Долина идолов - Веллер Михаил Иосифович (электронные книги без регистрации .txt) 📗

Были эпохи глуховые. Бюст расплющивался и прятался жестким корсетом. Обнажение щиколотки граничило с порнографией. И т. д. Святая церковь предписывала рьяным католикам не больше нескольких половых актов в год, и только с целью деторождения. «Декамерон» был протестом распираемых жизнью страстотерпцев.

Маятник качнулся до противоположной крайности. Рим периода упадка уже может нам завидовать. Можно все, и трудно придумать, чего еще было бы нельзя. Легализованы и либеральной моралью защищаемы и поощряемы любые формы сексуальных отношений за условными барьерами совершеннолетия и, пожалуй, публичной зоофилии.

«Есть же, черт возьми, вещи, которые не говорятся вслух!» – вскричал Наполеон. Вы ошибаетесь, сир – уже нету.

Вы понимаете? Мы стали не во всем богаче – мы стали в чем-то беднее. Мы лишились. Лишились того, о чем не говорят вслух. Шептаться больше не о чем: перед телекамерой, громко, внятно, и повторите на бис – вам аплодисменты!

Мы лишились того, что волнует. Сильнейших ощущений лишились. Нет табу – нет его преодоления, его индивидуального взлома каждым на свой страх и риск: что с того, что «все это делают», а все равно во рту сухо и ноги дрожат.

Нечего волноваться, милые, что ж вы такие сексуально неграмотные и закрепощенные. Не надо волноваться и стесняться, произнося слово «пенис», или «фаллос», или «член», или «хуй». Это всего лишь один из разделов анатомии и физиологии.

«Половой акт» – это для протокола или истории болезни. «Связь» – это для официальной беседы. «Секс» – это для нормального разговора. «Трахаться» – для современного разговора в неофициальной тональности. «Ебаться» – слово не хуже других, все его знают, и в книжках печатают, нередко и оно уместно.

Телешоу воплотили в себе мечту аудитории партсобраний, требующих у «разбираемых» адюльтерщиков: «Подробности давай!»

Литературные герои ссут, срут, дрочат и ебутся, и интеллигентная либеральная общественность старается охранить право авторов на священную свободу художественного творчества. А то что ж такое, в самом деле, удивляется поручик Ржевский: жопа есть, а слова нет?..

Если я гоню мат на ровном нерве в светском разговоре – то что же я скажу в драке хулиганам? Чем отличается лексика солдата в бою от лексики поэтессы за чашкой кофе? Нет у нас больше слов для хулиганов – вот оно, демократическое равенство, у всех одинаковые права и возможности.

Мы делаемся второсортными – страсти и устои оставили нас: или мы их?.. «Честь», «стыд» и «приличие» стали наивными и смешными анахронизмами, ушли в историю. Мы разучились краснеть – и когда воруем, и когда даем и берем взятки, когда продаем солдат в рабы врагу или дезертируем сами, когда поливаем матом перед телекамерой и излагаем подробности сексуальной жизни, обнажая при случае вторичные и первичные половые признаки. А что остается обнажить в интимной ситуации? Кошелек?

Поражают идиотизмом многолетние разговоры о необходимости и особенностях курсов сексуального просвещения в школе. Нечего краснеть, дети, у мальчиков – члены, у девочек – влагалища, а презерватив разворачивается и надевается на эрегированный член.

Примечательно, что слово «пошлость» тоже исчезло из употребления. И реакция-то на пошлость исчезла – так заваривается нюх у собаки, попотчеванной горячим.

А напечатать брошюру в сто страниц, где будет все, что школьнику надо знать о сексе, и раздать в начале года – нельзя? Это прочтут, будьте спокойны. Нельзя: а штаты? а программы? а методички? а составление и выполнение планов работы и деньги для Министерства образования?

Нас опустили, как петеушников в подвале, мастурбирующих в очередь перед малолетними шлюшками и комментирующих происходящее.

