Мировой порядок - Киссинджер Генри (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Попытка изолировать Россию обернулась в итоге изоляцией Австрии. Уже спустя два года Наполеон вторгся в австрийские владения в Италии под предлогом поддержки объединения страны; Россия не вмешивалась. В Германии Пруссия получила свободу маневра. За десятилетие Отто фон Бисмарк привел Германию на путь объединения, лишив Австрию исторической роли борца за немецкую государственность – снова с молчаливого российского согласия. Австрия слишком поздно осознала, что в международных делах репутация надежного партнера намного важнее тактических уловок.
Меттерних и Бисмарк
Грандиозные перемены в Германии и в Европе в целом олицетворяли два человека – министр иностранных дел Австрии Клеменс фон Меттерних и прусский министр-президент, а позднее – канцлер объединенной Германии Отто фон Бисмарк. Контраст между наследием двух ведущих государственных деятелей Центральной Европы девятнадцатого века иллюстрирует смещение европейского международного порядка от легитимности к власти во второй половине столетия. Оба этих политика воспринимались как архетипические консерваторы. Оба считались мастерами манипуляций в игре баланса сил. Но фундаментальные представления о международном порядке у них были принципиально различными, и каждый манипулировал балансом сил ради собственных целей, что имело весьма серьезные последствия для Европы и для всего мира.
Само назначение Меттерниха на министерский пост свидетельствует о космополитическом характере общества восемнадцатого века. Он родился в Рейнской области, недалеко от границы с Францией, получил образование в Страсбурге и Майнце. Меттерних не бывал в Австрии до тринадцати лет, а постоянно поселился там только в семнадцать лет. Министром иностранных дел его назначили в 1809-м, канцлером он стал в 1821 году и состоял на службе до 1848 года. Судьба вознесла его на вершину гражданской власти в ветхой империи, вступившей в период упадка. Некогда одна из самых могущественных и наилучшим образом управляемых держав Европы, Австрия сделалась уязвимой в силу своего центрального положения: любое европейское потрясение сказывалось на австрийском политическом климате. А многонациональность империи сулила неприятности на фоне роста национализма – явления, о котором и не подозревали всего поколением ранее. Для Меттерниха уравновешенность и надежность стали путеводной звездой политики:
«Когда все сотрясается, прежде всего необходимо, чтобы нечто, не имеет значения, что именно, оставалось незыблемым, и тогда заблудшие смогут найти выход, а обездоленные – убежище».
Человек эпохи Просвещения, Меттерних вырос на трудах философов, восхвалявших силу разума, и не слишком доверял силе оружия. Он отвергал суету и стремление немедленно решать текущие проблемы; поиск истины он полагал наиболее важной задачей государственного деятеля. По его мнению, убеждение, будто все, что можно себе представить, реализуемо, порождает иллюзия. Истина отражает лежащую в ее основе реальность человеческой природы и структуры общества. Более радикальные взгляды совершают насилие над идеалами, которые якобы отстаивают. В этом смысле «изобретение есть враг истории, которая ведает лишь открытия, а открыть можно только то, что существует».
Для Меттерниха национальные интересы Австрии были синонимом общих интересов Европы – как удержать вместе многообразие народов и языков в структуре, одновременно уважающей разнообразие и предполагающей общее наследие, общую веру и обычаи. В такой перспективе историческая роль Австрии заключалась в отстаивании плюрализма и, следовательно, мира в Европе.
Бисмарк же был потомком провинциальной прусской аристократии, куда более бедной, нежели их «сотоварищи» на западе Германии, и значительно менее космополитичной. В то время как Меттерних пытался обосновать преемственность и восстановить универсальные идеи европейского сообщества, Бисмарк оспаривал все признанные авторитеты и установки своего периода. Прежде чем он пришел к власти, считалось само собой разумеющимся, что объединение Германии произойдет – если произойдет вообще – благодаря совместным усилиям национализма и либерализма. Бисмарк продемонстрировал, что эти тренды вполне можно разделить – что принципы Священного союза не нужны для сохранения порядка, что новый порядок можно построить через консервативное обращение к национализму, что концепция европейского порядка вполне способна опираться исключительно на оценку власти.
Расхождение во взглядах этих двоих на природу международного порядка отчетливо проявилось в формулировках национального интереса. Для Меттерниха порядок возникает не столько из соблюдения национальных интересов, сколько из возможности увязать эти интересы с действиями других государств:
«Великие аксиомы политической науки проистекают из признания истинных интересов всех государств; ведь в общих интересах обнаруживается гарантия существования, тогда как частные интересы – культивирование которых почитается политической мудростью среди беспокойных и недальновидных людей, – суть только второстепенные. Современная история показывает нам применение принципов солидарности и равновесия… и объединенных усилий разных государств… каковые вынуждают вернуться к общим законам».
Бисмарк отвергал саму мысль о том, что власть можно подчинить высшим принципам. Его знаменитые максимы проповедуют, что безопасность может быть обеспечена лишь правильной оценкой элементов власти:
«Сентиментальная политика не знает взаимности… Каждое правительство ищет оценки своим действиям исключительно в собственных интересах, как бы оно ни прятало оные за юридическими сентенциями… Ради всего святого, не надо никаких сентиментальных альянсов, где осознание того, что ты сделал доброе дело, служит единственным воздаянием за наши жертвы… Единственная здоровая основа политики великой державы…. это эгоизм, а не романтика… Благодарность и доверие не привлекут ни единого человека на нашу сторону; только страх сделает это, если мы будем использовать его осторожно и умело… Политика есть искусство возможного, наука об относительном».
Окончательные решения зависят сугубо от соображений полезности. Европейский порядок, привычный для восемнадцатого столетия, этакие большие ньютоновские часы с множеством взаимосвязанных деталей, уступил место дарвиновскому миру, где выживают наиболее приспособленные.
Дилеммы баланса сил
После назначения в 1862 году министром-президентом Пруссии Бисмарк приступил к воплощению на практике своих идей – и к трансформации европейского порядка. Между консервативными монархиями Востока после Крымской войны обнаружился раскол, Франция пребывала на континенте в изоляции, поскольку все опасались возрождения ее имперских амбиций, а Австрия никак не могла определиться, что для нее важнее – сугубо национальная или европейская роль; в сложившейся ситуации Бисмарк усмотрел возможность впервые в истории создать национальное немецкое государство. Совершив между 1862 и 1870 годами несколько смелых ходов, он поставил Пруссию во главе объединенной Германии и поместил саму Германию в центр нового порядка.
Дизраэли назвал объединение Германии в 1871 году «более великим политическим событием, чем Французская революция», и отметил, что прежнее «равновесие сил разрушено целиком и полностью». Вестфальский и венский европейские порядки опирались на разделенную Центральную Европу, где конкурирующие притязания – будь то многочисленные германские княжества вестфальской системы или Австрия и Пруссия в системе венской, – уравновешивали друг друга. После объединения Германии возникла новая доминанта, достаточно сильная, чтобы победить каждого соседа по отдельности, равно как, возможно, и все континентальные страны вместе. Узы легитимности исчезли. Отныне все зависело от расчета имеющихся сил.
