Порывая с прошлым - Филиппов А. В. (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
— Это не в интересах кашмирского народа, — отвечает он. — Независимый Кашмир неизбежно стал бы объектом интриг Индии. В экономическом отношении как независимое государство Кашмир нежизнеспособен. Кашмир населен в основном мусульманами, и только мусульманское государство Пакистан может обеспечить ему мир и процветание.
Швейцарский корреспондент просит рассказать о его предшественнике — Хуршид-ул-Хасан Хуршиде, смещенном по указанию фельдмаршала Айюб-хана.
— Я ждал этого вопроса, — отвечает Абдул Хамид-хан, — Хуршид повел себя как сепаратист. Став президентом, он сколотил вокруг себя группу деятелей сомнительной репутации и начал проводить политику на ослабление связей с Пакистаном. В декабре 1961 г. он потребовал, чтобы правительство Пакистана выступило за международное признание «Азад Кашмира» в качестве суверенного государства.
Айюб-хан отверг это. Тогда Хуршид ставит вопрос об установлении контроля над деятельностью пакистанских фирм в «Азад Кашмире». Вскоре он заявляет о своих притязаниях на управление Гилгитом и Балтистаном. Он считает, что эти районы, являвшиеся до осени 1947 г. частью княжества Джамму и Кашмир, должны находиться под юрисдикцией властей «Азад Кашмира».
Терпение Айюб-хана кончилось, и Хуршиду предложили подать в отставку. Уходя, он заявил, что пакистанское правительство вмешивается в дела здешней администрации и лишает ее возможности действовать самостоятельно. К сожалению, говорит Абдул Хамид-хан, у Хуршида появились последователи, которые придерживаются порочной концепции, наносящей ущерб как «Азад Кашмиру», так и Пакистану. Это усложняет решение кашмирской проблемы.
Дальше по программе встреча с Манзур Касимом, главой департамента экономического развития «Азад Кашмира». Он приглашает проехаться по городу. По дороге дает справку. В экономическом отношении «Азад Кашмир» развит слабо. Большая часть плодородных земель и пастбищ, ведущие отрасли кустарной промышленности — все это находится в индийской части. Да и население там больше — 5 млн., а здесь — всего 2 млн. Отношения с Индией напряженные. Поэтому серьезные реформы не проводились. Сельское хозяйство, признает собеседник, развивается медленно. Риса, кукурузы, пшеницы выращивается немного. Все приходится ввозить из Пакистана. Пока основной статьей дохода является животноводство, дающее мясо и шерсть, и лесные разработки — заготовки ценных пород деревьев, идущих на производство мебели и отделку помещений. Имеются запасы железной руды, угля, золотоносных руд.
Манзур Касим тормозит и спрашивает:
— Теперь вы понимаете, как необходимо воссоединение Кашмира?
— На какой основе? — спрашиваем главу департамента.
— Индийцы не пойдут на плебисцит. Остается только одно решение вопроса — военное. Айюб-хан, пусть это останется между нами, не проявил решительности до конца. Он осторожничает. Но, слава Аллаху, есть в стране люди, которые полны решимости выполнить миссию освобождения всего Кашмира.
Манзур Касим настроен решительно. Узнаем, что здесь он недавно. До последнего времени служил в армии в чине майора.
— Хотите посмотреть знаменитые кустарные ремесла?
В огромном сарае ряды верстаков. Пахнет свежими опилками и лаком. Над верстаками склонились кустари. Одни вытачивают из дубовых и ореховых чурбаков изящные женские головки и фигурки людей, другие пропиливают доски замысловатыми узорами или вырезают на их поверхности картины.
За одним из верстаков пожилой мастер вырезает на большой дубовой доске картину. Он сосредоточен, движения его уверенны. Рядом с ним, ловко орудуя пилками и острыми ножами, работают ребятишки, закутанные в шали. В помещении холодно.
— О, это известный художник, дядюшка Каюм со своими учениками, — говорит Манзур Касим, указывая на мастера. — Сейчас он вырезает картины по мотивам Омара Хайама. Эти работы продаются только в одном магазине, возле отеля «Флешман» в Равалпинди. Спрос на них, особенно среди иностранцев, растет изо дня в день. Отличная работа, выдержанное дерево.
В разговоре выясняется также, что ни одну из своих картин старик не имеет права продать сам. Таково соглашение с пакистанской фирмой. Интересуемся, как оплачивается труд художника. Чувствуется, что Манзур Касим не хочет беседовать на эту тему. В разговор вступает наш переводчик. Он берет картину. На ней изображена девушка с кувшином на голове. Старик что-то говорит Бахшу. Тот переводит.
