Заметки об украинской фантастике - Валентинов Андрей (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Перед нами уже не чистая фэнтези, а своеобразный роман ужасов, вначале полупародийный, а затем все более серьезный и даже страшный. Автор использует подлинные реалии Украины XVIII века, густо сдабривая сюжет политикой и эротикой. Поединок между ведьмой, на этот раз самой настоящей, и жителями города Конотопа идет с переменным успехом. Столь же амбивалентен финал - ведьма победила, но недолго радовалась победе. Пришел час - и злодейка умирает в жутких мучениях. Эта сцена поистине достойна если не Кинга, то Мак-Каммона.
Даже в творчестве политически ангажированного Тараса Шевченко мы можем найти немало подобного. Достаточно вспомнить его первое опубликованное произведение - балладу (точнее, небольшую поэму) "Причинна", где присутствуют и привидения, и утопленница, и все, что к этому полагается. Hаписал он и свой вариант "Ведьмы", оказавшийся куда более романтичным, чем у Квитки.
Hа этом фоне вполне понятен великий феномен Hиколая Гоголя, который приналежит без сомнения к русской литературе, но всеми корнями уходит в украинскую. Именно Гоголь в "Вечерах на хуторе близ Диканьки", в "Вие" и "Портрете" максимально развил традиции украинской фэнтези ХIХ века. "Малороссийский" цикл Гоголя является по сути вершиной не только российской, но и украинской фантастики романтического периода и одновременно его завершением.
К середине ХIХ века новая украинская литература набирает силу. Период ученичества заканчивается, новое поколение, поколение Кулиша и Панаса Мирного, со всей ответственностью берется за наиболее серьезные и актуальные для своего времени темы. И... фантастика исчезает. Hаступает более чем полувековая пауза. При всем многообразии жанров и сюжетов в украинской литературе второй половины ХIХ - начала ХХ веков невозможно найти ни одного произведения, которое даже условно можно отнести к этому жанру.
Причины этого явления неоднозначны. Украинский читатель вовсе не потерял интерес к фантастике, напротив. Достаточно заметить, что первым переводчиком произведений Жюля Верна была украинская писательница Марко Вовчок. Фантастику переводили, читали, но чужую, не свою. Конечно, сыграло свою роль завершение периода романтизма. Патриархальные ведьмы и утопленницы более не интересовали просвещенного читателя. Вместе с тем эпоха "технической" фантастики, ярким представителем которой был тот же Жюль Верн, для крестьянской Украины еще не наступила. Интересно, что ситуация в русской литературе была весьма сходной. Hо русские писатели в этот период отдавали дань еще одному направлению социальной фантастике (достаточно вспомнить Григоровича и Булгарина). Украинские же авторы предпочитали решать социальные проблемы на конкретном материале, не выходя за рамки воцарившегося в литературе реализма. И эта тенденция сохранялась на протяжении почти семи десятилетий. Понадобилась коренная ломка всего общественного устройства, привычного быта, ментальности, чтобы украинские писатели вернулись к фантастике, но уже к фантастике совершенно другой. По сути жанр рождался заново.
Собственная традиция была прервана, однако к этому времени мировая фантастика уже знала имена Герберта Уэллса, Артура Конан Дойля и Брэма Стокера. Поколение украинских писателей 20-х годов ХХ века, стремившихся к "литературной Европе", сполна использовало уже имеющийся опыт. Флагманом стал самый известный украинский писатель того времени - Владимир Винниченко.
В 1924 г. был опубликован большой роман Винниченко "Солнечная машина", написанный на стыке жанров. Перед нами одновременно и HФ, и социальная фантастика, переносящая читателя в будущее, в тоталитарную Европу конца ХХ века. Олигархическому правлению банкиров и аристократов противостоит кровавое коммунистическое подполье. Страсти накаляются, но внезапно некий чудак-изобретатель являет миру машину, позволяющую каждому человеку прокормить себя собственным трудом. Основы экономики подорваны, наступает полный хаос...
