Когда крепости не сдаются - Голубов Сергей Николаевич (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Как ни удачна была первая разведка Елочкина и Феди, но она могла бы стать и последней, так как в Минск, занятый гитлеровцами, они не вернулись и прорваться на восток за своими уже не смогли…
Глава сороковая
Май для брестского гарнизона был месяцем учебно-боевых стрельб. Стреляли изо дня в день и выполняли упражнения, как правило, на «отлично» и лишь отчасти на «хорошо». «Посредственных» результатов почти не бывало. В половине июня стрелковая дивизия, где Юханцев служил начальником политотдела, оставив в крепости по одному батальону от каждого го своих полков, вышла из Бреста в район Кобрин — Жабинка на большие тактические ученья. За ней двинулись инженерные войска и выехало много всякого командного и начальствующего состава. А так как часть гарнизона с весны стояла в лагерях, то крепость осталась занятой всего лишь полком пехоты, школой да танковым батальоном.
Из пограничных частей, развернутых по Бугу, до Юханиева постоянно доходили сведения о какой то подозрительной возне на левой стороне реки. Юханцев несколько раз выезжал на берег. Действительно что-то как бы тянулось к руслу Буга, усиленно копошась в его зарослях и на поймах. «Неужели сосредоточение?» Эта мысль не давала покоя Юханцеву. Он не раз толковал о ней с командиром дивизии; адресовался и к высшему начальству. Но передвижения гитлеровских войск наблюдались по всей границе. Действовал договор с Германией о ненападении. Правда, знали, что этот договор — вовсе не мир между добрыми соседями. Знали, что его практический смысл — в выигрыше времени; что нападение фашистской Германии на СССР неизбежно; и ждали этого нападения. Но, случись оно сегодня, вдруг, без объявления войны, оно все-таки было бы внезапным. И поверить в возможность такого недопустимо-позорного вероломства было как-то не легко. А между тем против Бреста уже был сосредоточен целый корпус четвертой гитлеровской армии в составе трех пехотных дивизий с танковыми, саперными и другими специальными частями, с множеством легких и тяжелых артиллерийских батарей, с мортирными дивизионами и минометными ротами. Если бы Юханцев, вдруг узнав об этом, смог подсчитать и сопоставить числовые данные обеих сторон, он увидел бы, что у гитлеровцев, собранных под Брестом, в десять раз больше людей, чем в крепости, а техники, танков и артиллерии больше раз в пятнадцать. Но он об этом не знал. И так, радостно привыкая к новой близости с женой и дочерью, еще не окончательно обжившимися около него в Бресте, в странной полутревоге дожил до двадцать второго июня…
Весь день накануне Юханцев провел в крепости и заночевал дома. Было четыре утра, когда он вскочим, растрепанный, с постели и несколько мгновений стоял неподвижно, с белым облаком волос над круглой, большой головой. Грохот рос и рос, достигая невыносимой силы. Где-то со звоном сыпались стекла. С треском рухнули вниз перекрытия какой-то крыши. Ольга слушала, застыв в дверях с раскрытым ртом и полными слез огромными глазами. За окном взметнулось пламя. Багровая туча пыли и дыма быстро заволакивала небо. Надежда Александровна подошла к мужу и взяла его за руку.
— Яша… Это — война!
Столбняк соскочил с Юханцева. Он молча принялся одеваться, бешено торопясь, словно спешил обогнать самого себя.
— Папа… — сказала Ольга, стуча зубами, — папа…
Он взглянул на нее. Она ахнула. У ее отца никогда не было таких глаз.
— Война, дочурка… Началась война!
— Папа! А как же… Костя?
Она тихонько опустилась на стул, неслышно ломая тонкие пальцы и с отчаянием переводя изумленный взгляд с отца на мать. Звонко запел телефон. Надежда Александровна схватила трубку.
— Алло!
Кроме хрипа и бульканья, в трубке не было ничего.
— Алло! Алло!
Что-то далекое, похожее на человеческий голос, вырвалось из бульканья и пропало.
— К черту телефон! — крикнул Юханцев.
Трубка жестко стукнулась, падая на рычажок.
— Надя! Сейчас будут раненые… Ты всегда была…
— И буду…
— Сказать Османьянцу и другим?
— Конечно!
— Спасибо!
— Мама, я с тобой!
Юханцев выбежал из квартиры, звонко хлопнув дверью…
…По башням, фортам и казармам неслось:
— Война! Война!
