Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе - Долин Антон (версия книг TXT, FB2) 📗

Естественно, как контакт, так и конфликт в этом случае выражается в символическом – или физиологическом – любовном акте. Для Кэмерона процесс слияния с Чужим окружен ритуальным ореолом: больше одного, но всегда принципиально важного совокупления ни в одном его фильме нет. В «Терминаторе» соединение Сары и Кайла дает миру будущего спасителя – Джона Коннора. В «Правдивой лжи» суррогатное соблазнение женой неузнанного мужа открывает героине дверь в мир приключенческого кино. В «Титанике» знаменитая сцена любви в экипаже с запотевшими стеклами навсегда определяет выбор Розы – не спасаться с будущим мужем, а умереть с любовником. Но наибольшую символическую полноту сексуальное единение обретает в «Аватаре», из которого, по иронии судьбы, Кэмерон вырезал самый «откровенный» фрагмент, чтобы не ухудшать прокатный рейтинг картины. Сливаясь с Нейтири, Джейк Салли соединяется с ней чувствительными окончаниями кос-хвостов – теми самыми, которыми На’ви, соединяются с животными и растениями; таким образом, Кэмерон превращает всю планету Пандора в единый женский организм, с которым сливается мужчина-герой. Недаром божество этой планеты, на которой царит матриархат, зовут Эйва. Другими словами, она тоже женщина.

Очевидно, и кинематограф для влюбленного в него Кэмерона – существо женского пола, которое платит самому удачливому режиссеру Голливуда взаимностью. А он не играет в ревнивца, делясь возлюбленной со всем миром и позволяя любому зрителю подключить к безразмерному вселенскому USB-порту свою личную флешку. Достаточно купить билет в кинотеатр.

Интервью записано накануне выхода фильма «Аватар» в прокат. 2009 год.

– Между «Титаником» и «Аватаром» прошло двенадцать лет. Вы так были преданы замыслу «Аватара», что не хотели браться ни за что другое, или переживали психологический шок от немыслимого успеха «Титаника»?

Джеймс Кэмерон (смеется): Разумеется, вынырнув на поверхность после «Титаника», я нуждался в очень глубоком вздохе. Однако я все-таки снял несколько документальных картин, для которых вновь понадобилось погружение на дно океана, а заодно испытывал технологию 3D. На «Аватар» я убил всего-то четыре с половиной года. Вы клоните к тому, что после «Титаника» мне было страшно браться за новый фильм? Но ведь тогда я бы не взялся за «Аватар»! Это же невероятно рискованный проект. Зрители должны научиться переживать за синих инопланетян – вы такое где-нибудь видели? Да и технически… Ведь камеры, на которые мы снимали «Аватара», разрабатывались специально для этого фильма. Страх – не мой путь.

– Для вас, человека, снявшего самый коммерчески успешный фильм в истории кино, слово «успех» еще не потеряло свой смысл?

Джеймс Кэмерон: Хороший вопрос. В чем я измеряю успех? Точно не в рецензиях критиков. Многим из них понравился «Титаник», но другие мои картины они разносили в пух и прах. Но мне это не важно. Кассовые сборы важны исключительно потому, что 20 Century Fox должны получить обратно свои деньги. Думаю, единственный критерий успеха – моя собственная удовлетворенность результатом. То, чего удалось достигнуть в «Аватаре» моим актерам, спецам по визуальным эффектам и художникам, поражает меня самого. Я прожил с этой картиной несколько лет и видел каждый кадр сотни раз, но всегда удивлялся ему заново. Я как дирижер огромного оркестра: хоть и не способен играть на каждом инструменте, но доволен общим звучанием. Это и есть успех.

– Вы довольны каждым из своих фильмов? Или хотели бы переделать какие-то из них?

Джеймс Кэмерон: Первые два моих фильма, «Терминатор» и «Чужие», сегодня смотрятся как продукты своего времени. Моя ограниченность в средствах очевидна, и если бы я снимал их сегодня – многое бы сделал иначе. Однако не вижу никакого смысла в том, чтобы менять прошлое.

