Загадочный Волжский - Белимов Геннадий Степанович (онлайн книга без .txt) 📗
— Конечно, — удивился вопросу Еремин. — Но они не предложили…
Посмотрим, чем закончится дело. Мне очень интересна эта очередная тайна…
Глава 8
ПОРТАЛ НАД ГОРОДОМ
Ловушки пространства
Попытаться исследовать и, по возможности, понять очень странное явление, связанное то ли с хрономиражами, то ли со спонтанными перемещениями людей в иную реальность, меня побудили факты, которым долго не находилось никакого разумного объяснения. Впрочем, и сейчас, признаться, тут далеко не все понятно. Уж больно невероятными кажутся происшедшие истории.
Впервые о загадочном случае транспортации в иное пространство мне рассказал житель нашего города М. В. Оболкин. Непонятная «чертовщина» приключилась с ним в 1995 году.
— Понимаешь, я попадал в иной Волжский! — убеждал он меня. — Не в наш, земной и понятный, а в какой–то другой. Там есть отличия от «нашего». К примеру, трамвайные пути шли прямиком по всей улице Энгельса, не сворачивая на Карбышева, и дома немного отличались…
Рассказ Михаила Васильевича был подробным, но я с подобным никогда не сталкивался, и, не найдя здравого истолкования, лишь пожал плечами: «Может, приснилось?..»
Потом история надолго забылась.
Однако не так давно о загадочном явлении хрономиража напомнил мой давний товарищ, заядлый турист и ориентировщик, кандидат в мастера спорта по этим видам состязаний Володя Лебедев. Сейчас–то он Владимир Вячеславович, начальник стройучастка по промышленному альпинизму, директор учебного центра, а тогда, в 70‑е, его все знали как активного спортсмена.
— Тысяча девятьсот семьдесят шестой год, конец июля, пятница, — начал он свой рассказ, повторюсь, совсем недавно. — Хорошо помню насчет пятницы, потому что в субботу намечались соревнования в Волго — Ахтубинской пойме, и я хотел в тот же день туда уехать. Выскочил из подъезда своей красавицы в начале девятого вечера и сразу устремился в арку дома, что по улице Сталинградской. Было еще светло, однако в окнах кое–где должны были загораться огни. Должны! Но не горели… И двор показался странным: на скамье у подъезда всегда сидели бабули, а тут — никого… Не гомонила детвора, и нигде ни одной машины. Обычно вечером людно, а сейчас… как шаром покати!
Он проскочил арку и вышел на Сталинградскую улицу. Стоял почти достроенный Дворец культуры, глазам распахнулась площадь Ленина, но и здесь не было людей. Вообще! Пусто… Ну, такого не бывает!.. Лето, июль, вечереет — и никого!
— Я по диагонали пошел к трибуне… Фантастика! Тишина необычайная, аж звон в ушах… Безветренно, небо без облаков, и никаких машин ни по Ленина, ни по Энгельса, — вспоминал Владимир подробности. — Правда, небо чуточку необычное — какое–то сине–фиолетовое. Смотрю на 1000-квартирный дом — там обычно в это время уже окна загораются, а тут ни огонька. Прикусил губу, да сильно — чувствую вкус крови. Стукнул себя по челюсти — больно!.. Но мне ж домой надо, это аж 10‑й микрорайон! Топаю по Энгельса, подошел к акации, сорвал горсть листьев, пожевал — горько… Словом, все ощущаю, чувствую, соображаю, а понять ничего не могу. Почему город–то пустой?! Крыша, что ли, у меня едет?
Город казался мертвым. Глазу не за что было зацепиться — ни птиц, ни собак или кошек, ни даже летней мошкары. Дома стояли, улицы на месте, правда, трамвайных путей по улице Энгельса он почему–то не запомнил. Может, и были… Вдруг что–то заставило его обернуться. Метрах в ста позади увидел фигуру в светло–коричневом плаще. Только подумал, мол, лето, а человек в плаще, хотел его подождать, как рядом прозвучало слово «спасибо», и незнакомец оказался впереди его уже метрах в ста. «Я шаг сделал, а он уже вдали!» — удивлялся Лебедев. — Оглянулся — никого. Ну не мог он меня обогнать! Я торопился домой, шагал быстро, однако человек оставался на удалении, а потом повернул вправо».