Люди с хода становились к окнам и амбразурам. Они видели рядом седую голову Юханцева, слышали знакомые голоса командиров и политруков. Крепость принимала бой.
Противник вел огонь главным образом по цитадели и лишь отчасти — по городу, перенося его с места на место. Так продолжалось около часа. Затем атака двинулась к переправам, — к железнодорожному мосту и на только что наведенный понтонный. Здесь, у понтонного, близ деревни, ее встретила пограничная застава. Внезапных нападений для пограничников не существует, — служба их в вечном ожидании и на постоянном чеку. Правда, к шести часам утра ружья и пулеметы заставы примолкли, — мертвые руки не владеют огнем, — но зато и гитлеровцы до утра проплясали на своих понтонах. Лишь теперь их первые штурмовые отряды высадились на западный остров крепости и затоптались под ружейно-пулеметным огнем цитадели. Крепость отбивала атаку, стреляя не только из окон и амбразур, но и с крыш, и из подвалов, и с чердаков, и из-за каждой двери или водосточной трубы, — отовсюду, где может укрыться человек. Трудно сказать, где было жарче, — здесь, или у Муховецкого моста, куда группы гитлеровских автоматчиков прорвались через земляной вал и ворота. И там тоже стреляла всякая щель, да еще и курсанты полковой школы то и дело переходили в контратаку, опрокидывая пробившуюся вперед неприятельскую пехоту на огонь бронемашин, сгрудившихся в воротах, и на штыки пограничников.
Но всего удивительнее складывались дела на южном острове крепости, где находились госпитали и был расквартирован медсанбат. Первые снаряды ночного огня упали именно сюда, на госпитальные здания. Старинные толстостенные корпуса запылали.
— Выноси раненых и больных! — закричал маленький человек в медицинской форме, подтверждая свое приказание таким энергичным движением руки, как будто сразмаху разваливал что-то громадное пополам.
— Куда прикажете, товарищ военврач первого ранга?
— В цитадель! — крикнул начсандив Османьянц, — а там — по указанию товарища Юханцевой.
Раненых и больных уносили, уводили. На чердаке, под крышей, лопнули цистерны с водой, и вода разлилась по лестницам и этажам. Пожар прекратился. По мере того, как все это происходило, пустеющие палаты госпиталя наполнялись пограничниками. Это были остатки заставы, отошедшей на остров. Доктор Османьянц встречал людей и, продолжая резать воздух правой рукой, направлял их по местам. Атака катилась на госпиталь. То здесь, то там взвивался кверху черный и узкий столб — рвалась граната. Обдало гарью, дымом, комьями рваной земли. Доктор Османьянц упал, — ему показалось, что он споткнулся. Когда же поднялся на ноги, что-то заставило его оглянуться. Командир пограничной заставы лежал поперек панели с приставшими ко лбу красными космами слипшихся волос. Этого недоставало! Кто же теперь будет… Неожиданное наблюдение поразило Османьянца: среди людей, отходивших к госпиталю, не было ни одного пулеметчика. Но раздумывать, куда они делись, было некогда. Откуда взялись у Османьянца гранаты, он тоже не знал и так никогда потом и не догадался. Зато сквозь дым разрывов довольно отчетливо виделись ему сейчас впереди зеленые фигуры, и он швырял в них гранату за гранатой. Вид зеленых людей сам по себе был ничто. Но из него рождалась неожиданная мысль о том, как тонет в грязной прорве обтоптанных гитлеровцами болот чистое изобилие земли. И этой мыслью о земле безмерно расширялась злоба Османьянца к наступавшим, становилась необъятной по огромности и нестерпимой по остроте. Он швырял и швырял… Кем-то недоговоренные слова домчались к нему под последний размах.
— Товарищи, гра… нет больше…
Да, гранат больше не было…
Близ Османьянца шлепнулась «ихняя». Он не успел ни поддеть ее ногой, ни отбежать от нее и остался, как был, замерев на месте. «Вот, — подумал он, внимательно разглядывая свою смерть, — вот и все!» Но граната не рвалась. Османьянц успел еще подумать: «Долгорукая»… И тут же засветился одной из самых своих светлых «склеротических» улыбочек. Действительно рукоятка у фашистской гранаты была так длинна, что ухватиться за нее и, размахнувшись, пустить туда, откуда она только что прилетела, не стоило бы ровно ничего. Османьянц пустил. На полдороге к своим граната с грохотом лопнула в туче черного дыма.