Перевал Дятлова. Загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на совет - Ракитин Алексей Иванович
В случае с радиоактивными веществами организация учета и хранения была куда строже. Внутри самих предприятий, работавших с такими веществами, организовывались посты дозиметрического контроля, рабочая одежда списывалась и уничтожалась регулярно, сообразуясь с накопленной дозой облучения. В Ленинграде, как известно, строились корабли с атомными силовыми установками, первый из них — ледокол «Ленин», спустили на воду в декабре 1957 г. на Балтийском заводе. Все лица, привлеченные к операции загрузки ядерного топлива в три реактора этого ледокола, каждую смену надевали новую рабочую одежду — старая уничтожалась как получившая опасную дозу загрязнения. Дважды одна и та же одежда не выдавалась!
Во второй половине 1950-х гг. уже существовало полное понимание опасности радиоактивного облучения. В 1930—40-х гг., например, в аптеках Советского Союза продавались слабые растворы солей урана, дабы каждый желающий мог сделать себе аналог «радоновой ванны» на дому. Зачем ехать на Кавказ, если можно купить пузырек, развести его водой в указанной пропорции и принять целительную ванну не выходя из дома! Однако к середине 1950-х вся эта торговля закончилась — в рецептурном справочнике того времени, регламентирующем состав лекарств, разрешенных к отпуску в аптеках Советского Союза, солей урана уже найти.
Поэтому, возвращаясь к истории с радиоактивными свитерами и шароварами, найденными на погибших туристах, необходимо констатировать — следствие, столкнувшись с подобным фактом, должно было предпринять меры по установлению изотопного состава загрязнения. Радиационная лаборатория Свердловской горсанэпидемстанции не располагала необходимой для этого техникой — это нам известно от Левашева, главного радиолога города, которого следователь Иванов допросил после проведения физико-технической экспертизы (Левашев дословно высказался так: «Отсутствие соответствующих приборов и условий в лаборатории не позволили произвести радиохимический и спектрометрический анализ для определения химической структуры излучателя и энергии его излучения»).
Тем не менее задача установления изотопного состава пыли, оказавшейся на одежде погибших, была решаема. В Свердловске того времени имелись предприятия, оснащенные техникой, необходимой для проведения ядерной спектроскопии или радиометрии. В том же самом Челябинске-40 подобный анализ могли успешно сделать с высокой точностью, располагая буквально долями миллиграмма неизвестного изотопа (или смеси изотопов). Следователь вполне мог получить соответствующую помощь и необходимую консультацию в одной из профильных организаций.
Однако прокурор-криминалист Иванов этого не сделал. Он не только не обратился за подобным анализом, но, напротив, допросив 27 мая 1959 г. главного городского радиолога Левашева, на следующий день — 28 мая — накропал постановление о закрытии дела. Действия следователя на первый взгляд кажутся не только нелогичными или халатными, но по-настоящему преступными.
Но преступником Лев Никитович Иванов, разумеется, не был. Все его действия обретают смысл и логику, как только мы признаем существование «осведомленной инстанции», дававшей время от времени ценные советы и незримо направлявшей ход следствия. Для этой инстанции изотопный состав радиоактивной «грязи» на одежде погибших не был тайной, но для нее было важно, чтобы он остался тайной для всех остальных. Видимо, этот изотоп был настолько специфичен, что любой специалист, не посвященный в скрытую подоплеку случившегося на склоне Холат-Сяхыл, озадачился бы его присутствием на одежде обычных на первый взгляд туристов. Далее мы еще коснемся этого вопроса, подойдем к нему с другой стороны и попытаемся понять, что же такого секретного могла таить в себе радиоактивная пыль на одежде Кривонищенко. Пока же просто примем как допущение, что «осведомленная инстанция» активно стремилась не допустить каких-либо разговоров на эту тему. Погибшие имели много знакомых в среде технической интеллигенции, в том числе и таких, кто, узнав лишнее, мог сделать правильные и слишком далеко идущие выводы. И лучший способ пресечь возможные в будущем сплетни — это прямо сейчас остановить всякую активность следствия.
