Долина идолов - Веллер Михаил Иосифович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
– …незаслуженные почести. (Поклон залу. Овация).
Если человек любит свое дело – величайшей для него наградой является возможность свободно заниматься этим делом – так, как он хочет и видит, понимает нужным.
Иногда я чувствую себя не автором Книги, столь высоко оцененной вами, а лишь ЕЕ представителем, подчиненным, гидом, что ли. (Дружелюбный смех в зале).
На мою долю выпал редкий и счастливый случай: полное понимание при жизни, признание современников. В каждом ли солдатском ранце лежит маршальский жезл – но за каждой солдатской спиной стоит смерть. Охотник за истиной должен быть всегда готов к тому, что удача застигнет его вдали от людей, и голос не успеет покрыть пройденную даль, покуда он жив. В моем ремесле победа не любит свидетелей.
Я был всегда готов к забвению и смерти: таковы условия игры. И когда ты принимаешь их, то получаешь шанс выиграть. Если не побоишься передернуть в верный момент. (Шевеление и звуки в зале).
Удостоенный сегодня за мою работу высшего из всех возможных отличий… (поклон; овация)… я хочу напомнить: писатель не существует без читателей, как не существует магнит с одним полюсом. Необходимы все те, кто читает, и все те, кто не читает – тоже: ибо основание держит весь груз горы, венчаемой пиком.
Книга начинает свою жизнь после прочтения. До тех пор созданное писателем может быть завершено и совершенно – но еще не живет. Первое прочтение читателем – это тот шлепок, который акушерка дает младенцу, вызывая первый вдох.
Я благодарю вас за жизнь, которую вы вдохнули в мою Книгу. (Овация). За труд, которым вы завершили мою работу, не имевшую бы смысла, не будь всех вас. (Бурная овация).
Я благодарю моих отца и мать, которые родили меня, вырастили и воспитали.
Моего брата, любящего и верящего в меня всегда.
Мою жену, разделившую со мной небезбедную жизнь безоглядно и верно.
Моих учителей, живых и мертвых, у которых я научился всему, чему мог.
Моих друзей, чье тепло, доброта и понимание помогли мне выжить.
Моих врагов, которые научили меня быть сильным, не бояться и побеждать.
Пресс-конференция. Помпезная процедура разбавляется привычным профессионализмом журналистов.
– Что Вы чувствуете сегодня, в этот знаменательный для Вас день получения Высшей Премии?
– Ничего особенного. Приятно, разумеется. И слегка презираю себя за то, что приятно: надо быть выше атрибутики и суетных наград.
– Но Премия – знак признательности современников. Вы нашли дорогу к их сердцу и уму – это не может быть безразлично автору?
Любому хочется, чтоб его понимали – причем так, как он сам считает правильным. Но это практически исключено: автор понимает одно, читатель другое, критик третье, журналист четвертое – если вообще читал то, о чем говорит.
– Вы не уважаете читателей?
– Я рад каждому, кто меня как-то понимает и кому я могу что-то дать. Но нельзя корректировать свою работу в зависимости от читательских отзывов. Кто делает что-то в искусстве – должен быть принят теми, кто в нем менее компетентен, чем автор. Следуя пожеланиям и взглядам читателей, я низведу свою компетентность до уровня людей некомпетентных, непрофессионалов, – что же нового я смогу им тогда дать, если стану писать так, как они уже знают (коли советуют)? Понимание писателя читателем обогатит читателя; следование писателя за читателем обеднит обоих. Увы – мы пережевываем сейчас эту банальную истину только по дилетантству задавшего вопрос. (Смешки и сомнение в зале).
– Присуждение Премии явилось для Вас неожиданностью?
– Нет. Еще в двадцать лет я знал, что получу ее. И не ошибся в сроке.
– Вы приписываете это своему таланту? случаю, воле, удаче? гениальности?
– Я не знаю, что такое «талант», и что такое «гений» я тоже не знаю. Для себя я оперирую понятием «работать хорошо». Я работаю хорошо.
Удача? Судьба благосклонна к тем, кто твердо знает, чего хочет. Воля? Вид пропасти заставляет строить мост. Произошло лишь то, что должно было произойти.
