Нюрнбергский эпилог - Полторак Аркадий Иосифович (книги бесплатно читать без txt) 📗

А чем же занимался Кейтель? Если представить себе такую государственную организацию, при которой параллельно существуют генеральный штаб и военное министерство, то Кейтель выступал в роли военного министра, а Иодль в роли начальника генерального штаба. Все это, конечно, лишь условно, ибо функции Кейтеля и Иодля перекрещивались и взаимно дополнялись. Лично мне эти две фигуры представляются этаким двуликим Янусом.

В ОКВ существовали управление вооруженных сил, управления вооружения, разведки и контрразведки. Их деятельностью и руководил Кейтель. Однако не в этом состояла его главная задача. Альфой и омегой гитлеровской военной стратегии являлось нападение на другие страны без объявления войны, но с обязательной разработкой различного рода провокаций, которые должны были служить предлогом для агрессии и ее дымовой завесой. Вот тут-то Кейтель и раскрыл свои недюжинные способности.

Он отлично сознавал, что особые цели нацистской агрессии несомненно наложат свой отпечаток на методы вооруженной борьбы. Цели агрессии заключались в поголовном уничтожении одних («расово неполноценных») народов, в биологическом ослаблении других, в массовой германизации всех захватываемых территорий, в тотальном их ограблении. Целые страны подлежали опустошению и превращению в пустыню.

Такие чудовищные цели не могли быть достигнуты чисто военными средствами. Для их осуществления надо было заблаговременно предусмотреть целую систему военных преступлений. Отныне военные преступления становились одной из существенных составных частей оперативно-стратегических планов, их следовало поставить в теснейшую связь с оперативными планами, так сказать, синхронизировать военные действия с военными преступлениями. Впереди были — вечный оккупационный режим на захваченных землях, ничем не ограниченное подавление там всякого сопротивления, массовое истребление гражданского населения и военнопленных, освенцимы и майданеки.

В новой ситуации от человека, представляющего вермахт, требовалась прежде всего неразборчивость в средствах. Фельдмаршал Кейтель обладал этим качеством в полной мере.

Только оказавшись на скамье подсудимых, он вынужден был как-то объяснить свои преступные действия и свел все к «фанатической приверженности приказу». Однако Международный трибунал доказал, что Кейтель не слепо выполнял приказы Гитлера, а всей душой одобрял их, считал необходимыми.

Кейтель видел, как трудно приходилось Герингу и Риббентропу, когда речь шла об агрессии против ряда стран. И он сделал для себя практические выводы. Пусть Геринг и Риббентроп ссылаются на всякие там пакты и договоры, вспоминают Мюнхен. Ему, Кейтелю, об этом рассуждать не пристало. Он не политик, а военный человек, и ему, пусть поверят судьи, вообще непонятно слово «агрессия».

— Как солдат, господа судьи, я должен сказать, что понятие «агрессивная война» для меня ничего не говорит. Мы употребляли другие термины: «наступательная операция», «оборонительная операция», «отступление», «отход». Согласно моим личным солдатским представлениям термин «агрессивная война» является чисто политическим понятием, а не военно-солдатским.

А раз так, то как вообще можно военному человеку предъявлять обвинение в агрессии?

Эта линия защиты вызвала интерес на скамье подсудимых: что ни говори, свежая мысль. И Дениц и Редер переговариваются с Иодлем — не принять ли это на вооружение. Но не успели они прийти к определенному решению, как адвокат Кейтеля доктор Нельте задал своему подзащитному вопрос, из которого и его подзащитный и другие подсудимые поняли, что «свежая мысль» не возымела действия не только на суд, но и на адвоката:

— Фельдмаршал Кейтель, вы ведь, в конце концов, не только солдат, но также и личность, которая вела собственную жизнь. В этом смысле вы разве не думали над тем, что планировавшиеся операции являлись несправедливыми?

По форме такой вопрос был к лицу скорее прокурору, нежели адвокату. Но нет, доктор Нельте защищал своего клиента очень энергично и, я бы сказал, более солидно, чем многие другие адвокаты. Просто Нельте сразу же сообразил: версия Кейтеля способна убедить судей лишь в том, что тот хочет надеть на себя маску крайней политической наивности. Кто же поверит, будто старый волк германского милитаризма никак не разберется, что такое агрессия?

Увы, Кейтель не понял предостережения и, к явному раздражению адвоката, ответил ему так:

— Мне кажется, господин адвокат, что во время моей военной карьеры я придерживался лишь традиционных воззрений, в область которых не входил этот вопрос. Конечно, у меня были мои собственные мнения, моя собственная жизнь, однако что касается моих профессиональных обязанностей как солдата и офицера, то собственная жизнь, в сущности, забывается благодаря функциям солдата и офицера.

Но довольно скоро Кейтелю пришлось убедиться, что его «свежая мысль» действительно не подействовала на судей. Они почему-то остались в глубоком убеждении, что «функции солдата и офицера» никак не мешали Кейтелю разбираться, что такое агрессор и что такое жертва агрессии. Уразумев это, Кейтель счел за благо прибегнуть к самому банальному плагиату. В ход пошли уже обветшалые аргументы Геринга и Риббентропа. Фельдмаршал вдруг ухватился за Версальский договор. Он считал, что об этом договоре наиболее уместно говорить с советским обвинителем: как-никак именно страна, которую представляет Руденко, в свое время квалифицировала Версальский договор как грабительский. Так вот Кейтель хочет сообщить советскому обвинителю, что цель германской внешней политики, которую почему-то называют агрессивной, как раз и заключалась в том, чтобы устранить несправедливость сего договора в отношении Германии. Но Руденко одним вопросом отбивает у Кейтеля интерес к версальской теме:

— Вы здесь, подсудимый, говорили о Версальском договоре. Я вас спрашиваю: разве Вена, Прага, Белград, Крым до Версальского договора принадлежали Германии?

После этого Кейтель забыл о Версале. Но у советского обвинителя мертвая хватка. От него так просто не вырвешься.