Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачева - Чертопруд Сергей (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗

Сталинская программа предусматривала строительство 50 летательных аппаратов. Сделали только восемь. В феврале 1938 года после очередной катастрофы (дирижабль «СССР-В-6» должен был спасти экспедицию И. Папанина, застрявшую во льдах Арктики, но врезался в гору, не обозначенную на карте между Петрозаводском и Мурманском) было принято решение о сворачивании этой программы. Генерал уехал на родину, а почти всех инженеров расстреляли.

В Дирижаблестрое были отработаны вертикальные взлет и посадка, взлет в условиях нулевой видимости, многосуточное барражирование в воздухе, приводнение [325].

Глава 10. ИНОСТРАННЫЙ СЛЕД В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ АТОМНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ, РАКЕТОСТРОЕНИИ И КОСМИЧЕСКОЙ СФЕРЕ

Начнем с создания атомного оружия. Когда 6 марта 1951 года Ю. и Э. Розенберги были осуждены за шпионаж в пользу Советского Союза, то судья И. Кауфман, отправивший супружескую пару на электрический стул, заявил журналистам, что их деятельность «несомненно изменила ход истории не в нашу пользу» [326].

Из этой супружеской пары, а Э. Розенберг казнили всего лишь за недоносительство на мужа и своего брата, за полувековую историю «холодной войны» сделали не только мучеников, но и главных информаторов Сталина в сфере создания атомного оружия.

Хотя говорить о том, что Ю. Розенберг сыграл второстепенную роль в истории отечественной научно-технической разведки — это не совсем верно. С момента своей вербовки весною 1942 года сотрудником внешней разведки С. Семеновым он руководил группой из четверых агентов, которые добыли огромное количество материалов по радиолокации.

Назвать поименно всех, кто действительно информировал Кремль о процессе реализации атомного проекта в США, сейчас, наверное, никто не сможет. Хотя такие попытки в последнее время предпринимались неоднократно. В нашей стране и за рубежом. Их обреченность не только в том, что большинство документов никогда не будет рассекречено, но и желание некоторых исследователей и журналистов «раскрутить» эту тему. Ведь в смертельно опасном процессе охоты за «атомными секретами» участвовало множество сотрудников и агентов советской разведки. И объективно оценить вклад каждого из них крайне сложно.

Ученые, участвующие в создании советской атомной бомбы утверждают, что все они сделали сами и сведения, полученные от разведки, сыграли лишь вспомогательную роль. Бойцы «невидимого фронта» говорят об обратном и доказывают свою правоту с помощью документов той эпохи, где зафиксированы многочисленные благодарности тех же ученых.

Каждая из сторон по-своему права. Если первые признают факт плагиата, то это противоречит нормам этики. А вторые не могут отказаться от того, что они сообщили в Центр. Кто из них прав — на этот вопрос авторы многочисленных монографий отвечают по-разному. И каждый читатель, прочитав несколько книг, сам сможет определить вклад советской разведки в создание отечественного атомного оружия.

Мы же продолжим вспоминать, что происходило в сфере советского «атомного шпионажа» после окончания Второй мировой войны. Этот период чем-то напоминает прямой участок перед финишем. Цель уже видна, удалось догнать и на полкорпуса обойти соперника, еще один рывок… В такой ситуации любые средства хороши. Как в сфере добычи секретной информации, так и ее защите.

Действительно, наиболее урожайным, с точки зрения количества и качества полученной информации, стал для советской разведки конец 1944—первая половина 1946 годов. Именно в этот период ее основными источниками в США были непосредственные участники проекта «Манхэттен» К. Фукс и Б. Понтекорво, С. Сакс и Т. Холл. Отдел «С» получил детальное описание лаборатории в Ок-Ридже и завода в Лос-Аламосе, сведения об участии в создание ядерной промышленности корпораций «Келекс», «Дюпон», «Юнион Карбайд» и других, системы охраны предприятий, данные об ученых, участвующих в различных проектах. Через 12 дней после окончания процедуры сборки первой атомной бомбы в Москву из Нью-Йорка и Вашингтона были доставлены схемы и описание ее устройства. В сентябре 1945 года были получены фотографии помещений заводов в Ок-Ридже и секретной части доклада администрации и конгрессу США, не вошедшие в официальный доклад комиссии Смита, информация об отдельных конструктивных элементах бомбы, дневниковые записи о первом испытательном взрыве в пустыне Аламогордо, произведенном в июне.

Информация о ядерном оружии, поступившая из США, стала во второй половине 40-х годов дополняться сведениями, полученными советской разведкой в Западной Европе, куда после окончания войны вернулись многие из европейских участников проекта «Манхэттен» и ученые-физики, находившиеся в эмиграции в Америке.

Начиная с декабря 1946 года, когда после пуска первого реактора, Л. П. Берия приказал прекратить все контакты с американскими источниками, информация из Европы приобретает первостепенное значение.

Одна из причин решения Берия — разоблачение агентурной сети в Канаде и документы, переданные И. Гузен-ко Королевской канадской конной полиции, тесно сотрудничавшей с ФБР, и последовавшие вскоре аресты канадских ученых-физиков Смита и И. Халперина. Все это создавало возможность выхода американской контрразведки на советскую агентурную сеть, занятую сбором информации о производстве и разработке ядерного оружия. Аналогичную опасность представляли и те данные о советской агентуре в США, которые представила в распоряжение ФБР Э. Бентли [327].

Пресекались попытки других ведомств, кроме отдела «С», заниматься сбором сведений по атомной проблеме. Когда представитель СССР при ООН А. А. Громыко по собственной инициативе решил использовать для сбора информации официальное приглашение администрации Трумэна направить группу советских наблюдателей на предстоящие испытания ядерного оружия на атолл Бикини и отдал соответствующие распоряжения референту при Советском комитете ООН по атомной энергии М. Г. Мещерякову и члену этого комитета профессору Александрову, реакция последовала незамедлительно. Получив подробные доклады А. А. Громыко об испытании и военной инфраструктуре Гавайских, Маршалловых и Корелинских островов, направленными в секретариат Председателя Совета министров СССР, Берия выразил В. М. Молотову решительный протест и потребовал «дать товарищу Громыко указание о том, чтобы он использовал тт. Александрова и Мещерякова в рамках данного им задания» чтобы последние впредь «не занимались сбором сведений, не относящимся» к их обязанностям [328].

А теперь нужно попытаться понять, когда советская разведка реально начала охотиться за «атомными секретами».

Официально считается, что охота за атомными технологиями началась осенью 1941 года, когда из Лондона поступило одно из первых сообщений о возможности использования атомной энергии в военных целях. Этот документ датирован 4 октября 1941 года:

«…Сообщаю очень кратко содержание представленного 24 сентября 1941 года военному кабинету особо секретного доклада правительственной комиссии по разработке способа использования атомной энергии урана для изготовления взрывчатых веществ.

…Даже с учетом веса баллистического механизма урановой бомбы практическая сила ее взрыва будет превышать в 1000 раз силу взрыва обычной бомбы того же веса.

…Следует считать, что урановая бомба будет иметь двойное действие. Кроме разрушающей взрывчатой волны огромной силы образуется, наподобие газового облака, огромное пространство, насыщенное радиоактивными частицами. Все живое, что попадет в сферу действия этих частиц, хотя бы на несколько минут, неизбежно погибнет» [329].