Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий - Давыдов Даниил Сергеевич (читаем книги TXT, FB2) 📗
Отстаивание города от огня было общим делом всех москвичей, с пожарами боролся каждый, вне зависимости от статуса и положения. «Сам великий князь принуждён был лично принимать участие в тушении огня. В 1472 году, например, во время пожара на посаде он „много пристоял на всех местах гоняючи с многими детьми боярскими гасящи и размётывающи“ [8].
Спустя всего пять месяцев после приезда Софья смогла лично убедиться в страшной, превращающей в прах всё вокруг силе огня. Где в этот момент находились её бесценные книги – доподлинно не известно, но, по всей видимости, они были спрятаны в подклетах каменных церквей, так как до постройки Казённого двора казна великой княгини находилась „под церковью Рождества Предтечи, а казна великого князя – под церковью Рождества Богородицы и под Благовещенским собором“ [9]. Стеллецкий пишет об этом так: „Всё выгорело, а до старенькой жиденькой каменной церквушки огонь хотя тоже добрался, но слабо, едва повредив крышу, а заветный подвал с ящиками остался в полной неприкосновенности, неоценимое сокровище было спасено благодаря счастливой случайности!“ [10] Это-то и должно было, по мнению археолога, заставить серьёзно задуматься супругов о сооружении надёжного каменного сейфа, безопасного в пожар и замаскированного от посторонних глаз в недрах Боровицкого холма. Такое решение ни в коем случае не стало просто дорогим капризом, а превратилось в единственную возможность сохранить культуру и историю Византии для её последующего возрождения, а также спасти редчайшие античные книги и документы, не имеющие копий в целом мире.
Незадолго до приезда в Москву Софьи внутри Кремля было развёрнуто большое строительство: „Собрав много серебра, митрополит замыслил выстроить великий и высокий храм, подобный владимирскому собору, что был построен Андреем Боголюбским и его братом Всеволодом. Святитель много раз видел этот чудный храм и возгорелся желанием создать такой же храм и в Москве. Призваны были мастера, каменосечцы Ивашка Кривцов да Мышкин, которых святитель отправил во Владимир смотреть и исследовать тот храм, замерить его широту и высоту, а также алтарь. Мастера подивились чудной постройке и взялись за дело с уверением, что выстроят ещё более обширный новый храм“ [11].
Весной 1474 года, когда уже были готовы каменные стены, а на них возведён свод, произошло обрушение, согласно историческим свидетельствам, в результате случившегося в Москве землетрясения. Иван Забелин в „Истории города Москвы“ изложил это так: „Один летописец свидетельствует, что в этот день, 20 мая, „бысть трус во граде Москве, и церковь Св. Богродицы, сделана бысть уже до верхних комар, падеся в 1 час ночи, и храми вси потрясошася, яко и земли поколебатися““ [12].
Любопытно, что хоть другие храмы тогда и „потрясошася“, но не развалились, по крайней мере, упоминания о каких-либо других серьёзных последствиях этого землетрясения нет. Может ли разрушение недостроенного собора быть следствием того, что храм возводился мастерами с техническими ошибками и неточностями? Прибывшие в Москву из Пскова каменщики-эксперты отказались браться за восстановление, но дали оценку: известь была недостаточно густо замешана. Впоследствии это же подтвердил и знаменитый итальянский зодчий Аристотель Фиораванти, приехавший исправить работу. Получается, что на протяжении всего времени строительства никто попросту не обратил внимания на такую небрежность, как жидко разведённая известь для каменной кладки? Можно было бы предположить, что русские мастера-каменщики запросили за свою работу умеренную цену, поэтому им и был отдан строительный подряд, результатом стало возведение конструкции собора с рядом инженерных и технических ошибок. Смущает в этой версии то, что, несмотря на допущенные оплошности, „дешёвые“ мастера Кривцов и Мышкин спустя всего десять лет приступают к строительству таких сооружений, как собор Благовещения Пресвятой Богородицы, имеющий статус придворного храма великого князя, и церкви в честь Положения ризы Божьей Матери. Стоит подчеркнуть, что в то время в Кремле работали уже и другие, „дорогие“ итальянские мастера, а значит, поручение строительства храмов той же артели отнюдь не было делом, продиктованным лишь финансовой стороной вопроса.
