Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович (читать полную версию книги txt, fb2) 📗
Адмирала Ралля поддержали несколько офицеров штаба флота при сочувственном молчании адмирала Пантелеева. Они пытались доказать командующему, что при таком слабом тральном обеспечении и острой нехватке времени даже для проведения предварительного траления, чистым безумием было бы прорываться Центральным фарватером при наличии свободного от мин южного пути.
Адмирал Трибуц, слушавший эти разговоры с мрачным видом, периодически демонстративно поглядывая на часы, в конце концов поднялся с места и приказал «эту теоретическую конференцию» прекратить.
Если командование закрыло Южный фарватер, значит на это были достаточно веские причины, которые, возможно, нам даже не известны. Приказ отдан совершенно ясно и нечего тратить время на его обсуждение. Тем более, что времени уже фактически нет. Прежде чем покинуть Таллинн, необходимо провести такой гигантский объем работ, на который в мирное время потребовалось бы месяца два. А сейчас, напомнил командующий, у нас, возможно, не будет и полных суток. Он попросил более не терять время на «общие рассуждения», а говорить конкретно и по существу.
Генерал Николаев был достаточно краток. Далее удерживать фронт нет уже никакой возможности. Но если начать сейчас отвод войск к гаваням, противник ворвется в город на их плечах. Целесообразно сегодня вечером провести серию контратак, особенно в направлении Пириты, откуда противник может самым коротким путем прорваться к порту. Однако резервов уже никаких нет.
— Резервы найдём,— пообещал Трибуц.
Капитан 2-го ранга Антонов, назначенный командовать 2-м конвоем, обратил внимание на недостаточное прикрытие конвоев от нападения надводных кораблей и подводных лодок противника. Нельзя ли несколько эсминцев перевести в непосредственное охранение? А то получается, что боевые корабли прикрывают сами себя, а транспорты идут под прикрытием вспомогательных сторожевиков и катеров. А на переходе вполне вероятным может стать нападение миноносцев и торпедных катеров, как немецких, так и финских, не говоря уже о подводных лодках. Командующий в связи с этим поинтересовался: прибыли ли в Таллинн эсминцы «Суровый» и «Артём»?
Пантелеев ответил, что их приход ожидается сегодня вечером или ночью. Они задержались, так как обстреливали по пути скопление немецких войск в разных населенных пунктах вдоль побережья.
Командующий попросил Пантелеева подумать: может быть удастся выделить в непосредственное охранение конвоев два-три эсминца, чтобы отгонять от транспортов торпедные катера и подводные лодки.
Много раз порывавшийся взять слово капитан 1-го ранга Египко наконец его получил. Из выступления начальника штаба флота герой-подводник с недоумением отметил, что все подводные лодки распределены по конвоям и должны будут следовать в надводном положении среди транспортов и эсминцев. Это казалось ему настолько диким, что он на какое-то время позволил эмоциям вырваться наружу.
— Товарищ командующий! — почти закричал он. — Мы же с вами договаривались, что лодки будут заранее развернуты в завесах для прикрытия сил флота и транспортов! Где это видано, чтобы подводные лодки шли в конвоях?! Если авиация налетит, что от них останется?!
— Товарищ Египко, — прервал его командующий, — в армии не договариваются, а выполняют полученные приказания! Ваши лодки самостоятельно не дойдут до Кронштадта. Все подорвутся на минах.
— Как это не дойдут! — возмутился Египко. — Всегда доходили, а сейчас не дойдут? Мины что, только сегодня появились на фарватерах? Мы уже два месяца между мин ходим!
Он посмотрел на капитана 1-го ранга Трипольского, но тот молчал, опустив глаза.
Обстановку разрядил адмирал Пантелеев, который заметил, что пару-другую лодок действительно неплохо бы послать в прикрытие, чтобы застраховаться от неожиданного появления крупных надводных кораблей противника. Хотя данных, что немецкие крейсера готовятся помешать эвакуации Таллинна пока нет, но кто его знает что им взбредет в голову в последний момент.
— Хорошо, — согласился командующий, обращаясь к Египко, — согласуйте этот вопрос с начальником штаба. Но не больше двух-трёх лодок. Шхерные фарватеры закрыты, южный — закрыт. Возвращаться в одиночку будет очень тяжело.
