Нюрнбергский эпилог - Полторак Аркадий Иосифович (книги бесплатно читать без txt) 📗
Шедевры Гиммлера и ложь Иодля
И Кейтель и Иодль прекрасно понимали, сколь тяжким являлось обвинение в подготовке и развертывании агрессивных войн. Тем не менее было бы ошибочным полагать, что пуще всего эти люди боялись обвинения в агрессии. Как-никак, а развязывание войны — это сложнейший процесс, в котором участвует весь государственный аппарат, и, в сущности, в Нюрнберге не было ни одного подсудимого, который не обвинялся бы в этом. К тому же вон какое кадило раздули адвокаты: никто, мол, еще не доказал, что агрессия является преступлением.
Кейтеля и Иодля гораздо больше беспокоило другое обвинение. То, о котором уже не скажешь, что оно спорно. То, вокруг которого не напустишь тумана.
Речь идет о военных преступлениях и преступлениях против человечности. Здесь все гораздо яснее и проще. По этому поводу нет резолюций Лиги Наций, которые защита может отвести, заявив, что они так и остались нератифицированными. И не сошлешься на пакт Бриана — Келлога, который одни называют «видением мира во всем мире», а другие окрестили идиллически — «международным поцелуем». Зато существуют международные конвенции, напоминающие уголовные кодексы и устанавливающие, какие действия воюющего государства являются нарушением международного права, то есть международным преступлением...
Едва обвинитель перешел к разделу военных преступлений, Кейтель почувствовал себя так, будто он на утлом челне оказался в бушующем океане.
Знал ли Кейтель, что такое международное право, что такое Гаагские и Женевские конвенции? Конечно знал. И не скрывал этого от суда, как, впрочем, не скрывали и другие подсудимые. Кейтель даже пытался объяснить суду, что теперь, собственно, любое военное столкновение сопровождается нарушениями законов и обычаев войны. В современные армии призываются многие миллионы людей — поди уследи за каждым из них, чтобы ни один в состоянии запальчивости не убил военнопленного или, польстившись на чужое добро, не ограбил мирного жителя. К тому же общепризнанно, что в корне изменились условия вооруженной борьбы; и они, эти новые условия-де, сами по себе препятствуют соблюдению законов и обычаев войны. Конвенции запрещают убивать или ранить мирных граждан. А попробуйте этого добиться, когда появилась бомбардировочная авиация, дальнобойная артиллерия. Авиация переносит ныне военные действия через головы воюющих армий, бомбит заводы и фабрики, нередко расположенные в густонаселенных городах. Разве можно в этих условиях избежать уничтожения гражданского населения? И кто сказал, что для государства, воюющего в условиях тотальной войны, солдат опаснее, чем, скажем, сталевар, готовящий броню для танка?..
Вот с таким «теоретическим» багажом выступили руководители германского вермахта перед лицом обвинений в тягчайших военных преступлениях. Ссылались они и на то, что в войнах, предшествовавших гитлеровской агрессии, также нарушались установленные законы и обычаи.
А между тем Кейтель мог бы похвастать тем, что руководимый им штаб ОКБ привнес в практику нарушений законов и обычаев ведения войны нечто принципиально новое. Он придал этим нарушениям государственно-организованный характер. Как уже говорилось, Кейтель не особенно вмешивался в процесс планирования операций — для этого существовали Иодль, Варлимонт и другие. Свою задачу он видел прежде всего в том, чтобы разработать такую систему методов ведения войны, которая обеспечила бы достижение преступных военно-политических целей агрессии. Здесь уже никто не мог превзойти Кейтеля.
Тот, кто стал служить Гитлеру, не мог не следовать основным его идеям и принципам. Кейтель хорошо знал, что Гитлер потребовал «развить технику истребления людей». Ему же, Гитлеру, принадлежало страшное слово «обезлюживание». Кейтель не был теоретиком ни в военном, ни в политическом плане, но этого и не требовалось для того, чтобы понять, что система «обезлюживания» вытекает из расовой доктрины германского фашизма. Кейтелю не раз приходилось присутствовать на секретнейших совещаниях, где Гитлер раскрывал свою программу: одни народы — польский, чешский, еврейский — вовсе уничтожить, другие — подорвать биологически. Начальник штаба ОКВ хорошо знал о так называемом «плане Ост», согласно которому предстояло истребить физически тридцать миллионов советских граждан. Гитлер не скрывал своих намерений превратить в германские колонии ряд стран Европы, в том числе, конечно, и Советский Союз.
Уразумев все это, Кейтель берет на себя разработку серии невиданных в истории войн кровавых приказов. Иодль планирует стратегические операции, он — военные преступления.
Уже в марте 1941 года штаб ОКВ разрабатывал приказ о массовом уничтожении советских военнопленных. 12 мая этот чудовищный документ был дополнен приказом о комиссарах, предписывавшим поголовное уничтожение политработников Советской Армии.
Даже рядовому германскому солдату было очевидно, что от него требуют преступлений, за которые, возможно, придется отвечать. Кейтель отдает себе полный отчет в этом и 13 мая 1941 года предусмотрительно подписывает новый приказ, запрещающий привлекать к ответственности военнослужащих вермахта за любые, даже преступные нарушения законов и обычаев войны.
Каким образом можно оправдать подобные приказы? Не только туповатый Кейтель, но даже и изощренный Иодль не сумел ответить на этот вопрос.
В зале Нюрнбергского процесса демонстрируется фильм о нацистских зверствах.
Нет, нет, об этом вермахт, конечно, ничего не знал! Ко всем этим акциям Кейтель и Иодль никакого отношения не имели...
Не то чтобы Кейтель и Иодль отрицали самые факты. Они не спорят: возможно, существовали освенцимы и майданеки, где находили свою смерть миллионы людей. Но поверьте, господа судьи, военные не только не были об этом информированы, но и догадываться о подобных вещах не могли.
Иодль заявил на процессе:
— Сохранение в тайне уничтожения евреев и событий, имевших место в концлагерях, было шедевром засекречивания и обмана со стороны Гиммлера, который демонстрировал перед нами, солдатами, фотографии и рассказывал о садах и садовых культурах, произраставших в Дахау, в гетто Варшавы, в Терезиенштадте. Эти рассказы создавали у нас, солдат, впечатление, что все гетто и концлагеря являются глубоко гуманными учреждениями...
