Родные и близкие. Почему нужно знать античную мифологию - Дубов Николай Иванович (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Ну что ты, ма! Просто там интереснее… И ты ведь знала, что так или иначе я буду работать не в Киеве, а где-нибудь у моря.
— Ну и пожалуйста! Почему нельзя поближе, хотя бы на Черном море? Во Владивосток ехать надо чуть ли не две недели! А тут один день, и ты дома… Все мечтают о Черном море, а ему, видите ли, не нравится.
— Нравится, ма. Солнце, воздух и вода, кипарисы, магнолии и всё прочее. Но это хорошо для курортников, а не для исследователей. Жизнь в нём есть только в верхнем слое — каких-нибудь метров сто пятьдесят — двести, дальше на всю глубину, две тысячи метров, — мертвая сероводородная зона. Мне же на Черном море просто делать нечего — я специализировался на беспозвоночных, в частности на головоногих, а их в Черном море нет совсем.
Сергей уехал, не часто, но регулярно писал письма. Через какое-то время женился и однажды приехал в отпуск с Ингой — познакомить её с родителями. Потом у них родились двойняшки. Дальние путешествия для малышей были утомительны и опасны, он присылал фотографии — глянцевые карточки, с которых таращились пухлощекие младенцы… В общем, это был уже отрезанный ломоть. Варя всё собиралась съездить во Владивосток, посмотреть, как они там живут, но свободных денег на это не было, да и домашние заботы держали в Киеве. Так и не собралась.
С Борисом не было никаких осложнений. Воспоминания о бедах военного времени свелись у него к боязни голода. Сытость после войны наступила не сразу, поэтому Борис всегда старался поесть поплотнее, про запас. Потом забылось, ушло и это, пострадала только фигура, и Шевелев однажды сказал ему:
— Спортом бы занялся, что ли. Молодой человек, а задница у тебя, как комод.
Нельзя сказать, чтобы зад у Бориса был очень большим — он стал каким-то прямоугольным и внушительным. Борис неуклюже отшутился.
Учился Борис старательно, стремясь быть если не первым, то одним из первых. Никаких дурных склонностей не проявлял, с плохими компаниями не якшался, в подъездах и подворотнях, как другие подростки, не торчал. На старом дворе друзей среди своих сверстников он не заводил — дружеские связи образовались в школе и особенно в институте. О них Борис рассказывал охотно, даже несколько хвастливо — все это были дети солидных, ответственных людей, судя по всему, и сами собирались стать такими же солидными и деловыми. Он часто и с удовольствием уходил к друзьям, но к себе их не приводил: стыдился скудости своею быта.
И с вузом не было осложнений. Борис успешно выдержал экзамены в автодорожный и хорошо учился. Волнения вспыхнули, когда подошло распределение. Вероятнее всего, Бориса запроторили бы в какую-нибудь «дыру», в «Сельхозтехнику». Варя заранее сокрушалась, даже тихонько поплакивала в чаянии предстоящей разлуки. Шевелев ничем помочь не мог, да и не видел никакой беды в том, что зеленый инженер несколько лет поработает на периферии. Даже полезно: живое дело, прямая ответственность скорее сделают его настоящим специалистом. Борис не хотел становиться специалистом в «дыре». Вот тут и пригодились дружеские связи с детьми солидных родителей и знакомства с этими родителями: в телефонном разговоре мимоходом, между прочим была названа фамилия и высказан совет-пожелание. Борис остался в Киеве.
Фирма, в которой Борис работал, ещё только разворачивалась. Поступил он начальником участка в транспортном цехе, но в этой должности не задержался. Голова у пего была светлая, руки росли, как он говорил, не из того самого места, и он быстро поднимался по служебной лестнице — стал заместителем начальника, а через какое-то время и начальником цеха. Продвижение энергичного, напористого молодого специалиста было естественным. С работягами Борис был, когда нужно, достаточно жестким, но держался на дружественной ноге — соблюдая, конечно, дистанцию — и давал им возможность заработать. Его уважали. В своем кругу он был покладист и услужлив, а с начальством эластичен. Он знал, где и что можно говорить, а в особо тонких ситуациях умел не видеть, не слышать и держать язык за зубами. Его ценили всё более.
