Вторая мировая война. Ад на земле - Хейстингс Макс (книги онлайн бесплатно .txt) 📗

1 сентября в 02:00 Первый конный полк вермахта в числе многих других был разбужен на бивуаке зовом трубы (некоторые германские соединения и многие польские в ту пору еще сражались верхом). Взнуздали коней, всадники вскочили в седло и двинулись к передовой посреди грохочущих колонн танков, грузовиков и пушек. Прозвучал приказ: «Расчехлить ружья! Заряжай! Взвести курки!» В 04:40 пушки старого германского боевого корабля Schleswig-Holstein, стоявшего на якоре в порту Данцига (то был «визит доброй воли»), открыли огонь по польской крепости Вестерплатте. Часом позже немецкие солдаты свалили пограничные шлагбаумы на западной границе Польши, открыв передовым частям армии вторжения путь в Польшу. Один из военачальников, генерал Хайнц Гудериан, вскоре проехал мимо родового поместья своей семьи в Хелмно (Кульм), где вырос и он сам (до Версальского договора эта территория принадлежала Германии). Вильгельм Пруллер выразил обуявший германскую армию восторг: «Какое дивное чувство – быть теперь немцем! Мы перешли границу. Германия, Германия превыше всего! Немецкий вермахт на марше. Куда ни глянь – вперед, назад, вправо или влево – повсюду моторизованный вермахт!»⁸

Западные союзники тешили себя мыслью, что Польша обладает четвертой по величине армией в Европе, и рассчитывали на затяжные сражения. Поляки могли выставить 1,3 млн бойцов против 1,5 млн немцев, на каждой стороне сражалось по 37 дивизий. Однако вермахт был намного лучше укомплектован: только бронемашин у него имелось 3600 против 750 польских, 1929 современных самолетов, а у поляков 900 морально устаревших. С марта в Польше начался призыв резервистов, но от полномасштабной мобилизации правительство воздерживалось по просьбе англичан и французов: мол, не следует провоцировать Гитлера. Нападение 1 сентября застало страну врасплох. Польский дипломат так описывал настроения в Польше: «Всех объединяло желание сопротивляться, но не прозвучало ясной идеи, какого рода может быть это сопротивление, разве что болтали о надобности в добровольцах – “живых торпедах”»⁹.

Эфраим Блейхман, шестнадцатилетний еврей из Каменки, в числе тысяч других местных жителей слушал на городской площади речь мэра: «Мы спели гимн, провозглашавший, что Польша еще не погибла, и другую песню – о том, что немцы не плюнут нам в лицо»¹⁰. Петр Тарчинский, двадцатишестилетний заводской служащий, перед мобилизацией тяжело заболел. Он еще не вполне оправился, но, когда сообщил об этом командующему артиллерийской батареей, к которой был приписан, полковник ответил пламенной патриотической речью «и сказал мне, что, как только я сяду в седло, я непременно почувствую себя намного лучше»¹¹. Оружия не хватало, Тарчинский винтовки не получил, зато ему выдали строевого коня – здоровенного жеребца по кличке Вояк.

Инструктор ВВС Витольд Урбанович проводил учебный полет в небе над Демблином, как вдруг, к его ужасу, в крыльях самолета появились дыры. Он поспешно приземлился. Товарищ подбежал к нему, восклицая: «Витольд, ты жив? Тебя не задели?» «Что за чертовщина творится?» – спросил Урбанович, и приятель посоветовал ему: «Сходи в церковь и поставь свечку. Тебя только что атаковал “Мессер”!»¹² Беззащитность польских воздушных границ была совершенно очевидна. Пилот-истребитель Францишек Корницкий участвовал в боях дважды – 1 и 2 сентября. В первый раз он погнался за немецким самолетом, но тот легко ушел от преследования, во второй раз заклинило пулеметы, Корницкий отвернул, поправил пулеметную ленту и хотел снова вступить в бой, но на крутом вираже удерживавший пилота в открытом кокпите ремень безопасности отстегнулся, летчик вывалился и поневоле вынужден был спуститься с парашютом¹³.

В 17:00 у деревни Кроянты польский отряд уланов получил приказ атаковать противника, чтобы прикрыть отступление пехоты. Уланы построились и обнажили сабли. Адъютант, капитан Годлевский, посоветовал хотя бы идти в бой пешими, но командир, полковник Масталеж, отвечал сквозь стиснутые зубы: «Молодой человек, я сумею исполнить неисполнимый приказ!» Пригнувшись к шеям своих коней, 250 всадников помчались через открытое поле. Немецкая пехота поспешно отступила с их пути, но за рядами пехоты стояли бронемашины, откуда по уланам открыли пулеметный огонь. Лошади десятками валились наземь, другие кинулись в сторону, лишившись всадников. Через несколько минут половина кавалеристов погибла, в том числе и полковник Масталеж. Уцелевшие улепетывали во весь дух – беспомощный пережиток ушедшей эпохи.

