Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного - Григорьев Борис Николаевич
Это важное задание, о котором, вероятно, стало известно советским спецслужбам, во многом объясняет покров таинственности, окружающий это дело до самого последнего времени. Это никоим образом не оправдывает Сталина — в том, что судьбу Валленберга решал именно он, сомнений быть не может — и его сподвижников, но помогает понять, в какой сложный переплет, вероятно, попали и сам американский агент, и его тюремщики.
Томаш Вереш, проживающий в США, а во время войны — фотограф, нанятый Валленбергом в Будапеште, вспоминает, что во время боев за Будапешт шеф выезжал наблюдать за действиями советской артиллерии и просил его делать фотоснимки. Из одного донесения УСС явствует, что Валленберг поддерживал контакт с венгерским Сопротивлением и переправлял от них информацию в Стокгольм для И. Ольсена.
Когда Красная армия вошла в Будапешт, Валленберг сам вышел на ее представителей и потребовал, чтобы его отвели в штаб. Он провел там ночь, а потом отправился в миссию за документами, которые он должен был показать советскому высшему командованию. На следующий день он приехал в еврейское гетто в сопровождении трех советских солдат на мотоцикле с коляской. Швед поговорил с некоторыми своими знакомыми подопечными, в том числе с другом детства Ласло Пето, и сообщил им, что намеревается отправиться в Дебрецен, где находился штаб советских войск в этом районе, чтобы попросить там продуктов и лекарств для обитателей гетто.
Он обещал вернуться из Дебрецена на неделю.
— Он выглядел абсолютно уверенным, — вспоминал Пето, проживающий теперь в Базилии. — Он в шутку сказал, что не знает, следует ли ему полагать себя гостем или пленником русских. Но это была именно шутка. Он легко мог от них ускользнуть.
К концу января 1945 года Рауль Валленберг уже находился в Лубянской тюрьме в Москве.
Между тем в самой Швеции были люди, которые не хотели возвращения Рауля Валленберга домой. Как ни странно, к ним принадлежали наиболее влиятельные члены клана Валленбергов. Сводный брат Рауля Ги фон Дардель, проживающий в Швейцарии, высказал в интервью шведскому телеграфному бюро ТТ предположение, что Рауль может слишком много знать о крупных делах фирмы в Венгрии и Германии и неприглядной роли Швеции во время войны. Возможно, именно по этим причинам наиболее влиятельные члены семьи не проявляют особой активности в выяснении судьбы своего пропавшего родственника.
Излишне говорить, что те, кто считал (и справедливо считал) Рауля Валленберга настоящим героем, несправедливо ставшим жертвой сталинского произвола, не приемлют версию о его шпионской деятельности. Мне кажется, это теперь не имеет никакого значения. По всей вероятности, Рауля Валленберга уже нет в живых, и, был ли он американским шпионом или нет, это уже ему помочь не может.
И пока остаются белые пятна в таинственной судьбе этого шведа, до тех пор у шведской стороны будет оставаться неудовлетворенность проведенными расследованиями и вероятность того, что от шведов можно и в будущем ожидать справедливых обращений по этому поводу.
Российским властям еще рано сдавать дело Валленберга в архив.
Пусть у читателя не создается мнения, что шведы пекутся только о своих гражданах и что им сугубо наплевать на то, как обращаются с людьми в других странах. Шведы традиционно проявляют и внимание и интерес к тому, как соблюдаются права человека в других странах. Правда, не всегда этот интерес был бескорыстен, но в любом случае они не жалеют усилий для поддержания своего имиджа мирового правозащитника. Отчасти я объясняю это явление и тем, что внутри шведского общества не так уж много серьезных проблем, поэтому они обращают свою нерастраченную энергию вовне. Тем не менее достоин упоминания тот факт, что Швеция — единственная страна в мире, которая выполнила рекомендацию ООН о том, чтобы помощь развитых в промышленном отношении стран развивающимся странам составляла не менее 1 процента.
