Нюрнбергский эпилог - Полторак Аркадий Иосифович (книги бесплатно читать без txt) 📗
— Поверенный в делах США мистер Керк, прежде чем покинуть свой пост в Берлине, прощаясь со мной, заявил, что после войны ко мне отнесутся, как к человеку, совершенно не запятнавшему себя.
А затем в один из майских вечеров 1946 года уже в своей камере, беседуя с Джильбертом, Шахт прямо заявил:
— Заверяю вас, что если я не буду оправдан, то это станет вечным позором для трибунала и международного правосудия.
И вот 1 октября 1946 года Международный трибунал оглашает свой приговор. Шахт, Папен и Фриче оправданы. Председательствующий лорд Лоуренс предлагает коменданту суда немедленно освободить их.
Вся скамья подсудимых повернулась налево, где кучкой сидели эти трое счастливцев. Перед зачтением приговора остальным подсудимым был объявлен перерыв. Фон Папен ликовал и, как он сам признался, был удивлен:
— В душе я надеялся, но в действительности не ожидал этого.
Затем Папен сделал последний театральный жест — вынул из кармана апельсин, который сохранил от завтрака, и попросил Джильберта передать его фон Нейрату. Фриче передал свой апельсин Шираху. Доктор Яльмар Горацио Грили Шахт сам съел свой апельсин.
Оправдательный приговор этим трем гитлеровцам вызвал глубокое возмущение в самых широких кругах общественности. Наиболее поразительным являлось оправдание Шахта. Советский судья генерал-майор юстиции И. Т. Никитченко не согласился с приговором в этой части и заявил свое особое мнение.
Дальнейший ход событий нашел отражение в мемуарах Ганса Фриче. Когда оправданные военные преступники собирались уже покинуть тюрьму, пришел доктор Дикс и сообщил, что здание суда окружено германской полицией и все они, несомненно, будут арестованы, как только американцы освободят их.
«Нам посоветовали, — свидетельствует Фриче, — не оставлять здания и выжидать дальнейшего развития событий. Полковник Эндрюс предложил нам переночевать в здании, но потребовал подписать документ о том, что мы по собственной воле решили временно остаться в тюрьме. На следующий день около полуночи два американских грузовика въехали в тюремный двор. Шахт сел в одну из машин, я в другую».
Обе эти машины под покровом темноты проскочили через тюремные ворота и на большой скорости разъехались в разные стороны. Тем не менее вскоре Шахт был обнаружен и арестован. То же самое случилось потом и с Папеном.
В чем же дело? Почему все-таки эти люди, которых преследует как преступников отечественная полиция, оказались оправданными в Международном трибунале? Ведь даже судьи, представлявшие там США, Англию и Францию, записали в приговоре:
«Совершенно ясно, что Шахт был центральной фигурой в германской программе перевооружения и что предпринятые им шаги, в особенности в первые дни нацистского режима, дали возможность нацистской Германии быстро стать великой державой».
Сам Шахт мог бы добавить к этому, что за его спиной стояли воротилы Рура. Они-то понимали, какие огромные прибыли сулило им вооружение вермахта и какие широкие возможности грабежа других стран открывала перед ними большая война, подготовлявшаяся нацистами. То, что не удалось достичь в ходе обычной конкурентной борьбы на европейских рынках, нацисты обещали добыть при помощи штыков.
Шахт мог бы поведать, с какой энергией включились рурские монополии в программу подготовки войны. Мог бы вспомнить, как сам он или его представители неизменно участвовали во всех важнейших совещаниях крупных промышленников с Гитлером и Герингом, как эти толстосумы аплодировали в 1936 году словам Гитлера о том, что «немецкая экономика должна стать за четыре года готовой к войне».
Шахту не надо было бы особенно напрягать память, чтобы припомнить многочисленные соглашения между германским верховным командованием и крупнейшими монополиями о содействии последних в осуществлении разведывательной работы за рубежом; о специальных органах, созданных «ИГ Фарбениндустри» и другими концернами для осуществления экономического шпионажа в странах, против которых готовилась агрессия.
Шахт, который до 1943 года был членом гитлеровского правительства, мог бы рассказать, каким образом это правительство, осуществив целую серию агрессивных актов, щедро отблагодарило рурских магнатов. Он, конечно, не забыл, как долго и упорно соперничал на европейских рынках концерн «ИГ Фарбениндустри» с австрийским химическим трестом «Пульверфабрик» и как все просто решилось после того, как Австрия была захвачена вермахтом (австрийский трест просто был поглощен германским химическим спрутом).
А заводы Шкода? Разве мало они доставляли неприятностей Круппу, конкурируя с ним на мировых рынках? И тоже как все просто решилось, когда нацистский сапог вступил в Прагу.
У Шахта хорошая память. Он с легкостью вспомнил бы множество таких примеров, когда хищные рурские волки, следуя в обозе гитлеровских войск, захватывали сотни заводов и фабрик в Европе. И как аплодировали в Руре, когда 22 июня 1941 года вермахт широко раскрыл ворота для грабежа советских территорий, как возрадовались грабители на Рейне, ознакомившись с директивой о том, что «в конечном итоге, ныне оккупируемые восточные территории будут эксплуатироваться с колониальных позиций и колониальными методами».
Ведь именно это Шахт обещал господам из Рура, призывая их в 1932 году раскошелиться в пользу Гитлера. И вот настал момент — Гитлер решил оплатить векселя. Лихорадочно создавались новые монополистические объединения. Появились «Континенталь Ойл Акциенгезельшафт» — для выкачивания советской нефти, «Берг-унд-хюттенверке Ост» — для эксплуатации и демонтажа советской горнодобывающей и металлургической промышленности.
Сотни эшелонов с советским сырьем, готовой продукцией и оборудованием двигались с востока на запад. И с запада на восток следовали «управляющие» на захваченные советские заводы. Химический концерн «ИГ, Фарбениндустри» поторопился назначить своих «управляющих» на предприятия по производству синтетического каучука не только в Ярославль и Воронеж, но и Ереван и Сумгаит, Казань и даже Челябинск, Новосибирск, Актюбинск. Недаром в деловой переписке этого концерна о нашей стране говорилось уже в прошедшем времени: «бывший Советский Союз».