– Хорошо: что Вы почувствовали, только узнав о присуждении Премии?
– Вам нужен восторг, счастье, необыкновенный подъем? Нет; лишь легкую тоску оттого, что ничего этого я не почувствовал… «Он один был в своем углу, где секунданты даже не поставили для него стула». И все-таки было знание: я сделал то, что должен был сделать. Видите ли: мало написать Великую Книгу – надо добиться признания ее таковой.
– Вы верите в неизвестных гениев?
Бесспорно. Ведь гением признается тот, чей труд был раньше или позже признан. Понят, принят. Оказал влияние на умы, на развитие идей, науки, деятельности, – на человечество. Макрокосм нашей культуры, расширяясь, развивается и движется в каком-то преимущественном направлении. Разведать и проложить дорогу, пробить выход на нее – вот работа гения.
Но:
Человечество может быть не готово к этому открытию.
Может не заметить его.
Может избрать один из ряда аналогичных вариантов.
Или открытие может опоздать.
Гений – это творец, застолбивший участок на золотой жиле истории. На той дороге, по которой пойдет человечество. Ее трудно знать наверняка. И она может иметь боковые, параллельные пути – на которых безвестные гении лишены признания в веках: история мчит мимо у горизонта, воздавая хвалу удачливому их собрату.
То есть. Гением нужно быть, но будучи гением можно являться таковым пред человечеством, а можно не являться.
Самоучка-портной создал дифференциальное исчисление – давно известное математикам.
Законы Максвелла за сорок "лет до него открыл и сформулировал забытый английский профессор: он не сумел привлечь к себе внимание.
Колумб не первый открыл Америку – он первый открыл ее вовремя.
Гений – это именной указатель (часто посмертный) на столбовом пути прогресса. Для прогресса хватит одного пути, а для указателя – одного имени.
В искусстве же, которое условно, и система условностей которого не есть абсолют, особенно часто со всей дерзостью, оригинальностью, глубиной – отклоняются от столбового пути в забвение. Иногда – чтобы быть на указателях когда-нибудь вновь. Был век забвения Шекспира. Посмертная слава художников. Доисторические пещерные росписи, открытые сто лет назад, воспринимались поначалу как несовершенный примитивизм, а позднее – как блистательные стилизации.
Какая бездна смысла и красоты открывается японцу в крошечном садике, ничтожном на взгляд поверхностного и грубого европейца! Так вот: на свое гениальное творение надо заставить людей смотреть столь же внимательно и углубленно, как тот японец.
– На что Вы намерены потратить Премию?
– Деньги всегда сами найдут, куда уйти. (Пожатие плеч. Смех в зале).
– Но ее сумма играет для Вас роль?
– Десять лет назад это могло бы сделать мою жизнь полней, смягчить трудности, позволить больше работать. Сейчас – это неважно.
– Вы из тех, кто презирает богатство?
– Я из тех, кто ненавидит нищету.
– Если верить прессе, Ваши доходы ныне очень высоки?
– Верить ли прессе – тут виднее вам. Пожалуй, у меня есть сейчас чуть больше, чем я когда-то хотел. Но я не жалуюсь. (Смех).
– Что помогло Вам выстоять в лишениях?
– Неизбежность победы. Наслаждение борьбой. Счастье работать свободно и в полную силу: не гнуть спину и совесть за деньги. В общем все пережитое соответствовало моим желаниям. Если ясно видишь обстановку и сам делаешь выбор – то уж стой и не падай. Я знал, что свое сделаю.
– У Вас бывали приступы отчаяния?
– Бессильного бешенства – да.
– Вам случалось терять веру в себя?
– Отменная глупость. Нет.
– Ваш девиз?
– Не было – так будет. Сделай или сдохни.
– Как зародился замысел Вашей Книги?
– Моя любимая притча – «Ворота» Кафки: «Они были предназначены для тебя одного…»
Мне было тридцать два года, и я писал рассказ, где было сказано о любви все – «Соблазнитель». Я рассуждал о счастье и анализировал психологический механизм отказа от него – извечный парадокс, решение которого дает богатейшие следствия.