— За эту картину, над которой он работал пять дней, получит рупий двадцать.
— Сколько же она стоит в магазине?
— Более двухсот рупий.
Что и говорить — хозяин фирмы наживается основательно. Манзур Касиму разговор явно не нравится. Он торопится увести нас отсюда, говорит, что надо еще осмотреть мастерские, где вяжут знаменитые кашмирские шали, и ковровую фабрику.
Большой, похожий на ангар цех, сооруженный из камня. Окна без стекол, тесно стоят деревянные станки. Мелькают челноки, стремительно пропускаемые сквозь разноцветную паутину нитей. За станками в основном ребята — им лет десять-четырнадцать. Бледные лица, тонкие ручонки. По цеху гуляет холодный ветер.
Пытаюсь выяснить у рабочих, какая у них зарплата, а у Касима спрашиваю о продажной цене ковров.
— Прошу вас, — прижимает руки к сердцу сопровождающий. — Это коммерческая тайна. Люди довольны условиями. Ты доволен? — обращается он к одному рабочему.
— Да, сэр, — следует ответ.
Касим приглашает к себе на чашку чая. У него двухэтажная вилла, построенная в стиле английского загородного дома. Гостиная отделана дубовыми и ореховыми плитками. Резная инкрустированная мебель. В углу камин с горящими дровами. Тепло, уютно.
— Вам, советским, — говорит, обращаясь ко мне, хозяин дома, — привыкшим к своим стандартам жизни, возможно, многое и не понравилось из того, что вы здесь видели. Да, люди живут трудновато. Но вот, когда отобьем Кашмир у индийцев, то жизнь населения значительно улучшится.
— Вы это серьезно говорите? — не удерживается мой коллега Питер Хейс.
— Разумеется!
Ранним утром покидаем Музаффарабад. На улице, ведущей к нашему отелю, демонстрация. В толпе людей, укутанных в видавшие виды шали и просто одеяла, несколько женщин в пардах. Нетрудно догадаться, что демонстрация организована местными властями.
«Только Пакистан может обеспечить нам процветание и защиту», — читаем на транспаранте, который держит в руках здоровенный мужчина с военной выправкой. «Не отдадим Кашмира индийцам, борьба до полной победы!» — взывает другой транспарант, его держит в руках наш знакомый, Манзур Касим.
Пройдет несколько лет, и я совершенно случайно узнаю о дальнейшей судьбе этого человека. Он вновь вернется в армию и в декабрьские дни 1971 г. с отрядом «коммандос» перейдет линию перемирия в Кашмире. В ущелье, заминированном индийскими солдатами, он потеряет значительную часть отряда. Попытка вернуться не удастся. Снайперы, засевшие в горах, добьют оставшихся. В плену от ран скончается и сам Манзур Касим.
На машине подъезжает наш переводчик Аслам Бахш.
— Надо торопиться, — говорит он, — не обращайте внимания на демонстрантов. Вот-вот пойдет дождь, надо успеть проскочить перевал, а то можем застрять надолго.
Прощаемся с Питером Хейсом. Он едет дальше, в индийскую часть Кашмира. До границы, до которой буквально несколько километров, его доставят пакистанцы, а там встретят представители индийских властей.
…Лахор — это город легенд, уникальных памятников старины. Раскинулся он на берегу Рави, в плодородной низине, рассеченной реками Джелам, Чинаб, Рави, Биас и Сатледж в бассейне Инда. Отсюда и пошло название провинции Панджаб («пандж» — «пять», «аб» — «вода», что вместе означает «пятиречье»).
Сворачиваешь с шумного Моул-роуд, проспекта неоновых реклам, автомашин последней марки, многоэтажных зданий из стекла и бетона, кирпичных особняков в викторианском стиле, и словно переносишься в далекое прошлое. Говорливые базары прямо под открытым небом. Горы полосатых арбузов, пунцовых яблок и янтарных абрикосов. Торговцы в пестрых тюрбанах. Продираясь сквозь толпу на ослике, едет упитанный бородач в расписном кафтане. За ним с тюком на спине спешит жена. Лицо закрыто пардой. Ревут транзисторные приемники, включенные на полную мощность. Старательно избегая луж, к прилавкам с тканями спешит молодая пакистанская пара. Ярко-красная рубашка и расклешенные джинсы на парне. Девушка в мини-юбке, с длинными распущенными волосами. Смешались времена, смешались традиции и вкусы.
