Аркадий и Борис Стругацкие: двойная звезда - Вишневский Борис Лазаревич (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Известно, что Румата в конце концов переходит этот предел – выходя в свой последний кровавый путь к королевскому дворцу. И это рождает у большинства читателей ТББ чувство невыразимого душевного облегчения: наконец-то! Доколе же можно было терпеть? Впрочем, главная загадка этого эпизода еще долго будет ускользать от моего, да и не только от моего внимания. И лишь почти через три десятка лет критик Сергей Переслегин сумеет не только сформулировать эту загадку, но, кажется, и разрешить ее – в предисловии к изданию ТББ в «Мирах братьев Стругацких».
Суть его рассуждений такова: не было ли убийство Киры – которое не могло не заставить Румату «подобрать оба меча, спуститься по лестнице и ждать, пока упадет дверь», – сознательной провокацией? Целью которой могло быть только одно – уничтожение руками Руматы и дона Рэбы, и многих его приближенных? Ведь, собственно говоря, кому было нужно убивать возлюбленную Руматы? Дону Рэбе, как привычно считали мы прежде? А зачем? Скорее, он постарался бы взять ее в качестве заложницы, чтобы как-то влиять на опасного соперника. Значит, не Рэбе. Но кому?
Был только один человек, считает Сергей Переслегин, которому это было нужно. Беспощадный, прошедший все круги ада, великолепно знающий Румату и беспредельно жестокий. И при этом – крайне заинтересованный в устранении дона Рэбы. Тот самый, который говорил: мол, в нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину – он всегда наполовину враг… Иными словами. Арата Горбатый.
Так это или не так, но мне гипотеза Сергея Переслегина представляется чрезвычайно изящной.
Ну а вторая загадка ТББ – какая же судьба постигла Арканар после отказа Руматы от «бескровного воздействия»? Ведь ни разу нигде больше Стругацкие не вернутся ни к Арканару, ни к Румате, ни к другим землянам – героям ТББ. Мир Арканара останется обособленным. Почему? Может быть, сами Стругацкие так и не нашли ответа на вопрос о дальнейшей судьбе Арканара?
И еще. Несколько лет назад Борис Натанович говорил мне: самое удивительное в судьбе Руматы вовсе не то, что на последних страницах ТББ он обнажает оба меча и идет крушить негодяев! Самое удивительное – то, что он не начинает этим заниматься с первых же страниц книги!
Да, этот факт действительно удивлял – помнится, еще при первом прочтении ТББ (примерно в 1969 году) мне были совершенно непонятны какие-либо сомнения Руматы относительно того, что надлежит делать в Арканаре. Да все же, что называется, и ежику понятно! Что тут думать – трясти надо! Не во сне, а наяву гнать взашей «серую сволочь», так чтобы ее спины «озарялись лиловыми вспышками выстрелов». Взорвать к чертовой матери Веселую Башню. Повесить дона Рэбу вместе с королем на первом суку, предварительно испепелив охрану из бластера. Самому сесть на престол, поставить доктора Будаха первым министром, Арату Горбатого – министром обороны, барона Пампу – министром внутренних дел, дона Рипата – начальником дворцовой стражи. Утопить весь Святой Орден в море-океане. Восстановить библиотеки, вернуть из ссылки ученых и поэтов, открыть школы и университеты. И, конечно, как следует заняться перевоспитанием неразумного населения в нужном коммунарском духе. Не умеешь – научим, не хочешь – заставим, массовая гипноиндукция, позитивная реморализация, гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках…
Понимание того, что все не так просто, и осознание всех «подводных камней» – при внимательном чтении разговора Руматы с доктором Будахом – придет значительно позже. Как минимум через год и через три-четыре прочтения ТББ. Понимание того, что нельзя «лишать человечество его истории» придет года через три. А мысль о том, что и на Земле, возможно, есть (и были) прогрессоры с какого-нибудь Денеба, которых одолевают те же проблемы, посетит примерно через пять лет…
Но все это будет позже – а пока останется только недоумение: разве можно не вмешиваться, если можно вмешаться? Зачем ждать, пока Киру застрелят из арбалета – не проще ли было превентивно сжечь нападавших из бластера? Что мешает раздать «молнии» войску Араты Горбатого, а потом, когда он окажется на троне, тщательно проследить, чтобы не наломал дров? Почему при аресте, даже защищая свою жизнь и свободу против десятка упитанных увальней с топорами, Румата не разит насмерть – он, владеющий «сказочными, невероятными приемами боя»? Подумаешь, нашел кого жалеть – получеловеков, которых язык не поворачивается называть братьями по разуму!
