Половой рынок и половые отношения - Матюшинский Александр Иванович (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Еще недавно в среде прожигателей жизни этого города вращался один татарин, владелец нефтеносных земель, оцениваемых в несколько миллионов рублей. В каких-нибудь два-три года он буквально раздарил не только все земли, но и земли брата, с которым имение у них было в общем нераздельном владении. Брат потом судом отобрал свою часть у дароприемников. На суде раскрылась безобразная картина обирательства. Добродушного, чрезвычайно наивного человека опутали сетью лести и делали с ним все, что хотели. Не говоря уже о том, что все время он кормил и поил шампанским целую ораву разных проходимцев, — не проходило еще почти ни одной пирушки, чтобы он не сделал кому либо ценного подарка. Сегодня он дарит две десятины нефтеносной земли, стоимостью тысяч в шестьдесят рублей, приставу, удостоившему своим присутствием его компанию; завтра хозяйка дома, в котором он присутствует в качестве гостя, самолично сварила для него кофе и милостиво соглашается принять от него десятину нефтеносной земли. На третий день пирушка в гостинице закончилась скандалом, участники, — а в том числе и он, — приглашены в полицию; дежурный околодочный принимает на себя посредничество по умиротворению сторон и получает за это десятину. В гостинице, где он постоянно играет на бильярде, маркер обращается с ним особенно почтительно, исполняет всякое его приказание и за это получает две десятины и т. д. и т. п.
В конце концов, все его прихлебатели оказались владельцами нефтяных земель, а у него не осталось ничего; он оказался буквально нищим.
Это особенно яркий образец эксплуатации окружающими «эмансипированного» татарина, и его можно, пожалуй, считать исключением, — но эксплуатация в более скромных размерах явление общее. Познакомиться с богатым татарином — это значит иметь какой-нибудь прибыток. В мелкобуржуазной среде существует даже шуточное выражение: «Татарин дал».
Какая-нибудь полуграмотная «дама» на вопрос приятельницы — откуда у нее та или иная новая вещь, — со смехом заявляет:
— Татарин дал.
Татарин дал — это еще не значит, что между нею и татарином было что-нибудь предосудительное, ибо татары такой народ, что могут дать и так, ни с того ни с сего, только в силу одного простого знакомства, только потому, что ему приятно это знакомство. Он, конечно, питает известные надежды, но эти надежды могут и не исполниться, — а в то же время татарский подарок доказывает, что получившая его «приятная дама». Отсюда стремление «похвалиться» полученным подарком, отсюда же и шуточное выражение: «Татарин дал». Это значит, что «мы еще не перестали нравиться», еще можем заставить татарина раскошелиться. Поэтому нет ничего удивительного в том, что муж знает о получаемых женой подарках и в то же время продолжает верить в ее непорочность. Это не невозможно, но, конечно, только до известной степени, так что для постороннего всегда ясно, где подарки результат простого «флирта», а где они уже являются результатом любовной связи. Но мужу простительно не замечать этой границы или игнорировать ее, в особенности, если он любит жену. Ведь если бы он постарался убедить себя, что жена его порочна и продажна, то ему пришлось бы оставить ее, а на это у него нет силы, — так уж лучше мириться с неизвестным, чем терпеть горькое известное, благо окружающие условия жизни дают возможность объяснить поступки жены в «хорошую» сторону. Был, например, такой случай. Дама из общества получает правильное, по третям года, содержание от богача-татарина, но в то же время изменяет ему с другим; он в этом убеждается и решает наказать ее.
В известный срок она обращается к нему за «получкой», он беспрекословно пишет ей чек на четыре тысячи, но тотчас идет в банк и заявляет, что им потерян чек.
Дама, ничего не подозревая, является с чеком в банк, но ей заявляют, что не могут выдать денег по этому чеку.
— Почему?
— Нам заявлено, что этот чек владельцем его утерян.
— Кто вам заявил?
— Сам он.
— Но он мне сам лично вчера выдал его.
— Ничего не знаем.
