Я призываю к ненависти - Толстой Алексей Николаевич (книги бесплатно txt, fb2) 📗
Двумя годами раньше Александр с новгородской дружиной встретил на Неве, в устье Ижоры, ярла Биргфа Фолькунга, вышедшего крестовым походом с большим войском на Русь. Ни ярл Биргер, ни воеводы чужеземные, ни рыцарь-епископ, затеявший этот поход, не вернулись домой с Невской битвы.
Трудно пришлось рыцарям от новгородских ратников. Таврило Олексич, — так рассказывает летописец, — погнался за бегущим ярлом Биргером до самого его корабля, по мосткам вскочил на корабль, и рубился, и был низвергнут с конем в воду, но выплыл на берег и опять кинулся в сечу; наскочив на воеводу, поразил его насмерть и, наскочив на рыцаря-епископа, поразил его всмерть же… Другой новгородец — Сбыслов Якунович — с одним топором врывался в строй рыцарей, закованных в железо, и ужас охватывал их при виде такой ярости. Третий новгородец — Миша — с товарищи бросился вплавь к вражеским кораблям и влез на них и три корабля сжег. Четвертый — Ратмир — один, пеший, был окружен рыцарями и бесстрашно рубился с ними, покуда не упал от множества ран.
После Батыева нашествия отшумела слава Киева. Русская земля стала расти и крепнуть вокруг Москвы, и тогда неизбежная задача встала перед всем народом: свергнуть татарское иго. Хан Золотой орды Мамай сильно шалил в то время, подскакивая к Рязани и Нижнему-Новгороду. В один год князь нижегородский Борис разбил его на реке Пьяне, на другой год князь московский Дмитрий опять разбил его на реке Воже. Тогда Мамай, рассердясь, собрал бесчисленное войско — много сотен тысяч всадников — и двинулся, чтобы положить всю русскую землю пустой.
Дмитрий стал собирать ополчение. Народ сам шел под московские знамена, — у кого был меч, у кого — топор, у кого — рогатина, вместо лат надевали поверх полушубка тегилею — кафтан из стеганого войлока. О возврате домой не думали, а думали о том, что пришел час, когда быть или не быть русской земле.
Стопятидесятитысячное русское войско, в большинстве своем пешее, вышло к Дону, к устью Непрядвы. Когда поднялся осенний туман, вдали стало черно от татар. Они полумесяцем спускались с холмов на широкое Куликово поле. Русские тоже сошли с холмов, навстречу им.
Первым вызвался инок Пересвет на единоборство с татарским богатырем Челубеем. Они разъехались на три прыска лошадиных и так жестоко ударились, что оба войска громко вскрикнули. Поединщики пали мертвыми. Тогда начали сечу конные сторожевые полки. Кровь полилась, как вода, на пространстве десяти верст. Коням негде было ступать от трупов. Пешее крестьянское ополчение под тучами стрел и от татарских наездов ложилось, как подкошенная рожь, но умирали не пятясь, стояли нерушимо. Мамай, глядевший с холма на побоище, какого не помнили люди ни прежде, ни после, ждал уже скорой победы. Тогда из леса ударил на врага свежий засадный полк. Татары повернуяи коней и бежали. Бежал и Мамай, бросив русским шатер свой и жен и награбленные сокровища.
Русская земля была раздроблена на многие вотчины и княжества. Она освободилась от татарского ига, но ей начал грозить Запад. Когда Иван Грозный замыслил образовать из самостоятельных или подчиненных Москве княжеств единое русское государство, народ понял это и поддержал его в жестокой борьбе с князьями и боярами, в неслыханной по дерзости военной реформе — опричнине и в кровопролитных войнах за древние русские вотчины. Многолетняя, победная в начале, борьба Ивана Грозного окончилась военной неудачей, но русское государство было создано и широко раскинулось до Каспия и до Байкала. Земля стала единой и отечество единым.
