Как бороться с «агентами влияния» - Бобков Филипп Денисович (читать книги полностью .txt) 📗
В 1990-х годах энтэсовцы стали выглядеть героями, до сих пор во многих кругах России им оказывается почет и уважение… Но для того, чтобы составить о них подробное представление, стоит прочитать убедительные свидетельства бывших активистов этого движения – Черизова, Брунста и других. Они приводят секретные протоколы совместных заседаний английской и американской разведок, из которых видно, что с определенного момента англичане прекратили финансирование НТС. Его содержание полностью взяли на себя США. Словно какой-то инвентарь, одна разведка передала другой эту организацию, руководству НТС было лишь объявлено о смене хозяина… Дело в том, что англичане хотели иметь от НТС за свои деньги побольше «невозвращенцев». ЦРУ не разделяло этой позиции, оно считало, что агентам надо платить за любую антисоветскую акцию, какой бы она не была: пропагандистской, провокационной, шпионской или любой другой.
Можно привести немало документов, раскрывающих деятельность американских и английских спецслужб, но сегодня их уже вполне достаточно обнародовано. В откровенности инструкциям американских спецслужб для своих адептов на территории СССР не откажешь, там, к примеру, говорилось: «Каждому социальному бунту или недовольству необходимо немедленно придавать национальный характер. Национально-политические цели должны быть доминирующими мотивами, даже если первопричина была не в этом…».
* * *
Именно на период хрущевского правления приходится самая интенсивная фаза холодной войны, массированная атака со всех возможных точек прицела. 17 июля 1959 года сенатом и палатой представителей США в конгрессе был принят закон об освобождении порабощенных наций (Public Law 86–90). Он был одобрен и утвержден президентом Эйзенхауэром, и это уже был не зондирующий нажим на советское руководство. Закон показывал высокую степень активной, открытой войны.
В предисловии к моей книге приводились расширенные цитаты этого закона, напомню, что СССР там назван «обширной империей», представляющей собой зловещую угрозу «цитадели человеческой свободы» в лице, конечно же, США. Именно в слове «обширная» и спрятан смысл вечного зова многих держав воевать с Россией, превратить ее в мелкие кусочки. Этот закон создал правовую базу для вмешательства Америки во внутренние дела Советского Союза. И этот закон, второе название которого, напомню, в самой Америке звучит как «Закон о расчленении России», жив до сих пор и позволяет вмешиваться США теперь уже во внутренние дела как России, так и отдельных, получивших в 1991 году независимость государств – бывших республик СССР, а также и всего Содружества (СНГ) в целом…
Активность холодной войны при Хрущеве легко объяснима тремя причинами: во-первых, неожиданность удара по сталинскому времени привела к растерянности внутри самого СССР, к началу расслоения советского общества. Во-вторых, непродуманность концепции развития страны привела к шараханью даже в таком вопросе, как дальнейшие оценки Сталина (то он злодей, то «мы его в обиду не дадим»). В-третьих, оказались несостоятельными все попытки Хрущева наладить экономику – весь его десятилетний период пребывания у власти сопровождался непоследовательными, подчас взаимоисключающими решениями. Потому иностранные разведки легко находили в СССР недовольных, обиженных людей, способных сознательно, а зачастую по недомыслию сотрудничать с центрами психологической войны.
Позже, уже при Брежневе, западные спецслужбы вбросили в страну название для таких людей – «диссиденты». И это было не случайно – надо было найти красивую форму, маску, под которой можно было бы скрыть мотивы, а чаще цели тех, кто выступал в СССР против существовавшего конституционного строя, кто встал на путь сотрудничества с западными центрами холодной войны. Даже ненавидевшие страну «наниматели» таких людей не скрывали презрительного к ним отношения, достаточно еще раз обратиться к цитате одного из таких специалистов-идеологов Алена фон Шарка, который достаточно цинично обнажал ситуацию: «Если государство Советский Союз предпримет какие-либо шаги против подобного рода отщепенцев (так именует автор диссидентов, действующих против строя своей страны. – Авт.), необходимо как можно шире афишировать эти меры как несправедливые, чтобы вызвать, с одной стороны, сочувствие к ним, к отщепенцам, а с другой – недовольство коммунистической системой».