Что и было проделано. Как это выглядело технически, мы не знаем и не узнаем никогда. Можно лишь предположить, что «осведомленная инстанция» не контактировала с Ивановым напрямую, а действовала через его голову. Известен первоначальный вариант постановления о закрытии дела, в котором Иванов упоминает о результатах физико-технической (радиологической) экспертизы (правда, в присущей ему манере путает Колеватова и Золотарева, но подобной небрежности замечательного прокурора-криминалиста пора уже перестать удивляться).
Областной прокурор Клинов забраковал первоначальный вариант постановления о прекращении уголовного дела по факту гибели тургруппы Дятлова. Косой линией он перечеркнул все пять листов поданного ему на подпись документа, а фрагмент постановления, посвященный физико-технической экспертизе, зачеркнул даже крест-накрест. Это единственное место, подвергнувшееся подобной «правке». Видимо, упоминание о радиологической экспертизе областной прокурор расценил как нечто совершенно недопустимое в документе, с которым могли быть ознакомлены родственники погибших.
Следователь Иванов и его непосредственный руководитель, начальник следственного отдела областной прокуратуры Лукин, видимо, считали, что подготовили вполне приемлемое постановление о прекращении уголовного дела. Областной прокурор не только лишил их этой иллюзии, перечеркнув все пять машинописных листов, но даже оказался вынужден принять на себя роль редактора и лично заняться изобретением нужных формулировок. Конечно, это отнюдь не работа областного прокурора, но ситуация, видимо, была такова, что Клинов не решился передоверить кому-либо столь ответственное дело.
Вариант этот благополучно подписали сам Иванов и начальник следственного отдела областной прокуратуры Лукин, после чего документ попал на стол облпрокурора Клинова. И вызвал ярость последнего. Областной прокурор не поленился перечеркнуть по диагонали каждый лист и собственноручно вписал ценные мысли и суждения, которые надлежало отразить в постановлении. Особый гнев товарища Клинова вызвало упоминание о физико-технической экспертизе — три соответствующих абзаца он зачеркнул дважды, крестом. Это единственное место в тексте, которое подверглось столь истовому вымарыванию.
Окончательный вариант текста постановления о закрытии дела, как нам уже известно, не содержал ни единого слова о факте проведения физико-технической экспертизы.
Именно областной прокурор мог быть тем человеком, который поддерживал контакт с «осведомленной инстанцией» и принимал решения в ее интересах. Хотя возможно, что и он взаимодействовал с представителями КГБ не напрямую, а получал указания от своего руководства из Москвы, т. е. основная координационная работа велась там. Для нас важно, что подчиненные Клинова не вполне ориентировались в ситуации и в силу своей неосведомленности принимали ошибочные решения (ведь Иванов и Лукин не увидели ничего страшного в том, чтобы вставить в постановление о прекращении дела фрагмент, посвященный радиологической экспертизе, за что и были «выпороты» начальником).
Эта «осведомленная инстанция» постаралась остаться незамеченной и не оставить очевидных следов. Ей это удалось — из уголовного дела, которое вел Лев Никитович Иванов, заинтересованность КГБ в определенном исходе расследования явно не просматривается. Однако «уши» Комитета все же выглядывают, как их не прячь. И далее мы покажем, что «ушей» этих (выражаясь более литературно — необрубленных концов) довольно много.
Но, следуя логике нашего повествования, мы пока не станем углубляться в этом направлении, а коснемся другой темы: существующих версий трагедии на склоне Холат-Сяхыл. И лишь показав и доказав несостоятельность всех имеющихся на данный момент объяснений происшедшей 1 февраля 1959 г. трагедии, предложим читателю собственную — логичную и непротиворечивую — версию событий.