— Влетаю в свой двор — там обычно полным–полно народу, много детей, мужики сидят на скамейках агитплощадки, режутся кто в карты, кто в домино, гомон стоит… И здесь никого, пусто. А сумерки уже заметные. Влетаю в подъезд, бегу на свой этаж, открываю ключом квартиру и с маху бью по выключателю… Сверкнула искра — и тотчас в квартиру ворвался шум двора. Я к окну, на балкон, а там шум–гам, город живет, огни во всех окнах… Вот оно, родное, все на месте… Боже ты мой! И дома все в наличии — матушка, брат…
Однако он тогда так ничего и не сказал им — испугался непонятного. И в пойму вечером не поехал. Не до того было…
— Со мной произошло то, чего не могло быть! — убеждал меня Володя. — Скорее всего, на эти сорок минут я попадал в параллельный мир. Только это теперь–то я начитанный, что–то слышал, а тогда… полнейший идиотизм!
Лебедев провез меня на «Жигулях» по тому маршруту, каким шел в июльский вечер, вспоминал детали — происшествие отпечаталось в голове, как на кинопленке.
— Меня потом всегда занимало одно — происходило ли подобное с кем–либо другим? — размышлял он.
— Происходило, — уверил я его и поведал ситуацию с Оболкиным.
Наваждение
История, приключившаяся с Михаилом Васильевичем, всплыла в моей памяти тотчас. Тем более что двор, из которого Лебедев стартовал в пробег по странно–пустынному городу, примыкает к его дому. Можно сказать, это один двор. Не откладывая, я позвонил Оболкину, и мы встретились. Рассказ повторился в точности, как тогда, в середине 90‑х.
— Я пришел в магазин запчастей для мотоциклов, что располагался по Энгельса почти напротив технического училища, — вспоминал минувшее Оболкин. — Вторая половина августа, солнечно, три часа дня, магазин только что открылся после обеденного перерыва. Походил у витрин минут 20, ничего не купил и — на улицу. Показалось, стало сумрачно, и людей — никого. Я сходу–то не придал значения, ну и пошел назад домой через площадь Карбышева по тропинке через газон. И тут вдруг обнаружил, что трамвайные рельсы не сворачивают на Карбышева, а идут прямо, по Энгельса! Остановился — что такое? Ориентировку потерял? Но правду сказать, голова у меня в тот момент действительно была, как после наркоза, дурная, словом, — знакомое ощущение после одной хирургической операции.
— Что еще помните?
— Металлические перила вдоль тропы, а их не было в реальности никогда, на месте училища какое–то другое здание… Памятника генералу Карбышеву тоже не было. Но главное — ни огней в окнах, ни людей, ни машин. А сумерки уже — может, даже глубокая ночь, но без нашей обычной темени.
В полном смятении Михаил Васильевич вернулся к магазину, как к отправной точке. Темно, витрины не освещены, темно–серое небо и совершенно мрачный город! В прошлом опытный таежник, он стал догадываться, что или с ним, или в городе творится что–то аномальное. Задумался: не туда попал? Но надо же возвращаться!.. Пошел обратно через площадь. И тут навстречу идет человек в каком–то балахоне: куртка с капюшоном, руки в карманах, голова наклоненная, лица не разглядеть.
— Я хотел его спросить: как называется этот город? Однако сообразил, что меня просто примут за сумасшедшего, и в последний момент промолчал, — рассказывал мой знакомый. — Человек быстро прошел мимо, а я дальше по Энгельса. И тут меня осенило: зайду–ка я к внуку. Он жил в доме рядом с библиотекой. Уже осознаю, что попал в другой мир, и надо выбираться. Конечно, страх накатил — вдруг я тут останусь навсегда?
На резко прозвучавший звонок дверь открыл… его Лешка! «Заходи, дед! — удивился он позднему визиту. — Ты что такой бледный?» «Да вот, сердце вроде прихватило, — Михаил Васильевич присматривался к внуку (тот ли?). — Чаю нальешь?
В квартире горел свет, работал телевизор, за окном шумели автомобили, доносился городской гул, которому Оболкин был несказанно рад. Наваждение кончилось. Глянул на часы — 21. «Где же я был почти шесть часов?» — мелькнула мысль. За чаем внуку рассказал о приключении. «Ну ты, дед, даешь!..» — только и вымолвил он.
