Секреты женщин Ренессанса - Фукс Эдуард (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Всеобщее лицемерие или открытый цинизм, всегда характеризующие отмирающие или разлагающиеся классы, достигают тем большего развития, чем свободнее могут проявляться частные интересы этих классов. Чем меньше противодействия других классов встречают они, чем неограниченнее их роль в государстве и обществе, тем откровеннее игнорируют такие классы социальные инстинкты, имеющие значение социальных добродетелей.
Разумеется, не от случая зависит, как предполагают обыкновенно этики, восторжествует ли в данную эпоху в данной стране лицемерие или цинизм, а, как уже указано, от различия исторической ситуации, служащей отправной точкой. В Англии XIX века, как во Франции XVIII столетия (чтобы остаться в пределах приведенных примеров), последним основанием разврата становятся легко нажитые богатства. В Англии этот разврат должен был облечься в плащ самого закоренелого лицемерия, так как здесь общественный строй принял форму современного конституционализма, следовательно, налицо все гарантии для общественного контроля и публичной критики, и так как здесь далее те классы, которые могли бы выступить с критикой, уже поднялись до роли определяющих жизнь факторов. Во Франции эпохи старого режима не было ничего подобного, как раз обратное служило здесь предпосылкой. Здесь царил неограниченный абсолютизм, исключавший всякий исправляющий контроль и всякую публичную критику. Буржуазный уклад жизни с соответствующим ему классом еще только зарождался. Здесь поэтому и не нуждались в вуалях и плащах. Частные интересы, приведшие к атрофии всех социальных добродетелей, стремившиеся исключительно к все более и более утонченным удовольствиям, могли свободно проявиться в бешеном вихре, и цинизму были раскрыты широчайшие границы.
Этим еще не исчерпывается картина нравственного одичания таких классов и эпох. У них всегда есть еще дополняющие их антиподы, а именно в лице классов, ими угнетаемых, в лице социальных отбросов, тех одичалых масс, лишенных также всяких задерживающих тормозов, ибо последние или еще не успели развиться, или уничтожены бедственным социальным положением.
Достаточно вспомнить о постоянно вновь всплывающих из недр люмпен-пролетариата документах крайней нравственной распущенности или о пресловутой «нравственности» деревни, о том, как на самом деле выглядит «деревенская наивность».
Приведем один пример, иллюстрирующий последнюю. Несколько времени назад в одном из городов Центральной Германии происходил процесс по поводу ложной клятвы. Обошедший газеты отчет о процессе гласил: «Тридцативосьмилетний Л. из З. прошлое лето поступил в батраки в пору жатвы к одному крестьянину в Р. В спальне служанок он вступал в половые сношения со служанкой М. Последняя забеременела и предъявила иск о прокормлении ребенка другому батраку, Ф. Этот последний указал на Л. как на другого виновника ее беременности. Во время разбирательства дела Л. отрицал свою вину под присягой, а служанка заявила, что Л. и батрак К. часто находились с ней вплоть до полуночи. В той же комнате находятся еще две кровати, где спят другие две служанки с их любовниками. Кроме Л. и К. 22-летняя служанка находилась в связи еще с Ф. У нее уже было несколько незаконных детей. На вопрос защитника, существует ли в деревне обычай, в силу которого парни спят с девушками, свидетельница ответила утвердительно: „Да, таков обычай“. Л. сначала подстрекал ее предъявить иск к Ф. Батрак К. в свою очередь подтвердил, что Л. находился в связи со служанкой и что он сам неоднократно бывал свидетелем этого».
Таков сжатый отчет о процессе. Как видно, верхушка и низина общественного здания стоят друг друга. Их солидарность доходит до того, что они предпочитают одинаково те же «специальности». Они одинаковые охотники до беспорядочного полового смешения, до «обмена метрессами», и единственным различием является лишь неодинаковая степень утонченности их приемов. Было бы непростительной близорукостью утверждать, что это документально удостоверенное событие представляет лишь исключительный случай. Служанка, о которой шла речь, изрекла истину, которую можно было бы доказать сотней данных: «Да, таков обычай». Это обычай, ибо это исторически обусловлено как неизбежный результат той социальной почвы, из которой произросла деревенская мораль, подобно тому как bandes joyeuses XVIII века представляют такое же неизбежное последствие исторической ситуации тогдашней Франции.
Но как ни сходны в своих внешних формах оба эти явления, мы делаем из них на основании вышеизложенных замечаний противоположные выводы. Если оргии ancien regim’a характеризуют вырождение отмирающих классов, то разврат сельского люмпен-пролетариата относится к числу тех, которые встречаются в классах, сознание которых еще чрезвычайно мало развито и не привело еще к образованию классовой идеологии.
Ударение лежит здесь на словах «классовое сознание», ибо в нем суть. Нам уже приходилось неоднократно употреблять это слово. Исследование вопроса о той роли, которую этот фактор играет в общественном развитии, составляет последний пункт, который подлежит здесь обсуждению.
Выше было указано, что специфическая классовая мораль – одно из лучших средств классового сплочения, что она – боевой значок, ярко подчеркивающий принадлежность к данному классу, то знамя, вокруг которого его представители собираются и группируются. Эта классовая мораль, однако, не возникает непосредственно вместе с новым классом. Классовое развитие должно уже находиться на известной ступени, класс должен уже сознавать себя таковым, понимать ясно свои интересы и свои специфические потребности. Короче, в классе должно пробудиться классовое сознание. Только в этот момент (и это совершенно логично) дифференцируются так называемые общеобязательные нравственные нормы, отражающие главные интересы эпохи, в виде специфической классовой морали. Пробуждение же классового сознания равносильно возникновению классовой борьбы. Как только родившийся в недрах общества новый класс приходит к самосознанию, он становится сознательно в оппозицию всем остальным классам, стремясь выдвинуть и осуществить собственные интересы. Поступая так, он вместе с тем старается вытеснить из их привилегированного положения до сих пор господствовавшие классы и самому занять место командующей группы. Так, одновременно с пробуждением классового сознания неизбежно возникает в истории и классовая борьба.
Влияние этого фактора в истории на основании вышесказанного, однако, еще значительнее. Пробуждение классового сознания является вместе с тем в истории всегда одним из важнейших нравственных стимулов человечества. Оно до крайности поднимает нравственность данного класса, и если речь идет о классе поднимающемся, то не только его нравственность, но и всех остальных, даже господствующих классов. В первую голову повышается, естественно, нравственное чувство представителей пробуждающегося класса по следующим причинам. Несправедливость господства командующего класса, против которой борется поднимающийся класс, ощущается последним прежде всего в области нравственности – не только половой, конечно, а общей, – и именно с этой точки зрения господствующий класс подвергается прежде всего критике и обстрелу. С другой стороны, любое требование поднимающегося класса сначала обставляется всегда нравственными аргументами. Таким образом, поднимающийся класс противополагает себя господствующему именно в области морали. Эта резкая противоположность становится постепенно сознательной, и с этого момента ее стараются еще усилить. Представители нового класса хотят отличаться ярко и заметно именно в нравственных вопросах и в нравственном поведении и потому порой становятся в демонстративную оппозицию господствующим моральным воззрениям. Специфическая мораль становится одним из главных пунктов программы. Усматривая в господстве враждебного класса торжество безнравственности, подкрепляя свои собственные требования нравственными мотивами, поднимающийся класс заявляет себя представителем истинной морали. Вот почему возвышающийся класс требует от своих членов прежде всего незапятнанной безупречности.