В отношениях со шведами много неприятностей в 70-х годах нам доставило дело одного торгового моряка, сбежавшего со своего корабля при заходе в Стокгольм и попросившего у шведов политического убежища.
Моряк поселился в небольшом провинциальном городке Арбуга, устроился с помощью СИВ на работу, обзавелся с жильем и… затосковал по семье. Тогда еще не было Общеевропейского совещания и Хельсинкского соглашения с третьей «корзиной» вопросов, затрагивающих права человека, а потому не существовало и понятия «воссоединение семьи через границу». Советский Союз осуществлял жесткую и простую, как лысая коленка, линию «не пущать!» и только в отдельных случаях, когда Запад начинал давить на Москву, подключая все силы и средства, вплоть до обращения на правительственном уровне, делал послабления.
Сначала моряк через шведских посредников обратился в посольство на Ервелльсгатан с заявлением разрешить его жене и дочери приехать к нему в Швецию на постоянное жительство. В соответствии с установленной процедурой посольство переправило его заявление в Москву, и оттуда оно, вероятно, попало в Ленинград, откуда моряк был родом. Вскорости посольством был получен отрицательный ответ из Москвы, суть которого сводилась к тому, что дезертир должен вернуться в Союз и предстать перед судом, чтобы понести справедливое наказание.
Шведские друзья эмигранта из Арбуги близко восприняли его семейную проблему и организовали общественный комитет, поставивший своей целью добиться приезда его семьи в Швецию. Деятельность комитета получила широкую огласку, потому что к ней вполне естественно подключились не только радетели семейного счастья эмигрантов из России, но и другие заинтересованные круги и лица, увидевшие возможность придать делу политическую окраску.
Впрочем, по сути, это дело было тогда политическим, потому что любой аспект отношений с нашей страной был так или иначе связан с политикой.
Комитет стал регулярно устраивать перед нашим посольством демонстрации с требованиями удовлетворить просьбу бывшего моряка, подключать средства массовой информации, устраивать обструкции советским официальным лицам, когда они прибывали в Швецию, будоражить общественность, — одним словом, шведы подняли на ноги чуть ли не всю страну, чтобы оказать давление на Москву.
Когда этого оказалось мало, в дело пустили тяжелую артиллерию: при каждом удобном поводе о деле моряка нам напоминали премьер-министр страны, министр иностранных дел, но все усилия шведов оказывались тем не менее тщетными.
Кажется, в 1980 году шведы пошли на крайние меры.
Они решили вывести семью нелегально.
Комитет подобрал одного молодого авантюриста, который взялся за весьма рискованное дело: на небольшом самолете пересечь финско-советскую границу, сесть в заданном районе Советского Союза, посадить жену с ребенком в самолет и доставить их в Швецию.
По сведениям из авиационных кругов, близких к МИД…
Самое интересное, что такое рискованное мероприятие готовилось при участии журналистов, которые должны были сделать репортаж о подвиге шведского летчика, решившегося ценой жизни доказать, что утверждение «советская граница на замке» является блефом. (К этому времени в шведских СМИ появились публикации о том, что советские пограничники допустили на финском участке границы ряд промахов, не обнаружив нарушителя воздушного пространства, перелетевшего через границу на маленьком частном самолете.) Несмотря на довольно широкий круг заговорщиков, сведения о подготовке нелегального пересечения советской границы за его рамки не вышли.
И репортаж о полете в район Карельского перешейка появился в газетах!
Журналисты взахлеб рассказывали, как шведский летчик ранним утром поднял свой самолетик с финского аэродрома и исчез по ту сторону «железного занавеса», как мучительно долго тянулись часы ожидания и как, наконец, самолет благополучно вернулся обратно. Сенсация оказалась, однако, не полной, потому что швед вернулся в Финляндию один. По его рассказам, все прошло великолепно: он на малой высоте пересек границу, без труда вышел в заданный район, нашел нужное озеро, посадил самолет на лед (дело было зимой) и ждал ровно столько и даже больше, чем было обусловлено, жену моряка. Но она по неизвестным причинам в районе посадки самолета так и не появилась.
