Лондон. Биография - Акройд Питер (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Подземный Лондон между тем уже существует. Это обширные подвалы, проходы, клоаки, туннели, трубы и сообщающиеся друг с другом коридоры. Созданы громадные сети газовых и водопроводных труб, многие из которых давно не используются, а по другим теперь пущены кабели общей длиной в тысячи миль, служащие целям связи и управления. В книге «Лондон, открываемый заново» Уолтер Джордж Белл пишет о том, как однажды в начале 1920?х годов работники Управления почт укладывали керамические трубы для телефонных кабелей в выемку, оставшуюся от стены древнеримской виллы на Грейсчерч-стрит, так что, по его выражению, «шепоты наших переговоров» проходят через помещения, где жители утраченного Лондона некогда беседовали на языке чужой страны. Прорыты глубокие туннели для «Бритиш телеком» и для Лондонского управления по электричеству, по траншеям и изолирующим трубам тянутся кабели компании «Нэшнл грид». После 1945 года была введена в действие громадная система туннелей Управления почт, еще более усложнившая подземную лондонскую топографию. Под Темзой проложено больше туннелей, чем под любой из рек, на которых стоят другие мировые столицы, – туннелей для поездов, для автомобилей, для пешеходов и для коммунальных нужд. Вся территория под рекой, как и под городом в целом, превращена в катакомбы со своими авеню и магистралями, зеркально копирующие наземную уличную структуру.
Но стоит в Лондоне спуститься под землю – и с нами что-то происходит. Сам воздух, кажется, делается стар и печален, насыщен горестным наследием. К примеру, Темз-таннел – туннель под Темзой, прорытый в 1825–1841 годах, – был куплен ценой великого труда и страдания. Его история рассказана в книге Ричарда Тренча и Эллиса Хиллмана «Лондон под Лондоном». Туннель прокладывался на глубине шестидесяти трех футов под руководством инженера Марка Брюнеля с использованием громадного проходческого щита для извлечения земли; идя вслед за проходчиками, каменщики тут же формировали кирпичные стены туннеля. Часто происходили обвалы и прорывы воды; рабочим, «как угольщикам в опасной шахте», беспрерывно что-то угрожало – то огонь, то вода. Один из них, пьяный, упал в глубокую шахту и разбился насмерть; некоторые утонули во время затоплений, другие умерли от «болотной лихорадки» или дизентерии, один или двое задохнулись в «спертом и нечистом воздухе». Марк Брюнель сам испытал приступ паралича, но настойчиво продолжал работы. Он вел дневник, чьи записи не нуждаются в пояснениях: «16 мая 1828 г. Взрывчатый газ. Люди сильно ропщут. 26 мая. Утром умер Хейвуд. Заболели еще двое. Пейдж слабеет на глазах – ему, видно, уже не выплыть… Я и сам, проведя некоторое время внизу, ощущаю изрядную слабость. 28 мая. Боуйер умер то ли сегодня, то ли вчера. Хороший был человек». Многозначительна в этом контексте метафора «выплывания», словно подземный мир топил людей совокупным своим весом. Атмосфера туннеля была атмосферой тяжкого сна, безнадежности и тоски. «На самих стенах его выступил холодный пот», – писала «Таймс» после его открытия в 1843 году.
Интересно, что Марк Брюнель разработал свой способ проходки туннелей, сидя в лондонской долговой тюрьме; там он наблюдал за работой teredo navalis – корабельного древоточца, «природного проходчика». Дух тюрьмы, безусловно, присутствует в самом строении этих туннелей. Натаниел Готорн спустился в Темз-таннел, когда прокладка его была завершена. После «утомительной череды лестничных маршей» взору открывается «сводчатый коридор, уходящий в нескончаемую полночь». Здесь – сама тоска, воплощенная в кирпич и камень, здесь «более уныло, чем на любой из улиц наземного Лондона». Но нашлись лондонцы, сумевшие приспособиться к глубине и сырости. В полумраке Готорн увидел «ряды лавчонок в маленьких нишах, где торговали большей частью женщины… они донимают тебя голодными просьбами купить что-нибудь из их товара». Он пришел к убеждению, что эти обитательницы подземелья «проводят здесь всю жизнь и, думаю, никогда или почти никогда не выходят на свет». Неудивительно, что он назвал Темз-таннел «тюрьмой из тюрем». Именно по этой причине туннель так, по существу, и не стал дорогой для карет и пешеходов – слишком сильны оказались мрачные ассоциации. Поэтому после своего открытия туннель мало использовался и в 1869 году перешел в ведение Восточно-лондонской железной дороги. С тех пор он неизменно действовал как железнодорожный и ныне, входя в состав метрополитена, соединяет Уоппинг с Розерхайтом.
