Не плачьте о нас... - Качаев Юрий (читать книги полные .txt) 📗
— У Никитиных никого нет, — сказала она и глухим голосом добавила: — Нина, из этой штуки я застрелила Волобуева…
Нина Елистратовна слабо охнула и опустилась на стул.
"Пора захлопнуть западню"
Винц подошел к окну и раздвинул шторы. Было уже за полночь. Над городом висел двурогий чеканный месяц, В его неживом свете деревья на улице казались угольно-черными.
В дверь осторожно постучали.
— Да. — Винц быстро обернулся: видно, кого-то ждал.
Вошел Колесников.
— Вы хоть привели бы себя, в порядок, — брезгливо сказал Винц, глядя на забрызганную кровью гимнастерку Колесникова.
Тот равнодушно махнул рукой:
— Вам хорошо говорить…
— Ну, что эти двое?
— Молчат. Прошли через все, а толку никакого… Дайте сигарету, у меня кончились… — Колесников закурил, руки у него дрожали. — Знаете, господин гауптштурмфюрер, я временами начинаю сомневаться в их виновности.
— А докладные покойного Волобуева? — возразил Винц и, порывшись в бумагах, достал несколько листков. — Вот написано черным по белому: 18 августа Федор уходил за город в сторону Юцы. Вернулся поздно. 25 августа часа на четыре отлучался из общежития Анатолий. А вот встречи Федора с Никитиной: 17 августа на базаре и 25-го в театре. Сопоставьте эти свидания и исчезновения ваших полицейских.
— Да, свидания. — Колесников вздохнул. — Бердюков утверждает, что просто пытался ухаживать за ней. Никитина и в самом деле красивая женщина…
— И жена крупного партийного работника…
— Бывшая, — поправил Колесников. — Бывшая жена. Они развелись четыре года назад, и Никитин переехал в Ставрополь к другой семье.
— И после развода они не встречались?
— Почему же… Никитин довольно часто приезжал повидать сына.
— Вот видите. Между ними могли сохраниться чисто деловые отношения.
Колесников криво усмехнулся:
— Что вы, ей-богу, выдумываете. Какая женщина станет хоть в чем-то помогать человеку, покинувшему ее? Это противоестественно.
— Не думаю. У таких людей духовные связи бывают очень прочными. Я знаю это по личным наблюдениям. И еще одна неувязочка. Зачем Никитина осталась в городе? Почему она не эвакуировалась? Супруг мог ей в этом помочь хоть ради сына.
Колесников молчал.
— Ну хорошо, — .сказал Винц. — Когда вы думаете брать Никитину?
— Когда хотите. Я выполнял ваш приказ — не трогать ее до выяснения связей. А что выяснили? Что к Никитиной в ее отсутствие приходила какая-то женщина. Волобуев пошел за ней и в самом людном месте, на базаре, получил три пули в живот.
— Это ваша ошибка. Нужно было послать не одного Волобуева.
— А где я возьму людей? — огрызнулся Колесников. — Вы всех забрали на облавы и обыски.
— Надо расширять контингент. В средствах мы вас не ограничиваем.
— Расширять! Можно подумать, что от желающих поступить в полицию отбою нет. Вы не хуже меня знаете, какого сорта люди приходят к нам — только те, которые не ждут от Советов ничего, кроме виселицы. А после убийства Волобуева, боюсь, и они начнут разбегаться. Весь город считает, что это акт возмездия, публичная казнь, если хотите. Схваченные свидетели, когда их спрашивали, как выглядела убийца, лгали с явным удовольствием: то это была брюнетка в шляпке, то блондинка в шляпке, то блондинка в голубом платке, то старуха в черной фуфайке…
— Собственно, на что вы жалуетесь? — перебил Колесникова Винц. — Работать тяжело? Население относится враждебно? Это мне известно и без вас, не на облаке живу. И вообще хватит паниковать, Александр Акимович. Надо работать. Сегодня же арестуйте Никитину. Я убежден, что она через этого Федора связана с партизанами. Это первое. И второе: детской бандитской организацией руководит кто-то из взрослых. И похищение документов, и перерезанный кабель, и сигналы при налете большевистской авиации, и радиосводки — все это дело малолетних преступников. Подобные организации существуют почти в каждом русском городе, занятом нашими войсками… Кстати, советские сводки, развешанные по городу, подлинные. Значит, их принимают по радио. А что с этими мальчишками, которых назвал Карпов?
— Они ему не доверяют.
— Из чего это следует?
