Кони в океане - Урнов Дмитрий Михайлович (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗

Чтобы уж все было ясно относительно Якова Петровича, разыгравшего историю с подложной лошадью, я скажу здесь все, опираясь на разыскания Валентина Михайловича.

Эта история, известная нам по «Изумруду», сплела в узел лучших наездников, именитейших коннозаводчиков, первостатейных проходимцев и, уж как водится, прекрасных лошадей. Лошади, понятно, были самой пострадавшей стороной, что дало Куприну идею классического рассказа. «Зачем, зачем вы, люди злые…» — люди в рассказе на втором плане, психология — «лошадиная». Эта сторона заинтересовала Куприна. Но была и другая.

То был узел, в котором сплелось буквально все, начиная со спорта и кончая сословными интересами. Какой Куприн! Тут мог бы развернуться роман, достойный Достоевского. «Общественное значение этого бегового дела выходит далеко за пределы судебной залы», — говорил адвокат, когда дело дошло до дела, до суда, заседавшего в течение многих дней прямо на конюшенном дворе.

Этот же адвокат, один из самых модных, и был готовым персонажем для Достоевского: либеральный краснобай, еще вчера защищавший «свободу совести», он витийствовал от имени отъявленных жуликов.

Впрочем, если бы это были всего-навсего жулики, хотя бы и крупные, их все-таки пришлось бы покарать. Но в дело о рысистой породе была замешана правящая элита, возомнившая себя безнаказанной. И мало того что нанят был популярнейший адвокат, одно только имя которого как бы свидетельствовало в пользу «справедливости», но были закуплены все, начиная с правительственного сената и кончая священником, местным батюшкой, который клялся и божился, что знает эту лошадку с ее малых лет.

А лошадь все-таки была подложной. Это был американский рысак, серый — среди американских рысаков редкость, что и подало изобретательным людям мысль выдать его за орловца и с заниженным рекордом. Поэтому он в слабых компаниях легко обыгрывал соперников, загребая приз за призом. Практическими исполнителями аферы были люди невидные, вроде Якова Петровича, и они мастерски замели следы. Но суть была, конечно, в сознании своей неподсудности главными воротилами. Спортсменская солидарность, которая всеми силами держала единый фронт от конюшни на Старой Башиловке до конного завода штата Огайо, пытаясь в борьбе с подкупом действовать фактами и аргументами, была сломлена. И хотя свидетели прибыли даже из-за океана, и тренер-американец, работавший этого рысака действительно с колыбели, с закрытыми буквально глазами подтвердил показания выдающегося нашего наездника Афанасия Пасечного, ничто не убедило суд.

Но сейчас воскресни хоть сам Яков Петрович, он вскоре запросился бы обратно на тот свет со своими подложными лошадьми, иначе бы рентген, анализ крови у лошади на допинг и вообще наука с электронной быстротой лишили бы его лицензии владельца и наездника. Никто и смотреть бы не стал на его мастерски подделанные аттестаты! Конечно, там, в Эпсоме или Кентукки, уже возникли по закону исторического круговорота обновленные Яковы Петровичи и Кирюшки, но не живая ловкость рук служит им залогом удачи.

Устами лошади, по английскому выражению, глаголет истина, ибо кто же лучше лошади способен учесть все призовые шансы? Но лошадь сама свою тайну, понятно, не выдаст, у нее оракулом служит наездник, конюх и вообще конюшенный штат. Уж если они фаворита подскажут, то это все равно что «устами лошади», это — верняк, сведения надежные.

— Эй, Джек, кто выиграет в первом заезде?

Джек-наездник, морща лоб, посмотрел в программу предстоящих бегов.

— Здесь выиграю я.

В пятницу вечером старт. Джек всю дистанцию едет последним и приезжает последним.

— Что же ты, Джек?

Он отвечает все так же:

— Был уверен в победе.

В субботу:

— Джон, какие перспективы?

И Джон говорит:

— Я выиграю.

Джон, правда, машет усердно хлыстом, однако приезжает к финишу где-то в общей куче, без места, и по всему ясно, что на лучшее он не мог и рассчитывать.

— Что случилось, Джон?

— Думал, на прямой я их всех объеду.

Тогда мы обратились с апелляцией прямо по адресу.

