Разведка особого назначения. История оперативного разведывательного центра английского адмиралтейств - Бизли Патрик
Но Тринг продолжал строить свои расчеты в секции поиска подводных лодок на основе того, что он считал достоверным. При всей скудности поступавшей информации, при том характере и размахе операций подводных лодок ему и его пока еще недостаточно квалифицированным сотрудникам почти ничего иного не оставалось, как регистрировать происходившие события и по мере необходимости докладывать о них. Попыток прогнозировать последующие действия подводных лодок не предпринималось. Зато можно было давать хоть какую-то разумную оценку значения атак, которые осуществлялись в том или ином морском районе.
В апреле 1940 г. началась норвежская кампания. Оценивая неспособность Англии предсказать намерения немцев, надо восстановить в памяти три фактора. Во-первых, все внимание Англия сосредоточила на собственном плане минирования норвежских проливов и фиордов по всему побережью, вдоль которого регулярно следовали немецкие суда с железной рудой из Нарвика в Германию. Больше того, по всей видимости, англичане довольно бездумно отнеслись к реакции немцев на это минирование. Во-вторых, Адмиралтейство и флот метрополии все еще были поглощены мыслью о возможности прорыва немецких линейных крейсеров или «карманных» линкоров в Атлантику, и любые признаки их активности, обнаруженные с запозданием, связывались в понятии Адмиралтейства именно с этой возможностью, а не с операцией, которую даже приближенные профессиональные советники Гитлера считали до крайности безрассудной. В-третьих, всю зиму лавиной низвергался поток сообщений о неизбежности нападения немцев на Нидерланды, Бельгию и Люксембург или на Францию, который кончился ничем. Неудивительно поэтому, что разведывательные службы союзников воспринимали слухи о вторжении в Норвегию с некоторой долей скептицизма. В довершение всего ОРЦ удалось заполучить снимки Киля и Западной Балтики только за два дня до нападения; это лишило его возможности точно и достоверно установить, что же происходило на самом деле.
Несмотря на отмеченные моменты, некоторые ключи к разгадке были налицо. В донесениях, полученных секретной службой и Форин офис, указывалось на готовящееся нападение на Норвегию и Данию. Однако внутренняя координация между разведывательными службами была настолько плохой, что ни одно заинтересованное министерство не отнеслось к этим донесениям с серьезным вниманием. Студент выпускного курса Кембриджского колледжа Гарри Хинслей, незадолго до этого поступивший в морской отдел БП, стал изучать поступавшие серии немецких военно-морских радиотелеграфных депеш. Он заметил небывало активное использование основной «балтийской» радиочастоты и введение в действие совершенно новой частоты. Ему не пришло в голову, что это было предзнаменованием вторжения в Норвегию, хотя казалось, что там происходит что-то из ряда вон выходящее. Хинслей переговорил по поводу обнаруженных им новых явлений с группой связи из БП, прикомандированной к ОРЦ во главе с Сандерсом, где тоже занимались вопросами радиоразведки, однако твердых заключений сделано не было и делу, видимо, не был дан ход. Если бы находки Хинслея сопоставили с другими донесениями, с результатами фотосъемки Киля и с тем известным тогда фактом, что после необычайно суровой зимы проливы Большой Бельты и Малой Бельты в конце концов освободились от льда, то, возможно, пришли бы к правильному заключению и прозвучал бы сигнал всеобщей тревоги.
Верно, конечно, что в полдень 7 апреля на флоте узнали о получении сообщения по поводу намерений немцев. Достоверность его подтвердилась, но на беду этот сигнал сопровождался разъяснением, что «ценность всех таких сообщений сомнительна: может быть, это был просто еще один ход в войне нервов» [33]. Штаб ВМС и флот метрополии не предприняли никаких специальных мер. Труднее понять, почему в свете упомянутого сигнала ОРЦ не смог разглядеть значение обстановки, обнаруженной на снимках Киля, когда они были получены разведцентром.