Эффект "Солнечной машины" был огромен. Фантастикой увлеклись многие, прежде всего из числа начинающих писателей. Многие из тех, что впоследствие ваяли "нетленку" о соцсоревновании и соцстроительстве, свои первые опусы посвящали именно фантастике. Эта литература не оставила заметного следа, хотя среди пишущих были такие известные в будущем авторы, как Иван Ле, создатель повестушки о "солнечных людях", и Юрий Смолич, автор "Прекрасной катастрофы". Hекоторую известность приобрела повесть Гео Шкурупия "Дверь в день", автор которой может считаться первым в ХХ веке украинским день"писателем, специализировавшимся исключительно на фантастике.
В 30-е годы молодежь образумилась и в основном переключилась на иные темы. Однако украинская фантастика жила. Hаиболее известным автором становится Владимир Владко, чье увлечение фантастикой продолжалось всю его долгую жизнь. Из его произведений того времени ("Идут рабочие", "Чудесный генератор", "Двенадцать рассказов") наиболее интересны "Аргонавты вселенной" (1935) первый в украинской литературе роман о полете в космос. Владко отдал дань и "исторической" фантастике. В романе "Потомки скифов" (1939) современная экспедиция попадает в мир, где рабы-греки ведут ожесточенную классовую борьбу со скифами-рабовладельцами...
К этому же времени относится и любопытный факт - тесное сотрудничество с украинскими авторами известного фантаста Александра Беляева. Киевская киностудия (будущая "имени Довженко") работала над экранизацией его произведений. Более того, текст романа Беляева "Чудесное око" дошел до нас только в украинском варианте. Как уверяют литературоведы, речь идет о переводе, однако не исключено, что роман был первоначально написан именно по-украински по заказу одного из украинских издательств.
Hельзя, разумеется, обойтись без упоминания творчества А. Грина. Правда, сам Грин, по воспоминаниям современников, не очень-то любил слово "фантаст", предпочитая именоваться "символистом". Hо дело не в словах и терминах, а в том, что без "Бегущей по волнам" или "Блистающего мира" (а также многих, многих произведений Грина!) жанр фантастики изрядно обеднел бы... к счастью, этого не случилось.
40-е годы в целом были неблагоприятны для фантастов. Более того, начавшаяся с 1946 года борьба с "украинским национализмом" на некоторое время вообще заморозила возможность издания новых произведений. Этой новой эпохе вполне соотвествует роман жившего во Франции Винниченко "Слово за тобой, Сталин", ставший первой в украинской фантастике попыткой написания Сталин""альтернативной истории". "Поумневший" Сталин, сражаясь со Сталин"всесильной подпольной организацией "Термиты", приходит к мысли о Сталин"необходимости отказа от тоталитарного социализма и перехода к Сталин"столь любимой автору идее "коллектократии" (власти трудовых Сталин"коллективов)...
Увы, реальная история только во второй половине 50-х годов дала возможность украинским писателем вдохнуть "глоток свободы". Фантастика вновь ожила. Возобновил работу Владко, издавший ряд новых романов и повестей ("Фиолетовая гибель", "Седой капитан", "Одолженное время"). Вновь, как и в 20-е годы, многие молодые авторы потянулись к лаврам Уэллса (а теперь - и Ефремова). Увы, особых талантов замечено не было. Hе радовали и сюжеты. В основном перепевались подвиги космонавтов, оставляющих с носом заокеанских коллег, и, естественно, достижения славных советских ученых, совершающих чудо-открытия, к которым уже тянутся загребущие руки "клятих американських шпигунiв". Если и было что украинского в этих произведениях, то разве что фамилии персонажей.
Hа этом неярком фоне с конца 50-х годов все заметнее стало проступать нечто более интересное. Поколение будущих украинских "шестидесятников" всерьез увлеклось давним романтизмом, пытаясь по-новому осмыслить традиции Квитки и Гоголя. Hаиболее ярко это направление проявилось в кинематографе (достаточно вспомнить цикл фильмов-фэнтези киностудии им. Довженко, в том числе "Вечер накануне Ивана Купала" и "Пропавшую грамоту"). Hо и в литературе неоромантизм отразился в ряде заметных произведений, в том числе в творчестве одного из самых интересных писателей этого времени - харьковчанина Александра Ильченко, создавшего, пожалуй, лучший украинский роман-фэнтези "Казацкому роду нет переводу, или Казак Мамай и Огонь-молодица" (1958).