— Это что же делается, Всеволод Александрович? Кругом «покойники», свои люди, а результат каков?

— Да, друзья, — согласился маэстро, — это что-то мне незнакомое Видимо, чисто английское.

И действительно, никто сознательно нас не обманывал, а просто, как у Гамлета: если уж безумие, то последовательное. Или как Кот говорит в Стране чудес: «А мы тут все такие». Выходит, каждый старался говорить не только устами лошади, но и саморекламы. Оказывается, здесь так принято: если спрашивают, кто выиграет, отвечаешь: «я».

Кулачный боец сообщил:

— Хотел вызвать чемпиона Англии по боксу в перчатках. Я уложил бы его в первом раунде.

Крупный писатель, с которым мы там повидались, сказал:

— Мою новую книгу читали? Так вот, начните читать, не оторветесь. Хорошо получилось!

Мы уже продали лошадей и вернулись домой, когда от Джека пришло письмо: «Все в порядке. Ваши лошади поступили ко мне в езду. Правда, в этом сезоне не я признан лучшим, но я уверен, что в следующем году побью всех».

И подпись — Стальной Вихрь. [13]

У Тайфуна зада сносились, а Померанец сломал подкову на левой передней. И вообще перед призами требовалось осмотреть ноги лошадям. Кузнец нам нужен был во что бы то ни стало. Отправились мы за ним в имение лорда Лэнгфильда. Он являлся президентом рысистой ассоциации, и к тому же, как выразился Гриша, надо поближе посмотреть, что за лорды.

— Но знаете, — говорил в пути наш босс, — дела лорда Лэнгфильда незавидны. У него осталось одно имя, а все имущество пошло в пользу похоронных почестей. Умер старый лорд Лэнгфильд, и нашему президенту приходится платить так называемые почести. Он вынужден был продать замок. О, похоронные почести просто разорение! Мы говорим: дешевле жить, чем умереть.

— Вот, — указал босс на скалу слева, взорванную и развороченную, — это единственный доход лорда. Отсюда берут камень на общественные постройки, а государство платит хорошо.

Катомский отнесся к аристократическому оскудению безо всякого сочувствия. «Видали мы это!» — только и сказал он, спросив вместе с тем у босса очень строго, предупредил ли он кузнеца и будет ли тот на месте. Босс отвечал, что в этом не было необходимости — старый Аллардайс всегда на месте.

— Он несколько пожилой, однако не беспокойтесь, очень опытный, — добавил босс, — ему можно доверить призовых лошадей.

— Он говорит, что кузнец старый, — сообщил я Катомскому.

Тот пожал плечами.

Мы свернули в ворота и попали, по меньшей мере, в восемнадцатый век. Увитые плющом стены, желтые собаки, гончие, которые при виде незнакомцев поднялись и, помахивая правилами, подбежали нас рассмотреть, лужайка, дом и цветник — всю эту бутафорию дополнил управляющий, он явился в бриджах, в сапогах с отворотами и с хлыстом. Оставалось услышать звук рога, чтобы там, за воротами, рванулась по полям, через ограды, лавина собак и всадников.

— Что Аллардайс? — спросил наш хозяин управляющего.

— Должен быть у себя.

Мы последовали за ним через двор мимо служб, конюшен, к небольшой двери в стене.

— Вам будет интересно посмотреть нашу кузницу, — говорил управляющий. — Очень древняя и до сих пор действует. Еще интереснее было бы вам побывать в прежнем замке лорда Лэнгфильда, но…

Он сделал рукой «фьють!».

— Похоронные почести!

Мы понимающе покачали головами.

— Дешевле жить, чем умереть, — усмехнулся управляющий, — вот мы и пришли. Эй, Аллардайс!

Никто не явился на зов. И не последовало ответа.

— Старина!

Управляющий взялся за кольцо окованной двери, но мы заметили надпись: «Ушел за гвоздями». Похоронные почести, едва не разорение, и вдруг еще нет кузнеца, хотя веками он находился всякий раз на месте, — все это, видно, оказалось выше сил управляющего и нашего патрона. Они стояли совершенно растерянные. Катомский потемнел. Они не решались взглянуть в его сторону. Гриша их успокоил, говоря, что ничего особенного, человек отлучился и сейчас придет, это называется «пошел на базу».