Домой он приходил только спать, да и то не всегда, небрежно объясняя потом, что ночевал у товарища — засиделись поздно, транспорта уже никакого, не тащиться же пешком через весь город! Однажды Варя посетовала, что он совсем не бывает дома. Борис мягко, но непреклонно объяснил:
— Иначе не получается. Работа колготная, день ненормированный. Это мои работяги от звонка до звонка, а на мне лежит ответственность.
— Я понимаю, — сказала Варя. — Но ты и в выходной обязательно куда-то уходишь.
— Что ж ты хочешь, мамочка? Целую неделю вкалываю, как проклятый. Должен я когда-то встряхнуться, повидать друзей?
— Странно, — сказала Варя, — когда Сережа жил с нами, у нас постоянно толклись его товарищи. А у тебя как-то всё на стороне. Мы и друзей твоих совсем не знаем. За все время ты ни разу никого не привел…
— Сюда? Да что б мы тут делали?
— Оставь, Варя, — сказал Шевелев. — Дело молодое, кому в его возрасте хочется сидеть дома?
Бориса самого тяготила раздвоенность его жизни — одна дома и совершенно иная, не похожая, там, вне дома. Да и вообще далеко, неудобно, ездить надо троллейбусом, потом автобусом… Он объяснил свое положение начальству, напирая на то, что, если б он жил поближе, он и работать бы мог с большей отдачей. В его положение вошли и в ближайшей по сроку сдач «гостинке» выделили однокомнатную квартиру. Шевелев смотреть не поехал, но Варя съездила и вернулась очень довольная — квартира вполне приличная. «Раз уж есть квартира, пора подумать и о хозяйке», — высказала она свою уже давнюю заботу.
— А куда мне спешить? — посмеиваясь, сказал Борис. — Не беспокойся, мамочка, «в девках» я не останусь…
Дел всегда было «по завязку», поэтому Борис не часто посещал родителей, но был сыном внимательным и заботливым: расспрашивал, как они себя чувствуют, каждый раз привозил что-нибудь «вкусненькое» — коробку конфет или торт и — непременно! — цветочки, и каждый раз Вэря была растрогана.
«В девках» он не засиделся. Через некоторое время после того, как стал «начтрансом», Борис загадочно сказал, что намечается кое-какая перспектива, поэтому теперь можно думать о женитьбе, а затем привел будущую жену. Алина оказалась длинноногой, очень красивой девушкой с большими, навыкате, глазами. Предполагая, что она будет стесняться, Варя старалась её всячески обласкать, разговорить. Алина односложно отвечала на вопросы и никакого разговора не поддерживала. Почти всё время она смотрела в стол, изредка поднимала глаза на говорящего, потом снова опускала взгляд. Всё это больше смахивало на высокомерие, чем на застенчивость. Варя сметалась и замолчала тоже. Борис говорил за всех четверых.
Потом Варя уговорила себя, что этого не могло быть, она ошиблась. Алина не высокомерная, а просто очень скромная и стеснительная. Когда Борис приехал узнать, какое впечатление произвела его невеста, Варя расхвалила её, особенно напирая на скромность и красоту. Борис сиял.
— А где будет свадьба? — озабоченно спросила Варя. — У тебя тесно, да у тебя и нет ничего — ни посуды, ни мебели. Лучше всего у нас. Посуду, стулья одолжим у соседей…
— Ну что ты, мамочка! — засмеялся Борис. — Кто сейчас так справляет свадьбу? Сколько здесь поместится — человек тридцать, сорок? Остальным ждать очереди на улице?
— А сколько ты собираешься приглашать?
— Точно я ещё не прикидывал, но не меньше сотни, а то и все сто пятьдесят.
— Это всё — друзья? — спросил Шевелев.
— Друзья. И нужные люди. Пренебрегать нельзя — себе дороже…
— Куда же такую прорву? — сказала Варя. — Их вообще нигде не разместить.
— Не беспокойся, мамочка! Договорюсь в ресторане о банкетном зале, а то сниму целиком какое-нибудь кафе. И все будет о'кэй, на высшем уровне.
И все было на высшем уровне.
К дверям зала вел небольшой, но широкий и пологий лестничный марш. Вдоль него с обеих сторон, как почетный караул, выстроились официанты. На площадке перед закрытой дверью стоял метрдотель. Он был торжествен и величав, как полководец, у которого не бывает поражений. Своей армией в черной униформе он командовал без слов и мановений — одними взглядами.