– Сюжет «Аватара» противоположен «Чужим»: в новой войне инопланетян с людьми вы заняли другую сторону. Значит ли это, что ваши взгляды на человечество стали более пессимистичными?

Джеймс Кэмерон: Нет, пессимистом в отношении человечества я был всегда. Зато как бы упрощенно это ни звучало, я полон оптимизма в отношении отдельных индивидуумов, способных изменить мир. А глобальные системы, особенно правительственные, у меня не вызывают доверия. Наше общество нуждается в серьезных изменениях: особенно в том, что касается потребления энергии и природных ресурсов. И я не верю в способность тех, кто сегодня правит миром, решить эти проблемы. Тем не менее, будучи отцом пятерых детей, я хочу верить, что они будут жить в менее катастрофичном мире, чем мы живем сейчас.

– Считаете ли вы себя одним из тех индивидуумов, которые изменят мир?

Джеймс Кэмерон: Тут скрыт каверзный парадокс. Чтобы иметь успех, необходимо развлекать людей, предлагать им наилучший способ сбежать из повседневной реальности. За этим зрители и ходят в кино. Так что есть немало ограничений в возможном влиянии кинематографа на взгляды населения. В «Аватаре» я стремился создать баланс между чистым развлечением и материалом для размышлений. Надеюсь, всем зрителям в зале будет не по себе, когда рухнет гигантское дерево: потому что это не просто дерево, а символ наших взаимоотношений с природой. Один фильм или один режиссер не могут ничего изменить. Но я предпочитаю помнить о чувстве колоссальной ответственности за то, что делаю.

– Ваша одержимость апокалиптическими темами как-то связана с личными фрустрациями или это просто самая актуальная тема и выигрышный материал для кино?

Джеймс Кэмерон: Я рассказываю те истории, которые мне близки: это не одержимость, а стиль. Апокалиптический ли я человек? О да. Я вечно жду глобальной катастрофы, меня беспокоят изменения климата, а когда мне было восемь лет – я страшно боялся ядерной войны. Карибский кризис был жутким испытанием… но мы его пережили. Так что надежда остается. Знаете, я не случайно назвал планету в «Аватаре» Пандорой. Когда из ларца Пандоры вылезают все ужасы и опасности, нам остается лишь надежда на лучшее.

– Подлинная Пандора в «Аватаре», скорее, Земля, чем эта далекая планета.

Джеймс Кэмерон: Безусловно, так и есть. Я намеренно не показал картины разрушенной Земли. Вы не видите ее и вынуждены отдаться воображению. Мы знаем, что на Земле не осталось зелени и наступил энергетический кризис. Впрочем, если мы способны представить себе конец Земли, то можно предположить и то, как люди, самые умные создания на нашей планете, соберутся с силами и в критический момент найдут выход из тупика.

– Вы сами создавали мир Пандоры или вам помогали художники?

Джеймс Кэмерон: Я представлял себе этот мир, но создавали его люди из моей команды – невероятно талантливые художники. Два года они рисовали все под моим руководством. Сам, без посторонней помощи, я нарисовал только одно животное – зубастого хищника, который чуть не съедает Джека в начале фильма. Его мне хотелось создать самостоятельно.

– Кстати, правда ли, что рисунок с обнаженной Кейт Уинслет в «Титанике» тоже нарисовали вы?

Джеймс Кэмерон: Правда. Рисовал я, кстати, не с натуры, а по фотографиям Кейт, – они тоже были сделаны мной. Проблема только в том, что я левша, а Леонардо ди Каприо – нет. Я пытался научить его рисовать, но все было безуспешно. Тогда я снял в фильме собственную руку с карандашом, но перевернул кадр, чтобы казалось, будто это правая рука.

– Как сегодня меняется функция научной фантастики?