Братья. История масонства в России - Мацих Леонид (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Но он выражал свои мысли очень жёстким и непримиримым языком. И поскольку возражать ему по сути было очень тяжело, он каждый тезис подкреплял множеством примеров, ссылок, это нужно было всем прочесть, это невозможная задача была для его критиков и критиканов, то возражали ему по форме, по принципу, который потом тоже восторжествовал — я не читал, но осуждаю. Тогда впервые эта фраза была сказана. Редко кто читал журнал Надеждина «Телескоп», но все бурлили, все говорили: «Какой негодяй, подлец, надо вызвать его на дуэль, сжечь его дом, вырезать родню и выслать его в его любимую Европу на 10 лет без права переписки».
Н. АСАДОВА: Вот, когда я читала эти философические письма, возникло впечатление, что он человек очень несчастный. Он очень яркий, умный человек, он видит во всех мельчайших подробностях все негативные стороны своего Отечества, что возник сразу вопрос — а зачем он вернулся в Россию?
Л. МАЦИХ: Он вернулся в Россию, чтобы здесь жить.
Н. АСАДОВА: Чтобы сделать что? Ведь он был отшельником.
Л. МАЦИХ: Нет, он стал отшельником.
Н. АСАДОВА: Он вернулся в Россию, был объявлен вскоре сумасшедшим и стал отшельником.
Л. МАЦИХ: Нет, нет! Он вернулся и вёл вполне активный образ жизни.
Н. АСАДОВА: Но не так долго.
Л. МАЦИХ: Он вёл переписку, у него был своего рода салон. Для тогдашней Москвы это было не рядовое событие. Обычно салон собирали прекрасные дамы, там была возможность пофлиртовать, посмотреть на красавиц, познакомиться, потанцевать, выпить, закусить. У него салон был беспрецедентный, чисто интеллектуальный. Туда приходили любители не просто словесности, а серьёзных научных штудий. Но однако, посещалось.
Н. АСАДОВА: Были любители?
Л. МАЦИХ: были, были. От студентов, совсем бедных, в заплатанных сюртуках, до вельможного боярства.
Н. АСАДОВА: Всё равно, мне очень непонятен этот его путь. Мы с Вами согласимся, что в итоге он был отшельником.
Л. МАЦИХ: Он хотел принести России пользу в таком же смысле. Как Чацкий хотел исправить московское общество?
Н. АСАДОВА: И как? «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Он нигде на службе не состоял, в университетах не преподавал. Каким образом?
Л. МАЦИХ: Он думал быть одиноким проповедником. Я думаю, он мнил себя пророком, который станет неким таким светочем общественной мысли. Хотел формировать общественное мнение, оно обернулось против него и объявило его сумасшедшим. Он не хотел больше служить, он делал карьеру и блестящую. Он не желал больше идти ни в какую службу, ни в гражданскую, ни в военную. Но тогда никто не думал об отшельничестве. Он даже жениться думал, а потом он эти мысли оставил.
И он философические письма написал, но не публиковал, он разослал их в списках и ожидал реакции просвещённой публики. Пушкин, кстати, довольно сдержанно отреагировал. Разная была реакция. Скажем, Булгарин, Греч, они, кстати, записные патриоты, они были куда болеем на его стороне. Но он ожидал некой дискуссии. И чего он никак не предполагал — это что публикация вызовет такую бурю общественную.
Если бы он знал, он не стал бы этого делать. Но нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся. Он не ожидал, что это вызовет такую лавину общественного осуждения, ненависти к нему. Его объявили врагом России, а он как раз хотел принести стране пользу. Он хотел на примерах доказать, как Россия неправильно выбрала вектор развития…
Н. АСАДОВА: Высветить все эти недостатки своим мощным фонариком.
Л. МАЦИХ: Прожектором бы я сказал, своего разума. И как направить Отечество на верный путь. Отечество не оценило этого и он обиделся, огорчился. И тогда он ушёл в добровольный затвор. Разумеется, он не захотел никакую женщину делать несчастной, хотя находились такие доброволицы. И он стал практически вести монашеский, затворнический образ жизни.
Н. АСАДОВА: И даже тогда не пришла к нему мысль уехать в Европу?
Л. МАЦИХ: нет, во-первых, его не очень выпускали, во-вторых он считал это трусостью. Это получается малодушие, меня травят — я бегу. Нет, я буду стоять. И он стоял до конца.
Н. АСАДОВА: Жалко, что с ним сейчас нельзя поговорить и спросить про это.
Л. МАЦИХ: Он писал об этом своему брату и это, кстати, как раз оценивалось всеми современниками, что можно приехать и пообщаться с Петром Яковлевичем. Грибоедов оставил интересное описание: «Чаадаев в халате цвета московского пожара, полубезумный, а вместе с тем, величайший умник, не перестававший читать философов современных и древних, испещрявший поля великолепными, гениальными комментариями». И на вопрос, почему не пишет, ему этот вопрос адресовали многие, Герцен, который его безумно ценил, например. Он говорит: «Да вот, как-то перо валится из рук, никакая мысль на ум не идёт». Какой-то внутренний кризис он переживал, надломила его эта история.
Н. АСАДОВА: Абсолютно! Получается, что человек с невероятными задатками, просто гений своей эпохи, единственное, что он сделал — философические письма.
Л. МАЦИХ: Это очень много. Он сформировал русскую философскую традицию. И нет ни одного русского философского произведения, которое бы на эти небольшие по объёму письма не ссылались бы, практически ни одного. И его последующие письма, и одно, и следующее — «Апология сумасшедшего» и «Письма об архитектуре», они безумно интересные, с точки зрения интеллектуального содержания. Его мысли о культуре, об истории цивилизации, о воплощении идей в архитектурно-художественную форму. Он действительно был гений.
Но он то ли опоздал родиться, то ли через чур рано. Как Пушкин писал:
Он это адресовал Чаадаеву, как и многое другое. У Пушкина, раз мы вспомнили великого поэта, у него же как о Чаадаеве сказано:
Пушкин очень рано понял масштаб личности. И Чаадаев это понял. Проблема в александровской и особенно в николаевской России — всё должно было быть нормировано, в некой форме.
Н. АСАДОВА: Не выше линии, прочерченной императором.
Л. МАЦИХ: Гениально Вы цитируете Герцена. Именно так. А он выламывался из всех форм. И в этом была его проблема. Он ни во что не вписывался, ни в какие рамки. Этим объясняется его разрыв с масонством.
Н. АСАДОВА: Вот! Главный вопрос. Почему он ушёл из масонства и как он это объяснял? Потому что он как раз оставил письмо довольно большое.
Л. МАЦИХ: Часть этого письма потеряна, надо сказать. Может быть мы его найдём ещё. Как мы знаем из практики, многие масонские документы потом всплывают. Сейчас оно пока под спудом.
Н. АСАДОВА: А где оно, кстати, хранится?
