Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Фарнсворт Уорд (серия книг .txt, .fb2) 📗

Рассматривая Сократа таким образом – как часть ума или личности, – стоит обратить внимание на некоторые отрывки, где он рассуждает о своем месте в мире. Взаимоотношения между Сократом и государством иногда похожи на взаимоотношения сократической функции и «я».

Возможно, интерпретация этих отрывков в качестве внутреннего состояния «я» показалась бы довольно экстравагантной, если бы Платон не был одновременно автором знаменитого и детального сопоставления города и души, предпринятого в диалоге «Государство» [78]. Ни ему самому, ни его читателям такое уподобление не представлялось чем-то странным. По моему мнению, именно вызываемый этой метафорой резонанс, пусть даже неосознанный, помогает понять, почему история Сократа будоражит воображение столь многих и столь долго. Наш разум любит метафору ради метафоры. (И вполне простительно то, что мы иногда подозреваем его в любви лишь к этому.) История Сократа представляет собой конфликт между нерациональным и рациональным, высоким и низким – конфликт, разворачивающийся внутри каждого из нас. Мы знаем, каково жить среди афинян, удивляясь их невежеству и предвзятости; мы представляем, каково быть отвергнутым ими за то, что открываешь им глаза. И чтобы это знать, не обязательно разговаривать с другими.

Первичное и вторичное. Ранее нам уже встречалось утверждение Сократа о том, что он занимается «испытанием себя и других». Можно ли одно из этих дел назвать основным, а другое второстепенным? Мы сталкивались с примерами, в которых Сократ расценивает проверку себя как нечто естественное. Однако имеется и такая научная традиция, в рамках которой общение с другими людьми предстает первичной философской деятельностью. Диалоги же, в свою очередь, изобилуют доказательствами обеих позиций [79].

Поэтому вместо того, чтобы и дальше давать этой проблеме разные интерпретации, давайте взглянем на нее с точки зрения пользы. Очень редко удается убедить кого-то в чем-то, просто заваливая его вопросами. Да и сами шансы вступить с кем-нибудь в живой сократический диалог крайне малы. Что же до удач Сократа на этом поприще, то ему слишком часто попадаются уступчивые собеседники, отличающиеся чрезмерной готовностью согласиться с его аргументами [80]. В итоге это выглядит так, будто фокусник испытывает свои трюки на подсадных зрителях. Не будем удивляться тому, что в реальной жизни люди не столь сговорчивы. Большинству сократические расспросы не по душе, а если непреклонно навязывать другим свои условия игры, то можно очень скоро остаться без собеседников. Реальная жизнь, как известно, плохо обошлась и с самим Сократом: в конце концов его казнили.

Зато использование метода Сократа во внутреннем диалоге, ради изучения собственного мышления, гораздо безопаснее. Постепенно оно превращается в нечто вполне обычное как для интерпретации мира, так и формирования реакции на него. Впрочем, применять метод Сократа самостоятельно отнюдь не проще, чем пользоваться им в беседах с другими, – на самом деле наоборот. Ошибки в чужих суждениях подмечать нетрудно, находить же их в собственных мыслях куда сложнее. Это можно уподобить физическим упражнениям: с тренером сподручнее, но можно управиться и без него. Навык задавать сократические вопросы сравним с физкультурой и в другом смысле: это полезно, но заниматься этим неприятно; более того, полезно ровно в той степени, в какой неприятно. Вот почему нет более распространенного недуга, чем интеллектуальное ожирение.

5

Вопрос и ответ

Философию часто воспринимают в качестве системы идей, которая дает ответы на фундаментальные вопросы. Сократовская философия – нечто другое; это скорее приверженность процессу, а не результату. Сократ приходит к каким-то выводам, но все они оказываются лишь временными (см. главу 14). По большей части в диалогах он то идет вперед, то отступает назад, но никогда не останавливается на ответах. Вопрос – вот единица сократической практики, вот ее своеобразная валюта; он есть первое, что нам нужно освоить. Метод Сократа отличается от других стилей обучения и мышления в первую очередь следующим: приверженец этого метода не наставляет, не объясняет, не бранит, не рассказывает. Он задает вопросы. Большая часть моей книги посвящена тому, как устроены подобные вопросы, каким образом нужно их формулировать и что они дают. В этой главе мы сперва рассмотрим вопросы как таковые.

Вопросы против ответов. Мы уже вскрыли несколько возможных причин, побуждавших Платона писать диалоги. Теперь самое время задуматься, почему он завершал их, не доходя до финального ответа. Если бы он следовал современной моде, то мог бы, скажем, снабдить каждый чем-то вроде предисловия, в котором объяснил бы читателям причину. Такое предисловие устранило бы необходимость публиковать объемистые работы о том, почему он поступал именно так, а не иначе. Между тем отсутствие подобного предисловия лишь подтверждает его мудрость, а также предоставляет ключ к его методу в целом. Дело в том, что Платон, как и его Сократ, обожает вопросы, а также то состояние, в которое они повергают разум.

Положение Платона как автора совпадает с положением Сократа как персонажа. Платон никогда не высказывает свое мнение напрямую: он прячется за своими персонажами, заставляя читателя строить догадки. Из-под его пера выходит герой, который тоже не дает никаких ответов и вынуждает людей крепче думать, пересматривая то, во что они верят и как живут. Подоплека всего этого вполне понятна: наш ум более эффективен в те моменты, когда вопрос еще не разрешен, а не в те, когда у нас уже имеется ответ. На каждом уровне диалоги помогают нам сначала войти именно в такое состояние, а потом удерживают нас в нем. Урок, содержащийся в диалогах, будет усвоен в том случае, если мы научимся продлевать в себе это состояние даже за рамками чтения. Практик сократического метода мыслит вопросами, комфортно ощущает себя в неопределенности и ценит бесконечность поиска.

В главах 2 и 4 было показано, как метод Сократа исправляет дурные привычки разума, предоставленного самому себе. Акцентирование той значимости, какую имеют вопросы, вновь обращает нас к этой теме. В указанном контексте дурной привычкой выступает приверженность к собственным мнениям. Надо сказать, что иметь мнение довольно приятно. Обращаясь к философии, люди обычно желают преумножить подобное удовольствие – если и не укрепиться в ранее обретенных убеждениях, то хотя бы обзавестись новыми убеждениями. Сократ в такие игры не играет, и поначалу это разочаровывает. Так в чем же его философия? Как ему представляется, самая большая проблема заключается в том, что мы убеждены в том, в чем не должны быть уверены, и думаем, что знаем то, чего не знаем. Вот почему философия Сократа не состоит из набора убеждений. Она представляет собой процесс. Сократический метод не способствует замене сложившихся ранее убеждений на иные, более выверенные. Он меняет наше отношение к убеждениям как к таковым. Любовь к обладанию ими подменяется в этом методе любовью к их бесконечной проверке.