Когда телеканал открывает новое скабрезное шоу – с ним все ясно: только прибыль интересует, а быдлу это интересно, а быдло составляет большинство, вот и рейтинг, вот и приход от рекламы подскочил. Ради своих денег они хотят, чтоб быдла было побольше: подстраиваются под него, щекочут. Так утверждается быдлизм как норма жизни: лба поменьше, гениталий побольше.

Жаловаться некому: законы капитализма. А как же сексологи и интеллигенты, которые начинали эту «интимную революцию»? Они-то хоть теперь начали понимать, что без рамок, запретов и приличий общество разлагается и гибнет?

По врожденной тупости я не понимаю, как можно не понимать, что не все темы во всех ситуациях пригодны к публичному обсуждению? За обеденным столом не говорят о качестве испражняемого. За вопрос тележурналиста «мисс Мира», пенис какого размера она предпочитает, следует бить по морде с расчетом следующей реплики уже в реанимации, и не пачкая руки, а чем-либо тяжелым, что после этого можно выбросить в мусор.

Естественное возражение: а сколько было несчастий из-за непросвещенности в интимной сфере? Ой много было. Но это еще не повод же расшибать лоб, будучи заставленным молиться! Кто сказал, что сексуальное просвещение должно принимать массовую открытость физкультурного парада? Ну и будет вам физкультура вместо интима.

Старая французская присказка: нижнее белье следует иметь, но не следует показывать. Нижнее белье может быть нарядным и даже парадным, но не для того парада, который марширует по Красной площади, господа.

Вы думаете, вам дали свободу? Вас обокрали! Вас одарили мишурой и лишили пушнины и жемчуга.

А означает все это – нарастание социальной энтропии в обществе, снижение энергетики, «стирание граней» между дозволенным и недозволенным, публичным и интимным, приличным и неприличным, мужчиной и женщиной, черт возьми.

Интимное – это то, куда я пускаю немногих избранных, или только одного, или вообще никого: это мой мир, мои тонкие материи, моя зубная щетка, наконец. Куда пускаешь всех – это уже не то кабинет чиновника, не то общественный туалет. Не лапайте грязными руками хрустальную мечту моего детства, строго сказал Остап.

А дух-то отчего перехватит, если все заветное обсуждается всенародно, легко и открыто? А ночами о чем грезить? – позанимались сексом, и дело с концом, нервы и поуспокоились. Что ты такого можешь сказать и сделать, чего другой еще не знает как обычной в жизни вещи?

Публичность бывшего интима оборачивается частичной, я бы сказал, духовной кастрацией. Усекновением самых сильных ощущений. Ничего: вот вам прокладка, вот вам виагра, вот вам презерватив, вот вам работники сексуальных услуг, вот вам объявление о гарантированном лечении импотенции, а ее все больше, зато детей все меньше.

Обалдуи, вы думали, что вы раскрепощаетесь и учитесь получать от жизни все, потому что чего ради лишать себя чего-либо? Это вы так вымираете! Выпуская пар в свисток, слова в толпу и сперму в презерватив.

…Уже явственно грядет новая цивилизация, новая культура, последующая за новым варварством: и на смену нынешним нравам опять (потому что колесо истории, потому что качание маятника, потому что все меняется и ничего не меняется) – опять придет новое пуританство и новая жесточайшая цензура. Это им почву готовят сейчас те, которые убеждены, что не должно быть запретов на то, от чего вроде бы никому не плохо.

Плохо! Просто видеть надо дальше, чем на полшага вперед.

А пока я вынужден пойти и поблевать в унитаз, потому что меня тошнит от бельеца, которое полощут и организованно разглядывают приверженцы сексуальных и вербальных свобод, отстаивающих неотъемлемое право свободной личности на публичное обсуждение тем, превращающих любой дом в публичный дом.

В заключение. Этика разговора с врачом и священником – только шизофреником может путаться с этикой поведения в обществе. Тайна исповеди – не предмет публичного обсуждения. Воспитание состоит не в отказе от приличий. Раскрытие окон и дверей в интимное перед толпой посторонних означает констатацию того, что нет больше интимного. Я согласен не презирать это плебейство духа, эту мораль жлобов, если мне объяснят, как избавиться от презрения.