Генеральный штаб Франции советовал полякам сконцентрировать все силы позади трех крупных рек в глубине страны, но польское правительство непременно желало оборонять всю 1400-километровую границу с Германией, отчасти и потому, что на западе находились почти все заводы. Таким образом, на дивизию средней численностью около 15 000 человек возлагалась обязанность держать фронт длиной 30 км, в то время как сил у них хватало едва на 5–6 км. Немецкие войска хлынули в страну одновременно с севера, юга и запада, сметая неэффективную оборону, разрывая связи между отдельными частями поляков. Немецкий воздушный флот поддерживал с неба продвижение танков, успевая обрушить сокрушительные бомбовые удары на Варшаву, Лодзь, Демблин и Сандомир.

Поляки, военные и гражданские погибали под не различающими чина и звания бомбами. Поначалу мало кто вполне сознавал опасность. После первого налета Виргилия, американская супруга польского аристократа князя Павла Сапеги, подбадривала домочадцев: «Вы же видите, ничего страшного: эти бомбы больше лают, чем кусают». Когда в парк усадьбы семейства Сморчевских под Тарногорой в ночь на 1 сентября упали две бомбы, мать вытащила из постели двух мальчишек, Ральфа и Марка, и повела их прятаться в лес вместе с другими детьми. «Оправившись от первоначального шока, – писал впоследствии Ральф, – мы глянули друг на друга и не смогли удержаться от смеха. То-то видок у нас был: куча малолеток, кто в пижаме, кто в пальто, накинутом поверх подштанников. Торчали, сами не зная зачем, под деревьями, кое-кто пытался натянуть противогаз. Мы развернулись и пошли домой»¹⁴.

Но вскоре им стало не до смеха: польский народ вполне ощутил на себе убийственную мощь немецких ВВС. «Меня разбудили вой сирен и грохот взрывов, – писал находившийся в тот момент в Варшаве дипломат Адам Кручкевич. – Я увидел за окном немецкие самолеты, планировавшие на невероятно низкой высоте и бросавшие бомбы, куда им вздумается. С крыш нескольких домов без толку палили из пулеметов, но ни один польский истребитель не поднялся в воздух. Горожане были потрясены: у них нет никакой защиты с воздуха. Какое горькое разочарование!»¹⁵ Рано утром на город Лук упала дюжина немецких бомб, погибли десятки людей, в том числе спешившие в школу дети. Беспомощные жертвы прозвали безоблачное сентябрьское небо проклятием Польши. Пилот Б. Солак писал: «Воздух над нашим городом наполнился вонью пожаров и темно-коричневым дымом». Он спрятал свой безоружный самолет за деревьями и поехал домой. На дороге ему встретился крестьянин, тот «вел лошадь, чье бедро запеклось густой кровью. Лошадь на каждом шагу тыкалась мордой в землю, содрогаясь от боли». Молодой авиатор спросил крестьянина, куда тот ведет животное (лошадь была ранена осколком снаряда с пикирующего бомбардировщика Stuka). «В город, в ветеринарную клинику». – «Но до города еще шесть с лишним километров!» Крестьянин только плечами пожал: «У меня всего одна лошадь»¹⁶.

Происходили тысячи таких больших и малых трагедий. Артиллерийская батарея, где служил лейтенант Петр Тарчинский, продвигалась к полю боя. Налетели Stuka; всадники соскочили с коней, попадали ничком. Самолеты сбросили несколько бомб, поразили сколько-то людей и лошадей. Они улетели, всадники вновь сели в седло и двинулись дальше. «Мы увидели двух женщин средних лет и совсем девочку, они несли короткую стремянку. На этих носилках распростерся мужчина, раненный осколком, но еще живой, он хватался обеими руками за низ живота. Когда они проходили мимо нас, я увидел, как его кишки волочатся по земле»¹⁷. Владислав Андерс в Первую мировую войну сражался в российской армии под командованием царского генерала с экзотическим титулом хан Нахичеванский. Теперь он возглавлял польскую кавалерийскую бригаду. На глазах Андерса учительница вела группку учеников к лесу, надеясь укрыться с ними под деревьями. «Послышался рев самолета. Пилот кружил, спускаясь до высоты пятьдесят метров. Он сбросил бомбы, застрочил из пулемета, дети воробушками прыснули во все стороны. Самолет скрылся так же быстро, как появился, а на поле остались лежать смятые, безжизненные кучки пестрой одежды. Стало ясно, чем эта война отличается от всех прежних»¹⁸.