Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941 - Семиряга Михаил Иванович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗

Симонов находился в то время на Халхин-Голе и, естественно, ощущал, что вместе с этим пактом отодвинулась опасность удара в спину, с Запада, со стороны Германии – союзницы Японии. «И вот, – пишет он, – вдруг наступила странная, неожиданная, оглушающая своей новизной эра предстоящего относительного спокойствия: был заключен пакт о ненападении – с кем? – с фашистской Германией»[ 106].

При оценке советско-германского договора резкое размежевание произошло в коммунистических партиях многих стран. Несмотря на некоторые сомнения, большинство из них по предложению Коминтерна все же выступило с одобрением этого договора. Однако коммунистические партии, мировая общественность не были информированы в полной мере ни об обстоятельствах, вызвавших появление этого договора, особенно договора о дружбе и границе, заключенного между СССР и Германией 28 сентября 1939 г., ни о секретных протоколах к этим договорам. Им не были известны подлинные причины тех территориальных изменений, которые произошли в результате принятия этих документов. Вот почему в первые дни войны коммунистические партии действовали в духе решений VII конгресса Коминтерна. Они резко критиковали агрессивный характер фашизма, выступали за коллективную безопасность, разоблачали национальных предателей, защищали национальную независимость своих стран. Затем, следуя требованиям Исполкома Коминтерна, они безоговорочно одобрили договор СССР с Германией. Но значительная часть активистов колебалась. Некоторые же руководящие деятели компартий США, Великобритании, Германии решительно выступили против сговора с Гитлером, за что были отстранены от руководства партиями или исключены из их рядов. В ряде компартий сомнения и негативное отношение к договору, отмеченные в первые дни после его заключения, постоянно уступали место новой волне просоветских настроений и доверия к ВКП(б)[ 107].

Видный деятель Французской коммунистической партии (ФКП) и французского Сопротивления Шарль Тийон в своих воспоминаниях рассказывал, что советско-германский договор вызвал «панику» у некоторых руководителей ФКП и депутатов Национального собрания от коммунистической партии. Они не поняли, что договор «был только тактическим и временным соглашением между двумя государствами, антагонистическими по своей природе». Однако, уточняет автор, то, что стало ясно после войны, в 1940 г. было труднообъяснимым. «Партия подвергалась тогда жесткому давлению догматизма, в особенности если речь шла о том, что исходило от Сталина, в ту пору, когда о методах его руководства и о режиме личной власти ничего не было известно»[ 108].

Участник антифашистского движения и ветеран компартии Болгарии Ганчо Ганев рассказывал: болгарских коммунистов беспокоила опасность того, что Англия и Франция вместе с Германией могут выступить против Советского Союза. Поэтому коммунисты полагали, что советско-германский договор блокировал эту возможность. Это был тактический ход советского руководства, стремившегося отодвинуть начало войны[ 109].

«Когда было заключено соглашение о ненападении между Советским Союзом и Германией, – вспоминал в 1975 г. И. Броз Тито, – я находился в Москве. У нас тогда была встреча всех секретариатов в Коминтерне, на которой мы дискутировали о том, что в такой обстановке следовало бы предпринять. Мы, разумеется, считали, что это тактика Советского Союза с целью как можно больше выиграть во времени. Я верю, что и сам Сталин думал, что такую опасность можно на определенное время устранить, пока Советский Союз лучше подготовится и упрочит свои ряды. К сожалению, оказалось, что это была иллюзия. Фашистам нельзя было верить».

Подготовка и заключение договора вызвали на первых порах неоднозначную оценку и среди союзников Германии. Так, итальянский военный атташе в Токио сообщал 23 августа 1939 г., что предстоящее заключение договора «вызвало в Японии глубокое возмущение против Германии. Это означает, как было сказано военному атташе, предательство германо-японской дружбы и идеи антикоминтерновского пакта, тем более что Японию даже не уведомили заблаговременно о таких планах»[ 110].

На следующий день после заключения договора аналогичную информацию прислал в Москву и советский временный поверенный в делах в Токио Н. И. Генералов. Он писал: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь»[ 111]. Далее сообщалось, что в японской печати идет обсуждение возможности заключения подобного договора между СССР и Японией, в чем, как утверждалось, Риббентроп перед отъездом в Москву убеждал японского посла в Берлине Осима. Японский кабинет во главе с К. Хиранума, являвшийся сторонником жесткой политики в отношении Советского Союза, 28 августа 1939 г. подал в отставку. Премьер при этом заявил, что советско-германский договор делает необходимой совершенно новую внешнеполитическую ориентацию Японии[ 112].

Правительство Муссолини также высказало свое недоумение этим беспрецедентным шагом Германии, который мог ослабить германо-итальянский союз. Но после соответствующих разъяснений Гитлера и Риббентропа в Риме было установлено спокойствие. Так, в письме к Муссолини от 25 августа 1939 г. фюрер сообщал: «Могу сказать вам, дуче, что благодаря этим соглашениям гарантируется благожелательное отношение России на случай любого конфликта и то, что уже более не существует возможности участия в подобном конфликте Румынии!.. Румыния уже не находится в положении, когда она могла бы принять участие в выступлении против Оси!..» Благодаря переговорам с СССР, писал Гитлер, возникла ситуация, которая «должна принести Оси величайший из возможных выигрышей»[ 113].

В Англии, Франции и США представители правительств обвиняли Советский Союз в срыве тройственных переговоров и в поощрении Гитлера. Однако некоторые политические деятели из оппозиции и просоветски настроенная часть интеллигенции одобряла договор СССР и Германии, считая его шагом на пути предотвращения войны. К таким деятелям относился и известный английский писатель Бернард Шоу. При всех обстоятельствах он защищал внешнюю и внутреннюю политику Сталина в 30-е годы, за что Троцкий в 1940 г. назвал его «неутомимым паладином Кремля»[ 114].

Позиция Китая была изложена в беседе с заместителем наркома иностранных дел СССР С. А. Лозовским специального полномочного посла Сунь Фо, состоявшейся в Москве 27 августа 1939 г. Посол сообщил, что недовольство Японии договором означает несомненный выигрыш для Китая. Но вместе с тем он выразил беспокойство по поводу слухов о возможном заключении пакта о ненападении между СССР и Японией и соглашении между Японией и Англией, что привело бы к ослаблению помощи СССР Китаю[ 115].

Настроение, царившее в Финляндии, Эстонии и других странах Прибалтики после подписания советско-германского договора, было отражено в донесении германского посла в Хельсинки В. Блюхера. Он писал, что пакт здесь воспринимается как гарант мира в бассейне Балтийского моря. Но в правительственных кругах опасаются, что Германия может предоставить России свободу рук в этом регионе и цена за этот пакт будет оплачена из кармана Прибалтийских государств. Не исключено, как пророчески заявили послу в министерстве иностранных дел Финляндии, что Россия позже, прикрывшись пактом, выступит против стран этого региона[ 116].