Нюрнбергский эпилог - Полторак Аркадий Иосифович (книги бесплатно читать без txt) 📗
— Скажите, — обратился Кауфман к свидетелю, — намекал ли вам когда-нибудь мой подзащитный, что по личной договоренности с Гиммлером он освобожден от исполнительной власти, что ему поручена лишь служба информации?
— Нет, — категорически ответил Шелленберг, — я об этом никогда не слышал, и то, что мне фактически стало известно, свидетельствует об обратном.
Адвокат неосторожно стал тянуть свидетеля за язык, потребовал уточнить, что конкретно он имеет в виду. И Шелленберг охотно удовлетворил любопытство доктора Кауфмана. В конце войны в РСХА возник вопрос, как быть с концлагерями, к которым приближались войска союзников: эвакуировать ли их в глубь Германии и продолжать процесс уничтожения узников или не эвакуировать, а сдавать союзникам.
— Мне, — показывает Шелленберг, — с большим трудом удалось добиться разрешения рейхсфюрера СС не эвакуировать концлагеря. Но Кальтенбруннер, поддерживая непосредственный контакт с Гитлером, обошел этот приказ Гиммлера и, таким образом, нарушил слово в международном масштабе.
От Шелленберга потребовали разъяснения, что он имеет в виду, ссылаясь на какое-то «слово в международном масштабе». Суть дела, оказывается, вот в чем: Гиммлер, тогда уже вступивший в контакт с западными державами, пообещал им, что концлагеря не будут эвакуированы. Это его обещание Шелленберг и рассматривает как «слово в международном масштабе».
Ну а зачем понадобилось свидетелю так чернить своего непосредственного начальника Кальтенбруннера? Ведь даже обвинитель не понуждал его к этому.
Ларчик, с первого взгляда такой таинственный, такой загадочный, открывался довольно просто.
Между Гиммлером и Кальтенбруннером в течение всех лет их «сотрудничества» все более и более развивалось соперничество. В руководстве карательных органов нацистской Германии действовали, в сущности, две враждующие партии — берлинская и австрийская. Если Гиммлер олицетворял берлинскую группу, то Кальтенбруннер, земляк Гитлера, стоял во главе австрийской. Мы уже знаем, что Эрнст Кальтенбруннер начал свою карьеру в среде австрийских национал-социалистов, что 13 марта 1938 года по личному указанию Гитлера он был включен в состав правительства Зейсс-Инкварта, а в конце 1942 года, когда убили Гейдриха, фюрер перевел его из Вены в Берлин и назначил заместителем Гиммлера. Гиммлер не был в восторге от этого назначения, ибо видел в Кальтенбруннере приставленного к нему агента Гитлера. Этот соглядатай стал особенно несносен в последние месяцы войны, когда Гиммлер за спиной Гитлера начал предпринимать некоторые меры по установлению контактов с западными державами. В начале 1945 года рейхсфюрер СС откровенно признался ближайшему своему подручному Шелленбергу, что не может принять одного важного иностранца, поскольку это отдало бы его «на милость Кальтенбруннера». А в марте того же года Гиммлер поручает начальнику шестого отдела встретиться с прибывшим в Германию швейцарским президентом Мюзи и при его посредстве установить связь с американцами.
Кстати, совершенно аналогичные задания выполняли в это же время в Швейцарии и верные люди Кальтенбруннера. Только они действовали через президента Красного Креста — Буркхардта.
И, как ни враждебны были обе клики, надо прямо сказать, что в этих переговорах они с абсолютным единодушием пускали в ход один козырь: жизнь и судьбу заключенных в обмен на уступки западных союзников при капитуляции Германии, включавшие, разумеется, и сохранение жизни эсэсовской элите.
Каждый из главарей этих двух группировок зорко следил за соперником и старался опередить его в сделке с реакционными кругами Запада. И как только одному казалось, что другой близок к цели, делалось все, чтобы подложить под него мину.
Шелленберг порекомендовал Гиммлеру не разрушать заводы фау при концлагерях на юге Германии и передать их целехонькими наступающим американским войскам. Гиммлер согласился с ним, рассчитывая таким образом упрочить свои позиции в переговорах с американцами. Но стоило только пронюхать об этой затее Кальтенбруннеру, и она пошла прахом. Для начальника РСХА не имело никакого значения, что в результате его соперничества с Гиммлером погибнет еще несколько десятков тысяч людей. Он добился от Гитлера приказа об эвакуации заводов и лагерей внутрь Германии, что на практике сулило заключенным лишь одно — газовые камеры. Кальтенбруннер не мог допустить, чтобы Гиммлер опередил его в переговорах с Западом.
Вопрос же о том, что, ведя такие переговоры, они продают «обожаемого фюрера», мало волновал «высокие» враждующие стороны. Как Гиммлер, так и Кальтенбруннер давно уже решили, что спасение собственных жизней гораздо важнее каких-то обветшалых заклинаний о присяге, о верности и т. п. Впрочем, фюрер сам поучал: совесть — это химера, избавиться от которой чем скорее, тем лучше. А раз так, то нечего стесняться, если заодно с совестью, о которой Гиммлер и Кальтенбруннер знали только понаслышке, приходится избавляться и от Гитлера. В этом рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер и обергруппенфюрер Эрнст Кальтенбруннер полностью сходились, проявляя в то же время обоюдную готовность прикончить друг друга. И право же, лишь грандиозным лицемерием были утверждения Кальтенбруннера на суде, будто вражда между ним и Гиммлером проистекала из того, что он, Кальтенбруннер, юрист и потому-де, стоял на позициях законности, а Гиммлер измывался над правосудием.
Для Кальтенбруннера, конечно, не был неожиданностью тот ушат грязи, которым обдал его гиммлеровский холуй Шелленберг. У «великого инквизитора» тоже нашлось, что сказать об этом человеке.
— Шелленберг, — проникновенно объясняет суду Кальтенбруннер, — был ближайшим другом Гиммлера, посредничал между Гиммлером и шведским графом Бернадоттом. Он в последнюю минуту через господина Мюзи установил связи в Швейцарии, с помощью которых небольшое количество заключенных евреев было выпущено из концлагерей. Делалось это для того, чтобы заручиться добрым именем за границей.
Через организацию раввинов Северной Америки Шелленберг добивался опубликования в крупных американских газетах статей о Гиммлере, где тот был бы представлен в лучшем свете. И бывший начальник РСХА уверяет, что со своей стороны он сделал все возможное, чтобы раскрыть Гитлеру глаза на «эти махинации».
