«Гроза». Кровавые игры диктаторов - Бунич Игорь Львович (книги онлайн полностью .txt) 📗
Ни одного английского самолета итальянцам сбить не удалось, а линкор «Витторио Венето» получил торпеду в корму. Корабль лишился хода и управления, в огромную пробоину хлынула вода. Адмирал Якино немедленно приказал всем кораблям ложиться на обратный курс и отходить в Таранто, до которого было 420 миль.
Окружив поврежденный линкор, сумевший поднять скорость до 19 узлов, итальянское соединение, не выполнив задачи, уходило на запад.
Через час после захода солнца оно было настигнуто еще одной шестеркой торпедоносцев «Свордфиш».
На этот раз торпеду получил красавец – тяжелый крейсер «Пола», который, приняв несколько тысяч тонн воды, полностью лишился хода. «Свордфиши» понеслись к родному авианосцу, который зажег все палубные огни, чтобы принять самолеты на палубу.
В этот момент к месту боя подошли старики-ветераны адмирала сэра Эндрю Каннингхема. Обнаружив радарами итальянский отряд, линкоры Каннингхема обрушили на противника огонь своих пятнадцатидюймовых орудий.
В это время в луч английского прожектора попал в стоявший без хода тяжелый крейсер «Пола». Сгрудившийся на баке подбитого крейсера экипаж протягивал англичанам буксирные концы.
Адмирала Каннингхем приказал снять итальянцев на эсминцы, а «Полу» добить торпедами, упустив тем самым уникальный случай захвата в море и привода в Александрию тяжелого крейсера противника, что стало бы наиболее уникальным эпизодом второй мировой войны на море. Со времен Цусимы, когда в плен японцам сдалась целая русская эскадра, ничего подобного в XX веке еще не случалось...
Это был конец. Итальянский флот больше и не пытался доказать кому-то свою полезность. Огромные корабли простояли по портам до 1943 года, а потом дисциплинированно сдались союзникам. Даже Гитлер больше не напоминал ничего Муссолини о его флоте.
Известие о военном перевороте в Югославии вызвало в Кремле радостное возбуждение. Дело в том, что политика товарища Сталина привела фактически к полной политической изоляции Советского Союза. У Гитлера была Италия, Венгрия, Румыния, Болгария и в потенциале – Япония, а у СССР – никого, если не считать, конечно, Монголии.
Никто особенно не анализировал даже такой, казалось бы, важный вопрос: как поведут себя Англия и Соединённые Штаты после начала операции «Гроза». Некоторые склонялись к мысли, что Англия автоматически станет союзницей по принципу «враг моего врага – мой друг». Другие, а таких было большинство, напротив, предостерегали, что с началом освободительного похода Красной Армии в Европу англичане заключат быстро мир с Гитлером и выступят совместно против СССР.
Но товарища Сталина можно было еще запугать в начале 1940 года, но не сейчас.
Соединенные Штаты он презирал и ненавидел, и как они себя поведут, было решительно наплевать.
Что касается англичан, то они, ведя кровопролитные воздушные бои на юге своей страны, не скоро придут в себя, чтобы как-то среагировать на наши молниеносные действия, договориться с немцами или, наоборот, утопят их в канале, поскольку деваться тем уже будет некуда. А на побережье Ла-Манша будет стоять непобедимая Красная Армия.
Поэтому товарищ Сталин твердо придерживался мнения, что не следует мешать Гитлеру окончательно очистить континент от англичан, чтобы не создавать себе в дальнейшем лишних проблем.
Плодить ненужных союзников так же опасно, как и лишних врагов. Некоторые горячие головы в Генштабе высказывали предположение, что на волне общего хаоса, вызванного нашим наступлением, может быть удастся и с ходу форсировать Ла-Манш, захватив заодно и Британские острова. Но вождь подобных подходов не одобрял, считая подобные взгляды волюнтаризмом, от которых уже рукой подать до «головокружения от успехов». Что очень опасно.