Другие туннели под Темзой тоже не спешат расставаться с царящим в них ощущением вселенской тоски. В книге «Вниз по течению» Иэйн Синклер пишет о Розерхайтском дорожном туннеле, связывающем Розерхайт и Степни: «Если хотите отведать худшего, что Лондон может предложить, следуйте за мной вниз по этому пологому склону. Туннель источает предостережения: НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ». И далее: «Туннель обретает смысл лишь оставаясь неиспользуемым и безмолвным». Это безмолвие может быть угрюмым и грозным. Гринвичский пешеходный туннель, открытый в 1902 году, кажется самым заброшенным и безотрадным местом Лондона. Есть, однако, люди, которые, подобно взывавшим во мраке торговкам, выглядят порождениями подземного мира.
В XVIII веке один немецкий путешественник писал, что «треть населения Лондона живет под землей». При желании мы можем датировать эту особенность бронзовым веком, когда чуть западнее нынешней Гринвичской обсерватории были прорыты подземные туннели. (Высказывалось мнение, что колодцы или шурфы, служившие для их вентиляции, были, кроме того, предназначены для наблюдения за звездами. Если так, то это очередной пример лондонской преемственности.) Заезжий немец имел в виду подвальные жилища особого рода, которые к тому времени уже два столетия были приметой Лондона. Их сдавали очень бедным жильцам, которые «спускались с улицы по ступенькам в колодец, на ночь закрывавшийся откидной крышкой». Письменные свидетельства, которые оставили сами бедняки, позволяют нам бросить на эту подземную жизнь несколько коротких взглядов: «Починяю обувь. Живу в подвале… Я сапожник. У меня кухня [так называли подвальное жилье] на Монмут-стрит… Я не знаю квартирную хозяйку по имени, просто плачу каждый понедельник». Эти сырые и темные ямы порой использовались и более скверным образом. «Я содержу подвальную гостиницу» – это, судя по всему, означало, что в подземелье имели доступ бродяги, пьяницы и развратники.
Склонность искать убежища под землей получила дальнейшее развитие в XX веке. Было подсчитано, что во время Первой мировой войны (в феврале 1918 года) на станции столичного метро переселилась треть миллиона лондонцев. Они притерпелись к подземной жизни и даже начали за нее цепляться. Как пишет Филип Зиглер в книге «Лондон военных лет», одним из главных опасений властей было то, что «в людях разовьется менталитет „ухода в глубину“ и парализует их волю». Предполагали также, что подземные лондонцы «могут проникнуться истерическим страхом и откажутся выходить на поверхность для исполнения своих обязанностей».
Осенью 1940 года лондонцы вновь зарылись в норы. Они потянулись в подземные убежища и церковные крипты, и некоторые из них «стали жить подземной жизнью, проводя под небом меньше времени, чем шахтеры». В каждом из глубоких убежищ могло собраться более тысячи человек, и они «лежали тесней, чем мертвецы на кладбище»; те же, кто спускался в крипты, «искали укрытия среди мертвецов». В описаниях подземной жизни этот образ присутствует постоянно. Это как смерть – как погребение заживо под исполинским городом. Самой знаменитой из подземных пещер стала «Тилбери» под Коммершл-роуд и Кейбл-стрит, где прятались от бомб тысячи истэндцев.
Самыми очевидными центрами безопасности были станции метро. Генри Мур, бродя среди их новоявленных обитателей, делал предварительные заметки для своих рисунков: «Зловеще-контрастное освещение, на переднем плане расплывчатая масса лежащих фигур. Со старых кранов свисают цепи… Повсюду грязь, мусор, неряшество и хаос». Явственно пахло мочой и немытым человеческим телом; возникает картина Лондона в почти первобытном состоянии, словно, спускаясь под землю, горожане возвращались на столетия назад. «Я никогда не видел такого количества лежащих фигур, и даже туннели для поездов походили на отверстия в моих скульптурах. Среди этой напряженной мрачности – группы чужих друг другу людей, сбившихся в тесный кружок, и дети, спящие на расстоянии шага от проходящих поездов». Мур сравнил увиденное с «трюмом невольничьего корабля» – правда, нынешнее судно стояло на месте. Вновь, как и во время бомбардировок предыдущей войны, состояние подземного населения тревожило власти. В книге Майкла Муркока «Лондон-мать» – этом гимне городу, созданном в конце XX века, – рассказчик во время бомбежек Второй мировой однажды «в поисках безопасности спустился в метро» и с той поры сделался одержим «позабытыми туннелями» и всем темным миром ниже городской поверхности. «Я обнаружил доказательства того, что Лондон пронизан сообщающимися туннелями, где живет троглодитское племя, ушедшее под землю во время Великого пожара… Другие намекали, что указания на Лондон под Лондоном имеются в разнообразных текстах, включая такие древние, как чосеровские». Это чудесная фантазия, но в начале 1940?х был нешуточный страх, что «подземное племя» станет реальностью.