Истина в этой истории кроется, возможно, в том, что при определении достоверности поступавших в ОРЦ дипломатических донесений и сообщений секретной службы разведцентру оставалось немногое: придерживаться оценок, произведенных другими организациями. Ему еще не хватало той уверенности в себе, которая позволяет формировать независимые суждения и бить в набат, чтобы поднять общую тревогу. Его постигла неудача, но в ней он не был одинок. Ни одна разведывательная служба союзников не сумела предсказать замысел немцев столь убедительно, чтобы верховное командование могло поверить в это; да и сами норвежцы, располагая, быть может, более весомыми доказательствами о готовившейся против них операции, отказывались поверить в происходившее даже тогда, когда немецкие войска уже вторглись на их территорию. Неудача с предварительным оповещением о начале десантной операции германского флота, а без нее не прозвучал и сигнал всеобщей тревоги, серьезно отразилась на ходе всей кампании. Это значило, что флот метрополии не вышел на позицию для нанесения удара по противнику в тот момент, когда он был наиболее уязвим, когда его суда были битком набиты войсками и боевой техникой или когда производилась высадка десанта в норвежских портах без достаточно хорошо организованного прикрытия с воздуха. И хотя в последующие два месяца объем и быстрота передачи развединформации флоту возросли, Англия по-прежнему страдала от неспособности ОРЦ заблаговременно оповещать о движении германских крупных боевых кораблей. Это привело к серьезной катастрофе — потере авианосца «Глориес» с несколькими эскадрильями истребителей ВВС Англии на борту. Их эвакуировали из Норвегии. Немцы на этот раз не знали, что англичане фактически уходили из страны, и готовились нанести удар по Харстаду, а также по направлявшимся в этот порт конвоям судов. «Шарнхорсту» и «Гнейзенау» снова удалось незаметно выйти из Киля. Флот метрополии об этом оповещен не был. В этот момент прослушивание германских радиопередач навело Хинслея на мысль, что немецкие тяжелые корабли, скорее всего, находятся в открытом море. Он докладывал об этом Клейтону и Деннингу, но его выводы были весьма ориентировочными, а возможность подтвердить их другими источниками не представилась. Сам же по себе радиоперехват лишь капля в море. Поднимать тревогу по такому несущественному и непроверенному наблюдению и посылать тем самым флот метрополии, быть может, в совершенно ложном направлении, значило идти на слишком большой риск. В общем, снова решили ничего не предпринимать. «Глориес» шел в сопровождении всего лишь двух миноносцев — решение, которое можно критиковать сколько угодно. Как только линейные крейсеры обнаружили этот авианосец, его судьба была решена. Рядом находились конвои судов с войсками и крейсер с королем Норвегии, направлявшийся в Англию. Им крупно повезло, что они избежали той же участи. Все эти корабли, несомненно, получили бы более надежную защиту, если бы возникли подозрения о пребывании немецких крупных соединений флота в открытом море.
Когда совершается столько ошибок на всех уровнях теми, кто несет ответственность за действия союзников, нельзя сваливать всю виду на несчастную разведку. Ведь, как уже отмечалось, источников разведданных было мало, координация между различными разведывательными службами была слабой, и ОРЦ не был одинок в неспособности предсказать ход событий. И все же, отзываясь с заслуженной похвалой о будущих достижениях ОРЦ, следует покритиковать его — и это будет вполне справедливо — за невыполнение им своих задач в тот период.
Контрастом служит материальное выражение той помощи, которую получили от первоклассной разведки дерзкие и хорошо исполненные замыслы Редера. Германская авиаразведка действовала великолепно, услуги, оказываемые «В. Dienst», были превосходны. «Их ценность для немцев превышала гору героических подвигов, отмеченных высокими наградами», — утверждал один германский историк [34]. «В. Dienst» каждый раз снова снабжала германский морской штаб точными сведениями о передвижениях и позициях британских военно-морских сил, безусловно, не единожды спасая противника от катастрофы.