— Если ваше предположение, что сигналы самолету подавали они и их товарищи, правильно, то Карпов не мог не знать об этом. Выходит, он вышел из доверия.
— Ну что ж, тогда арестуйте и их родителей. Пора захлопнуть западню. Те, кто останется на свободе, будут нервничать и наверняка наделают ошибок. Как только Никитина и Бонда ревская будут у нас, устройте им очную ставку. И с Федором тоже. У Никитиной любой ценой узнайте фамилию женщины, которая убила Волобуева. Любой ценой! Вы мне сегодня не нравитесь. Ступайте отдохните и подключите к работе Фишера и Рахима. Арестованные их очень "хвалят".
— Слушаюсь.
Колесников вышел.
Аресты
Вечером в доме номер 5 на улице Сакко и Ванцетти захлопали двери, заскрипели половицы, забухали тяжелые кованые сапоги.
В квартиру Бондаревской ввалились обер-ефрейтор, небольшого роста, рыжий и кривоногий, и трое полицаев. Одного из них знал весь Пятигорск: это был Рахим.
— Ни с места, — предупредил обер-ефрейтор, и Рахим перевел: — Это Баши сыновья?
Нина Елистратовна посмотрела на Юрия и сказала:
— Да, это мой сын.
— А этот? — Рахим кивнул на Витю Дурнева.
— Сосед. Он в пятнадцатой квартире живет.
— Станьте все лицом к стене и поднимите руки. Быстро! Где у вас спрятано оружие и фотоаппарат?
— Я не знаю, о чем вы говорите, — не поворачивая головы, ответила Бондаревская.
— А если мы найдем?
— Ищите…
В это время раздался стук в дверь, и вошла Дурнева. Увидев немца и полицая, она словно окаменела…
ИЗ БЕСЕДЫ С ЕВДОКИЕЙ СЕМЕНОВНОЙ ДУРНЕВОЙ
"Я жила в то время с двумя детьми: дочерью Валей и сыном Виктором. Старший сын Петр был на фронте" Младший, Виктор, до войны учился в школе. Он был высокий, русый, глаза карие, на щеке — шрам. Ребята Витю любили, друзей у него в городе было много. Чаще всего они собирались на чердаке нашего дома. Ход на чердак через крышу, прямо с горы Горячей.
Близкими товарищами Виктора были Бондаревский Юра — худощавый, низкорослый, нос вздернут, лицо чистое, светловолосый, и Лева Акимов — рослый, конопатый, молчаливый.
Еще сын дружил с Лисичкиным, Колотилиным, Темирбековым с улицы Теплосерной, с Котельниковым и Митей Корабельниковым.
В начале сентября Виктор, Юра, Корабельников и Карпов забрались в немецкую легковую машину. Откуда-то вынырнул офицер и стал стрелять. Ребята убежали. А через несколько дней к нам в дом нагрянули полицаи. Их привел Карпуня. Так ребята называли Карпова. Я в это время была в городе. Пришла домой и заглянула к Нине Елистратовне. Когда я приоткрыла дверь, на меня заорали: "Куда лезешь?" Потом один из полицаев крикнул: "Стой, как твоя фамилия?" Я ответила, и он сказал: "Заходи".
Я зашла, и мне приказали повернуться к стене лицом. При обыске все перерыли. Под кроватью обнаружили новые сапоги. Немец выхватил их из рук полицая и стал бить Нину Елистратовну по голове. Юрий не выдержал и кинулся на ефрейтора с криком: "Не смей, фашистская морда!" Тот схватил его и ударил кулаком. Полицаи сложили в мешок мыло, свечи, сапоги, платья Нины и другие вещи и вынесли из комнаты.
Потом меня, Бондаревскую и наших мальчиков отконвоировали в Дом туриста. Мы с Ниной остались, а Витю и Юру куда-то увели.
В подвале, сыром и темном, с каменным полом, сидело много людей: дети и женщины. Детей сильно избивали на допросах и все допытывались о связях с партизанами. Карпуня, видимо, рассказал и о других ребятах, так как их постепенно, одного за другим, арестовывали и свозили в подвал: Акимова, Темирбекова, Лисичкина и других. У Левы Акимова при обыске был найден пистолет. Потом фашисты пригнали во двор Витю, Юрия и Леву и заставили пойти на чердак. Там были обнаружены еще три пистолета. Дети были ужасно избиты. Сын мне сказал: "Чем терпеть все время такую боль, лучше бы сразу расстреляли. Ну, ничего, придут наши — они за нас рассчитаются".