Уже не раз в интервью и в книгах приходилось мне и многим моим коллегам объяснять действительное значение этого слова – «диссидент», но по-прежнему то здесь, то там (не так, правда, часто, как это было в 90-х) говорится с некоторым придыханием о том, что вот этот или тот человек в советские годы был диссидентом – так, будто диссидент «звучит гордо». Это было очень хитро придумано – вбросить такое слово в СССР, потому что словом «диссидент» стали называть всех несогласных с чем-либо и всех инакомыслящих. Но с последними-то как раз КГБ никогда не боролся, такой терминологии в документах, в частности 5-го управления, которым я руководил, не существовало. Инакомыслием мы не занимались. Мы были против тех, кто практическим действием посягал на конституционный строй СССР. Поэтому в органах КГБ всегда избегали этого слова, дабы не углублять изобретенную западными спецслужбами подмену понятий. Однажды все-таки ошибся Андропов, читая доклад, но после этого установленному порядку не изменяли ни разу. Инакомыслящих от диссидентов необходимо категорически отделить, против первых не возбуждалось уголовных дел, так как они не вели противозаконных действий…
Под маской инакомыслящих диссиденты верно служили целям холодной войны. Эти цели они формулировали как бы сами, но на самом деле выполняли то, что настойчиво внедрялось западными спецслужбами и различного рода антисоветскими центрами.
* * *
По сути, подменой понятий спецслужбам Запада удалось защитить диссидентов, поднимая шум по поводу преследования инакомыслящих. Истоки этого движения в том периоде, который с легкой руки Эренбурга принято называть «оттепелью». Речь, опять же, идет о так называемом процессе демократизации, начавшемся после ХХ съезда партии. Демократизация – это очень здоровый процесс, если речь идет о большей гласности, гражданских свободах, но руководители нашего государства под этим словом спрятали всю неясную для них самих внутреннюю политику. Этот процесс как вышел в те годы из-под контроля, так и продолжает развиваться до сих пор.
Как уже было сказано, после ХХ съезда в рядах самой партии не было никакого понимания событий. Часть коммунистов сказали бы «да» кому угодно. Они и подчинились Хрущеву в силу партийной дисциплины. Это честные люди, но инертные и послушные, неспособные к действиям, к выражению собственного мнения. Вторая часть была «против», но делала это молчаливо, ушла в глухую оборону. Но появилась и третья часть, коммунисты, которые не только пошли с Хрущевым, но и забежали вперед: они рьяно требовали идти дальше по пути разоблачений, выражая недоверие членам Политбюро, которые работали когда-то со Сталиным и оставались и теперь в его составе. И вот это было, как выяснилось, испытание, к которому никто не был готов. Хрущев принимал решения одно импульсивнее другого, что свидетельствовало о его глубочайшей растерянности. Ему хотелось дозированных разоблачений, в Президиуме ЦК еще оставались Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов… И начались внутрипартийные репрессии. Неуверенность и растерянность Хрущева стоила партийных билетов генералу Григоренко и физику Орлову. Оба встали впоследствии во главе группы диссидентов.
Также базу будущих диссидентов составили те, кто скрывал свое недовольство советской властью и вдруг подумал: «Пришло время!». Под их влияние попало некоторое число молодых людей, с подростковой протестностью и романтическим нигилизмом. Но постепенно так складывалась уже не оппозиция режиму, а группы, готовые к борьбе с существующим строем. Первое антисоветское выступление (массовое распространение в Москве листовок против коммунизма) относится к лету 1957 года. Группа, установившая связь с редколлегией польской ревизионистской газеты «Попросту» и возглавляемая аспирантом МГУ Краснопевцевым, была достаточно большой, активно готовила выступление против власти. У них была примитивная содержательная основа, но в 1957 году это все-таки было впервые. И были первые серьезные репрессивные меры после ХХ съезда, которые, конечно же, вошли в резкий диссонанс с заявлениями Хрущева о том, что в стране больше нет политических репрессий и заключенных. Возникло противоречие: если человек выступает против власти, то как разделить, когда он преступник, а когда «политический заключенный»? А ведь через какое-то время к категории последних отнесли шпионов и террористов.
