, кабелями, коммуникациями и лотками для тока нечистот. За несколько евро в кассе можно приобрести билет и в чистой одежде по лесенке спуститься в огромное помещение на набережной Сены для знакомства с детищем инженера Бельграна. Очутившись в Париже, я первым делом отправился именно в этот музей. Но каково было моё разочарование, когда выяснилось, что музей закрыт на реконструкцию и в ближайшее время, по крайней мере во время моего пребывания во Франции, уж точно не возобновит свою работу. Вечером я пожаловался на неудачу русскоязычной подруге – диггеру, или, как их называют там, «катафилу», то есть исследователю катакомб. «Не расстраивайся, – ответила она. – У меня на телефоне есть инженерная схема парижских коллекторов. Мы без труда попадём в музей через канализацию, раз у тебя такая мечта.»
Следующим вечером мы встретились с ней недалеко от музея парижской канализации и, изучив более подробно схему, отправились на соседнюю улицу. Парижские крышки колодцев оказались вовсе не такими, как московские. Они почти в два раза больше, с прорезью для специального ключа, который отодвигает щеколду, расположенную с обратной стороны крышки. Стоит ли говорить, что такой ключ тоже оказался у моей подруги. Время близилось к одиннадцати вечера. Улицы пустели, а вдоль припаркованных автомобилей, между тротуаром и зоной парковки, тянулся неширокий газон с высаженными рядком деревьями и видневшимися между ними люками. В первом колодце не оказалось лесенки, и нам пришлось его закрыть, зато во втором колодце лестница была. Со дна шёл совершенно сухой обетонированный коридорчик, уводивший под проезжую часть. На стенах были трубы, свисала паутина, и в целом возникало ощущение какой-то бесхозности, заброшенности, хотя это были самые что ни на есть действующие коммуникации. Форма коридора тоже оказалась причудливой, я бы сравнил её с замочной скважиной, сужающейся книзу и широкой сверху. Преодолев несколько десятков метров, мы вышли в перпендикулярный широкий канал-коллектор. Полукруглый, с возможностью прохода по бокам и достаточно глубоким лотком, по которому в сторону Сены бежал мощный поток сточной воды. Нет, там не было такого удушливого концентрированного запаха, как в московской канализации, но высокая влажность и зловоние всё же присутствовали. А ещё я сразу же заметил тараканов, неспешно и деловито расползавшихся в разные стороны от света наших фонариков. Мы вышли в музей, даже не промочив ног. Впопыхах осмотрели экспозицию и поспешили ретироваться обратно в коллектор. Была ли в музее установлена сигнализация – мы, конечно, не знали, но встречи с французской полицией всеми силами постарались избежать.