Сконфуженная дама ушла, а на другой день об этом говорил весь город. Огласил факт не кто иной, как сам муж дамы. Он рассказывал об этом всем своим знакомым и возмущался:
— Помилуйте! Подарил чек на четыре тысячи, а потом завил, что потерял! Мы его принимали, как хорошего знакомого, а он над нами насмеялся. Ведь могут подумать Бог знает что!
Сетования этого мужа как нельзя более характерны, в них отражается весь строй общественных сношений. Мужчина подарил женщине 4 тысячи рублей — в этом ничего особенного нет, это в порядке вещей, скрывать поэтому факт дарения нет надобности. Мужу и в голову не приходит, что «подарок» может вытекать из нечистых сношений его жены с дарящим, — он негодует только, что даритель сыграл с его женой глупый фарс, который может бросить на жену тень подозрения. Ему и в голову не приходит, что нужно иметь какое-нибудь право, чтобы дарить; он полагает, что можно и естественно дарить женщине по 4 тысячи, только как простой знакомой.
Точно так же роль женщины, принимающей 4 тысячи рублей от знакомого, ему нисколько не кажется предосудительной. Словом, на сцену опять выплывает то же «татарин дал», — всем понятное и нисколько не зазорное.
Отчего не поживиться от татарина? Что тут такого?
В отдельных случаях оно часто так и бывает: даст татарин и на этом дело и окончится. Но такой взгляд женщин на татар в результате приводит к тому, что у всякого мало-мальски зажиточного татарина имеется любовница не-татарка — русская, полька, еврейка, немка, реже — грузинка, еще реже — армянки. Объясняется это тем, что грузины и армяне знают точное значение татарских подарков и вовремя принимают меры, — все же остальные, как люди пришлые, с обычаями татар и взглядами на вещи незнакомые, более смело «играют с огнем» и, разумеется, в конце концов обжигаются. Жена, втянутая подарками в роскошь не по средствам, принуждена бывает сдаться, и или оставляет мужа, переходя открыто на содержание татарина, или же ставит мужа в печальное положение совладельца с татарином, доставляющим ей усиленные средства к жизни.
Мы остановились на сношениях замужних женщин с татарами, во-первых, потому, что явление это достаточно распространенное, а во-вторых и потому, что продажность женщины тут наиболее явна и доказательна, меньше сомнения в том, что связь основана на корыстных расчетах женщины, а не на влечении по страсти.
Уже само предпочтение такими женщинами татар мужчинам других национальностей объясняется просто тем, что татары щедрее и легче поддаются эксплуатации.
Но это, конечно, не значит, что татары являются исключительными претендентами, они только первенствуют среди равных и, в сущности, недалеко ушли в этом отношении от христиан. Разница только в том, что у христиан такие связи скрываются более тщательно, но это понятно почему. Татарин, сожительствуя с женщиной, в сущности не совершает никакого преступления, ни против религии, ни против обычного права, — и закон религиозный и обычай если не поощряют, то разрешают ему это сожитие и мало отличают его от обыкновенного брачного сожития. Поэтому и скрывать ему такие отношения к женщине нет надобности, ибо он вправе вступить в такие отношения, во всякое время он может даже привести эту женщину к себе в дом, и это будет в порядке вещей.
Христианин же совсем в ином положении — ни религия, ни обычное право не разрешают ему сожительства вне брака, а, напротив, строго воспрещают. Вступив во внебрачную жизнь, он нарушает и обычаи, и религиозные постановления, и попирает право своей жены, словом, делает недозволенное, а поэтому должен скрывать свои поступки. Кроме того, ему понятнее и та опасность, какая грозит его любовнице, если их связь обнаружится; он с молоком матери всосал общепринятый взгляд цивилизованных народов, налагающий на любовника обязанность хранить тайну любовницы, хотя бы она и брала за свою любовь деньги.
Но это нисколько не влияет на число внебрачных связей христиан; они так же распространены, как и у татар, только тщательнее скрываются.