В июле месяце 1474 года великий князь Иван Васильевич отправляет в Венецию своего посла, дворянина Семёна Толбузина, разыскать и уговорить приехать для строительства собора знаменитого архитектора Ридольфо Аристотеля Фиораванти, слава об инженерных чудесах которого дошла и до Московии. Фиораванти удавались невероятные по своей сложности работы, за что современники считали его настоящим магом и чародеем. Он возводил крепостные стены, устраивал в них тайники, проектировал подземелья, выпрямлял и передвигал наклоняющиеся башни и колокольни, не разбирая их, поднимал со дна моря затонувшие тяжести, в течение пяти лет работал на строительстве Миланского замка, при этом был литейщиком и мастером пушечных дел.
„Возвратившись с успехом в Москву (в 1475 г.), Толбузин рассказывал, что много там у них мастеров, да ни один не пожелал ехать на Русь, и только один согласился и порядился с ним – иметь за службу по 10 руб. на месяц. Его звали Аристотелем „ради хитрости его художества“. Звал его к себе ради его хитрости и турецкий царь, что в Царьграде сидит.
Церковь Св. Марка в Венеции „вельми чудна и хороша да ворота Венецейские, сказывают его же дела, вельми хитры и хороши““.
Да ещё показал он ему, Семёну, такую хитрость свою: позвал его к себе в дом, а дом у него добр и палаты есть; да велел принести блюдо медное на четырёх яблоках, а на нём сосуд, как умывальница, как „оловяник“ (кувшин), и начал лить из него из одного воду, и вино, и мёд, чего хочешь, то и будет» [13].
В нотариальном архиве Болоньи, родном городе инженера, в 1488 году была сделана посмертная запись, в которой неоднократно говорилось о том, что Фиораванти – удивительный гений, его творения – невероятны и что едва ли на свете есть человек, которому было бы известно в архитектуре хоть что-то неизвестное Аристотелю.
Как Толбузину удалось уговорить приехать такую величину, как Аристотель, – дипломатическая тайна, возможно, сказалось знакомство с Софьей и Виссарионом. Едва ли речь шла только лишь о строительстве Успенского собора. «Он (Фиораванти. – Авт.) понимал, что главная цель его вызова в Москву – не постройка какой-то церкви, которую с успехом могли в конце концов построить и псковичи, а в том, чтобы надёжно, на века, спрятать бесценное византийское книжное сокровище» [14]. Десять рублей в месяц, конечно, были немалой суммой, но едва ли признанный в Европе инженер в летах (Аристотелю Фиораванти было в 1475 году около 60 лет) согласился бы ехать за тридевять земель только ради заработка. Было что-то ещё, что до крайности заинтересовало мастера в этих далёких строительных работах.
Историки Игнатий Стеллецкий и Сергей Бартеньев утверждали, что именно Аристотелем был рассчитан общий план Кремля, наземного и подземного. Так, может, знаменитый муроль (muro – стена, итал.) получил заказ на долгожданную работу, достойную его гения?
Фиораванти прибыл в Москву в начале 1475 года в сопровождении сына Андрея и подмастерья Петруши, будущего инженера кремлёвских сооружений – Пьетро Антонио Солари, который, должно быть, уже не хуже своего учителя представлял топографию Боровицкого холма. В России Фиораванти первое время много путешествовал, знакомясь с древнерусской архитектурой, побывал и во Владимире, и в Новгороде, и на Белом море. А в Кремле в этот момент находился Солари, руководивший ходом подготовительных работ. В конце 1475 года Фиораванти приступает к сносу остатков Успенского собора и строительству нового храма, а одновременно начинается сооружение подземного книжного склада – сейфа: несгораемых палат для приданого Софьи.