Что касается Югославии, то, конечно, в конце концов, есть она или нет ее – было не так уж важно. Однако генштабисты просчитали великолепную возможность переброски в Югославию по воздуху крупных контингентов Красной Армии. Кинжальными ударами можно было быстро искромсать весь этот район, включая и Италию. Попутный захват Швейцарии сулил еще большие выгоды. Еще Ленин считал, что лучшими местом для начала мировой революции является именно Швейцария, а отнюдь не Россия. Семиязычная Швейцария предоставляла в теории такие возможности, даже не говоря об ее банках, что захватывало дух от открывающихся перспектив.
Москва немедленно признала правительство Симовича и с быстротой, поистине необыкновенной, стала втягивать Югославию в договорные отношения.
Германская реакция была очевидной. Советская разведка в Венгрии перехватила послание Гитлера венгерскому регенту адмиралу Хорти, где ясно говорилось: «Югославия будет уничтожена, так как она только что открыто отвергла политику взаимопонимания с державами Оси».
В то же время премьер-министр граф Телеки вечером 2 апреля получил телеграмму от своего посланника в Лондоне, тоже легко добытую советской разведкой. Английское министерство иностранных дел официально предупреждало, что, если Венгрия примет участие в каких-либо операциях Германии против Югославии, она должна ожидать объявления войны со стороны Великобритании.
Клубок интересно затягивался, и в Москве было решено несколько обострить игру.
Был подготовлен договор о «ненападении и дружбе», в котором Советский Союз не брал на себя абсолютно никаких обязательств, кроме обязательства самому не нападать на Югославию.
4 апреля с текстом предстоящего советско-югославского договора был ознакомлен посол Германии граф Шуленбург.
5 апреля югославы в Кремле, где их встретили Сталин и Молотов, предложили готовьш проект договора в собственной редакции. Это был даже не договор, а нечто вроде дружелюбного жеста.
А утром 6 апреля стало известно, что немецкие войска вторглись в Югославию и Грецию, а Белград подвергся беспощадному удару с воздуха, в результате которого погибли 17 тысяч мирных жителей.
В Кремле царила мертвая тишина.
Когда же 6 апреля Шуленбург явился к Молотову с разъяснениями, что «югославское правительство, пришедшее к власти нелегально в результате переворота 27 марта, объединилось с Англией и Грецией» и Германия «располагала точной информацией, что югославский генеральный штаб вместе с греческим генеральным штабом и командованием высадившейся в Греции британской экспедиционной армии подготовились к совместной операции против Германии и Италии», Молотов только вздохнул.
Председатель Совета Народных Комиссаров и Нарком Иностранных Дел СССР выразил свою крайнюю печаль о том, что, несмотря на все усилия, избежать расширения войны так и не удалось. И, видимо, никогда не удастся, пока не будет покончено с Англией. О подписанном вчера советско-югославском договоре о дружбе Молотов не упомянул ни словом, а Шуленбург и подавно.
Все было ясно без лишних слов. При очередной попытке влезть в европейские дела Сталин получил от Гитлера недвусмысленную затрещину, но стерпел ее, поскольку она соответствовала так или иначе его глобальным планам.
Однако 13 апреля Сталин отвесил Гитлеру ответную и гораздо более болезненную оплеуху, когда из Москвы пришло сообщение о подписании между СССР и Японией договора о нейтралитете, о чем хитрый Мацуока, будучи в Берлине, даже не намекал. Более того, сообщалось, что при отъезде Мацуока домой Сталин лично появился на перроне, чего вообще никогда не случалось, чуть ли не целовался с японцами, а затем обнялся с немецким военным атташе полковником Кребсом и провозгласил вечную дружбу между СССР и Германией.
Тот, кто хорошо знал Сталина, должен был от подобного его поведения просто умереть от страха.
Многим было хорошо известно сталинское выражение о том, что «он обнимает кого-либо только тогда, когда не имеет возможности его зарезать».Сборники крылатых сталинских фраз хранились уже не в одной разведке.
Была понятна и его радость.
В отличие от Гитлера, Сталин решил проблему войны на два фронта. Теперь всю свою боевую мощь он может обрушить на Европу, т.е. на Гитлера.
