Политика и английский язык - Оруэлл Джордж (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Претенциозные выражения. Слова такие как: «феномен», «элемент», «индивидуум», «объективный», «категорический», «эффективный», «виртуальный», «основной», «первичный», «способствовать», «составлять», «демонстрировать», «эксплуатировать», «утилизировать», «ликвидировать» используются, чтобы приукрасить простое утверждение и придать вид научной беспристрастности предвзятому суждению. Прилагательные «эпохальный», «исторический», «незабываемый», «триумфальный», «вековой», «неизбежный», «неумолимый», «подлинный» придают достоинство грязным событиям международной политики; если нужно прославить военные действия, описание приобреиает архаическую окраску, характерные слова при этом: меч, щит, бронированный кулак, твердыня, оплот, горнило, клич. Для придания лоска культуры идут в ход иностранные слова…, но за исключением полезных сокращений i. e. (т. е.), e. g. (например) и etc. (И т. д.) английский не нуждается в тех сотнях иностранных фраз, которые в нем бытуют. Плохие писатели, а среди них особенно ученые, политики и социологи почти всегда считают, что латинские и греческие слова благороднее своих и поэтому сотни ненужных слов — мелиорация, нелегальный, и т. п. отвоевывают позиции у своих исконных синонимов. (Интересным примером может служить судьба названия цветов: с недавнего времени домашние английские названия вытесняются греческими. Трудно определить практическую причину этой моды; по-видимому, это смутное представление, что греческое слово изящнее. Жаргон, присущий марксистской литературе (гиена, палач, мелкая буржуазия, лакей, охвостье, бешеная злоба, белая гвардия и т. п.) состоит преимущественно из слов и выражений, переведенных с русского, немецкого или французского; но при этом обычный метод фабриковки новых слов — взять латинский или греческий корень, подобающую приставку, и если нужно, формацию с суффиксом — ировать. Часто проще составить такое слово, чем подыскать родное слово такого же значения (дерайонировать, нефрагментарный и т.д.). Общий результат — усиление неряшливости и туманности.) Бессмысленные слова. В некоторых видах литературы, особенно критической и литературоведческой, стало обычным появление длинных отрывков почти совершенно лишенных смысла. (Пример: «Католичность восприятия и образов Комфорта, странно Уитмановское по своей сфере, почти диаметрально противоположное по эстетическому побуждению, продолжает возбуждать трепещущий воздушный намек на жестокую и неумолимо безмятежную безвременность…» (« Поэтри Квортерли»)) Слова: романтичный, пластичный, ценности, человечный, мертвый, сентиментальный, природный, жизненность применяются в критической литературе без смысла, они не только не указывают на какой бы то ни было объект, который можно обнаружить, но и от читателя едва ли ожидают того же. Как один критик пишет: «Выдающаяся черта работы мистера Икс — свойство живости», в то время как другой пишет: «В работе мистера Икс немедленно поражает его специфическая мертвенность», то читатель воспринимает это просто как разницу во мнениях. Если бы вместо жаргонных слов «живость» и «мертвенность» стояли слова вроде черный и белый, он сразу бы понял, что язык здесь использовали неверно. Подобным же образом злоупотребляют множеством политических слов. Слово «Фашизм» сейчас не имеет смысла кроме «чего-то нежелательного». Слова «демократизм», «социализм», «свобода», «патриотизм», «реальный», «справедливость» все имеют по нескольку различных значений, которые нельзя примирить друг с другом. В случае же со словом «демократия» не только не существует согласованнго определения, но даже попыткам его составить противятся все стороны. Почти повсеместно чувствуется, что, когда мы называем страну демократической, мы ее хвалим, в результате защитники любого режима утверждают, что он демократический и боятся, что им, возможно, придется отказаться от этого определения, если к нему будет привязано одно определенное значение. Слова такого рода часто употребляют с сознательной нечестностью. То есть, человек, который их применяет, вкладывает в них свой частный смысл, но позволяет слушателям думать, что он имеет в виду нечто совсем другое. Такие заявления как: «Маршал Петен — истинный патриот», «Советская пресса — самая свободная в мире», «Католическая церковь против преследований» почти всегда делаются в целях обмана. Вот еще слова, которые имеют изменчивое значение и в большинстве случаев применяются бесчестно: класс, тоталитаризм, наука, прогрессивный, реакционный, буржуазный, равенство.
Сейчас, когда я составил каталог мошенничеств и извращений, позвольте мне дать еще один пример того, к чему они ведут. На этат раз по своей природе он должен быть воображаемым. Я собираюсь перевести отрывок, написанный хорошим языком на совремменный наихудшего сорта. Вот всем известный отрывок из Экклезиаста:
«И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым победа, не мудрым хлеб, и не у разумных богатство, и не искусным благорасположение, но время и случай для всех их».
Вот этот же отрывок на современном языке: «Объективное рассмотрение современных условий вынуждают придти к заключению, что успех или провал в конкурирующей деятельности не имеет тенденции к соразмерности со внутренними способностями, но что следует неизменно учитывать значительный элемент непредсказуемого».
Это пародия, но не такая уж грубая. Например, вышеприведенный экспонат (3) содержит несколько кусков языка того же рода. Можно увидеть, что я не сделал полного перевода. Начало и конец предложения довольно близки к значению в оригинале, но середина конкретной иллюстрации — бег, победа, хлеб — растворяются в туманной фразе «успех или провал конкурирующей деятельности». Так и должно быть, потому что ни один современный писатель описываемого рода, ни один способный писать фразы типа «объективное рассмотрение современных явлений» не сможет сформулировать мысль столь точно и подробно. Все стремление современной прозы — прочь от конкретности. Теперь более подробно проанализируем эти два предложения. Первый (на английском) содержит сорок девять слов и только шестьдесят слогов, и все слова взяты из повседневной жизни. Второй содержит тридцать восемь слов из девяноста слогов: восемнадцать из них имеют латинские корни, а одно — греческое.
В первом отрывке шесть ярких образов и только одно выражение «искусным благорасположение» можно назвать неопределенным. Во втором нет ни одного свежего, привлекающего внимание образа, и несмотря на свои девяносто слогов оно дает лишь укороченный вариант мысли, содержащейся в первом. Однако несомненно, что именно второй тип предложения уверенно завоевывает современный английский. Я не хочу преувеличивать. Такой способ выражения еще не повсеместен и всходы простоты будут прорастать и на самых плохих страницах. Но все же, если вам или мне придется написать несколько строк о неустойчивости человеческой судьбы, мы, вероятно, напишем нечто, приближающееся к моему пародийному варианту, а не к Экклезиасту.
конец отсутствует