Впрочем, если честно, то остатки этого недоумения сохранятся и до сей поры. Потому что и до сей поры я уверен, что драконов надо не перевоспитывать, а убивать. Что говорить с мерзавцами надо на том единственном языке, который им доступен. Что против злой силы надо применять другую силу, а не рассчитывать на то, что добро когда-нибудь восторжествует само по себе – в силу естественного прогресса.
Видимо, не пройти мне по конкурсу в Институт Экспериментальной Истории…
Комментарий БНС:
Вообще, роман вызвал разноречивые отклики у читающей публики. В особенности озадачены были наши редакторы. В этом романе все им было непривычно, и масса пожеланий (вполне дружеских, между прочим, а вовсе не злобно-критических) было высказано. По совету И.А. Ефремова мы переименовали министра охраны короны в дона Рэбу (раньше он у нас был дон Рэбия – анаграмма слишком уж незамысловатая, по мнению Ивана Антоновича). Более того, нам пришлось основательно поработать над текстом и добавить целую большую сцену, где Арата Горбатый требует у героя молнии и не получает их. Поразительно, что роман этот прошел через все цензурные рогатки без каких-либо особых затруднений. То ли тут сыграл роль либерализм тогдашнего «молодогвардейского» начальства, то ли точные действия замечательного редактора нашего, Бэллы Григорьевны Клюевой, а может быть, дело было вовсе в том, что шел некий откат после недавней идеологической истерики – враги наши переводили дух и благодушно озирали вновь захваченные ими плацдармы и угодья.
Впрочем, по выходе книги реакция определенного рода последовала незамедлительно. Пожалуй, это был первый случай, когда по Стругацким ударили из крупных калибров. Академик АН СССР Ю. Францев обвинил авторов в абстракционизме и сюрреализме, а почтенный собрат по перу В. Немцов – в порнографии. К счастью, это были пока еще времена, когда разрешалось отвечать на удары, и за нас в своей блестящей статье «Миллиарды граней будущего» заступился И. Ефремов. Да и политический градус на дворе к тому времени поуменьшился. Словом, обошлось. (Идеологические шавки еще иногда потявкивали на этот роман из своих подворотен, но тут подоспели у нас «Сказка о Тройке», «Хищные вещи века», «Улитка на склоне» – и роман «Трудно быть богом» на их фоне вдруг, неожиданно для авторов, сделался даже неким образцом для подражания. Стругацким уже выговаривали: что же вы, вот возьмите «Трудно быть богом» – ведь можете же, если захотите, почему бы вам не работать и дальше в таком ключе?..)
Роман, надо это признать, удался. Одни читатели находили в нем мушкетерские приключения, другие – крутую фантастику. Тинэйджерам нравился острый сюжет, интеллигенции – диссидентские идеи и антитоталитарные выпады. На протяжении доброго десятка лет по всем социологическим опросам роман этот делил первое-второе рейтинговое место с «Понедельником». На сегодняшний день (октябрь 1997 года) он вышел в России общим тиражом свыше 2 миллионов 600 тысяч экземпляров, и это – не считая советских изданий на иностранных языках и на языках народов СССР. А среди зарубежных изданий он до сих пор занимает прочное второе место сразу за «Пикником». По моим данным, он вышел за рубежом 34-мя изданиями в семнадцати странах. В том числе: в Болгарии (4 издания), Испании (4), ФРГ (4), Польше (3), ГДР (2), Италии (2), США (2), Чехословакии (2), Югославии (2) и т.д.
«Далекая радуга» (1962)
ДР – единственный у АБС «роман-катастрофа». Правда, гибнет в ней не Земля и не ее часть, а земная колония на далекой планете Радуга, превращенной в гигантский полигон для экспериментов по нуль-транспортировке. В книге две ключевые темы: возможные трагические последствия выхода научного эксперимента из-под контроля и поведение людей перед лицом неминуемой гибели.