В последовавшее вскорости Смутное время, когда дороги забелели от человеческих костей, сотни верст можно было пройти, не встретив ничего, кроме пепелища, и, казалось, навсегда опустошилось и кончилось Московское государство, народ сложил песню о той черной године:
Народ вызволил из беды русское государство. Но жизнь становилась от столетия к столетию все тяжелее и томительнее. Все грузнее ложилось на богатырские народные плечи ярмо боярской кабалы. Взрывами гнева и страшными бунтами отвечал народ на непосильную тяготу и бесправие. У него не иссякала никогда справедливая вера в то, что хозяин русского государства — он, народ, оборонивший и поставивший его. Народ берег свое отечество, его нерушимость, честь и славу.
В этом причина того — на поверхностный взгляд — противоречия, что русский солдат из крепостных мужиков, идя под царскими знаменами воевать, мужеством своим и презрением к смерти поражал воображение иностранцев. Нет, не покорность крепостного мужика заставляла усатых, суровых, саженного роста солдат фельдмаршала Салтыкова, стоя в несокрушимом каре, принимать на штыки атаки драгун короля Фридриха. Для них отечество и своя жизнь были одно, неразрушимое. В двух битвах — на реке Одере и под Кунерсдорфом — непобедимый доселе король Фридрих, основоположник прусской военно-политической агрессорской системы, был' разбит русскими наголову. Никакие его хитрости не помогли: ни сосредоточение артиллерийского огня, ни прорывы сквозь фронт, ни фланговые удары, — русские полки, «как бы не зная, что такое страх смерти», подавили и пушки, и кавалерию и трехгранными штыками выкидывали прусских солдат, как снопы, из-за флешей и ретраншементов. Король Фридрих, в слезах отчаяния, едва-едва ушел на резвом коне от плена. И так уведомил свое правительство: «Наши потери весьма значительны. От армии в сорок восемь тысяч человек у меня не осталось и трех тысяч. В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности. Жестокое несчастье, я его, конечно, не переживу».
Еще не затихли раскаты Пугачевского бунта, народ был связан по рукам и ногам царско-дворянской властью, и Наполеон, вторгаясь в Россию с шестисоттысячной армией, рассчитывал найти в крестьянах и посадских людях верных союзников. Наполеон разбрасывал прельстительные прокламации, обещая крестьянам свободу. Но народ решил иначе — отечество иноземному врагу не отдавать, а свободу взять самому. И в день Бородинской битвы прославленная конница маршала Мюрата напрасно устилала своими телами в железных кирасах русские флеши и редуты, напрасно ливень чугунных ядер обрушивался на русские полки. Армия Кутузова билась, покуда ночь не прикрыла дымящееся Бородинское поле. Умный и хитрый старик Кутузов не писал и не рассылал приказов и в ответ на донесения о ходе боя лишь покачивал седой головой. Он спокойно ждал конца великого сражения: он знал, что сейчас дерется сам русский народ. Он вывел уцелевшую половину несломленной и не отступившей ни на шаг армии на рязанскую дорогу, чтобы враг, уже пораженный в сердце, но еще сильный, нашел себе гибель в неведомой для него русской партизанской войне.
Русский солдат ходил за Суворовым через Альпы, за Румянцевым в Париж, со Скобелевым на неприступные высоты Плевны. Тяжела была солдатская доля, и часто он не знал, зачем сидит на чужой земле у походного костра, под чужими звездами. На завтра бой, и он уже надел чистую рубаху, завтра, быть может, смерть, но принять ее надо русскому солдату с чистой душой, мужественно, как подобает присяге отечеству.
Десять тысяч бойцов Красной Армии легли смертью при штурме валов и проволочных заграждений Перекопа. Этой братской могилой героев заканчивается столько веков жданная победная борьба русского, украинского и всех шестидесяти народов Советского Союза за светлую и человечную, новую и справедливую жизнь, за свое отечество отныне и навеки.
И вот — снова в бой с исконным и смертельным врагом всего славянства, с врагом всех народов, строящих мирно, как золотые пчелы, жизнь свою, с врагом человечества. Вот отчего Герой Советского Союза капитан Гастелло пикировал свой пылающий самолет на вражеские цистерны с горючим. Стыдно ему было бы перед своей чистой совестью шагать, погоняемому концами фашистских штыков, в германский плен. Сердце закипело восторгом ненависти Что жизнь, когда перед тобой подвиг славы!