Неожиданно для присутствующих слово взял Уполномоченный ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР Владимир Бочкарёв. Его хорошо знало все командование флотом и побаивалось. Бочкарёв был очень известной личностью, которую вполне можно было назвать отцом-основателем Эстонской Советской Социалистической Республики. Занимая в свое время пост советского полпреда в Таллинне, Бочкарёв вместе с двумя авантюристами из Коминтерна Карлом Сяре и Михаилом Россом фактически организовал в Эстонии прокремлёвский государственный переворот. В результате этого переворота Эстония лишилась независимости, а Бочкарёв стал своего рода её наместником, «умиротворяя» Прибалтику вместе с Вышинским и Деканозовым.
Подручные Бочкарёва — Сяре и Росс вкупе с Лауристином, с энтузиазмом стали приводить Эстонию в «социалистический» вид, проводя массовые аресты, расстрелы и депортации. То, что они в итоге своей кипучей деятельности сбегут к немцам, Бочкарёв не мог себе представить и в кошмарном сне. Однако, именно так и произошло, и Бочкарёв справедливо предполагал, что на «большой земле», когда он туда доберется, его ждут крупные неприятности.
В Наркомат Иностранных Дел, который был филиалом НКВД, Бочкарёв попал из ЦК ВЛКСМ, то есть из другого филиала НКВД, и хорошо знал советскую политическую логику. Переход к противнику Сяре и Росса будет воспринят однозначно — из преступной группы предателей двое сбежали, а двое просто не успели. Не успели он и, скажем, Лауристин. Правда, с началом войны, повинуясь острому инстинкту, который позволил ему пережить две смертельные чистки в ЦК комсомола и одну в Наркомате Иностранных Дел, Бочкарёв ещё в июле направил в Москву несколько предупреждений о ненадежности руководителей компартии Эстонии, осторожно намекая на то, что оба являются гитлеровскими агентами. Однако из Москвы не последовало никакой реакции на эти предупреждения, а сейчас, когда его дружки сбежали к противнику, он и сам оказался в весьма дурацком положении. И даже ожидал ареста прямо в Таллинне. Тем более что аресты, особенно в последние недели, шли масштабно и круглосуточно. Проводились они по особым спискам, присланным из Москвы, которая была озабочена тем, чтобы в руки немцев не попали ещё уцелевшие представители политических, военных и интеллигентных кругов «буржуазной» Эстонии. Подавляющую часть предполагалось ликвидировать на месте, но кое-кого Москва требовала вывезти на предмет дачи показаний. Например, героя войны за независимость Эстонии, трижды кавалера «Креста Свободы», бывшего начальника генерального штаба Эстонской республики генерал-лейтенанта Реека. [7]
Бочкарёв нисколько бы не удивился, если бы и его фамилия оказалась в этих списках, тем более что его отношения с Наркомом внутренних дел Куммом были весьма прохладными, и что Кумм по своим каналам докладывал в Москву, можно было только гадать. [8]
Теперь, когда уход из Таллинна стал фактом, необходимо было вывезти из столицы Эстонии массу секретнейших документов, касавшихся главным образом предвоенной деятельности различных советских ведомств, готовившихся к осуществлению сталинской мечты об освободительном походе в Европу. Нападение Гитлера несколько отодвинуло эту мечту по времени, но все политические разработки никак не могли попасть в руки немцев. Их надлежало вывезти, хотя за последние два года их накопилось не менее кубического километра.
— Товарищ Трибуц, — туманно начал Уполномоченный ЦК и Совнаркома,— вы продумали план эвакуации партийно-государственного актива Эстонии?
— Приглашаю всех на крейсер «Киров», — ответил командующий. — Там места хватит на всех.
Но как раз на крейсере «Киров» никому из «партийно-государственного» актива уходить не хотелось. Всем было ясно, что немцы приложат все усилия, чтобы утопить именно крейсер «Киров», чья громада подобно граниту будет притягивать к себе все бомбы, торпеды и мины противника. Хотелось чего-нибудь понезаметней и побыстроходнее. Идеалом можно было считать эскадренный миноносец.
