Как сделать Россию нормальной страной - Малый Матвей (книги бесплатно без txt) 📗
Недостаточное следование моде переводится на индивидуальные особенности человека, который подвергается социальному остракизму, иногда очень жестокому. До последнего времени на Западе человек, пришедший наниматься на офисную работу без галстука, терял всякий шанс ее получить, а ведь знание бухгалтерии с ношением галстука никак не связано.
Столь частая перемена фасонов не обусловлена никакими объективными причинами. И дело не в том, что много еще вполне годной одежды выбрасывается. На моду тратятся громадные эмоциональные, временные и материальные ресурсы, которые могли бы быть потрачены на реальные человеческие нужды.
Итак, мода — это форма идеологии, а для идеологии важно слепое следование за толпой, а не постоянная приверженность какой-то идее.
В случае с модой фундаментом является идея «какова одежда, таков и человек». В 73 году хоть на панель пойди, но имей расклешенные джинсы. Сегодня надеть их можно только на театральной сцене.
Фундамент идеологии, форма перевода людей на горизонтальную ориентацию, незыблем. В идеологии моды никто не имеет права подвергать сомнению идеологический фундамент «какова одежда, таков и человек; одевайся как другие: как ты одет, тем ты и будешь», но форма, в которой идеология выражается, меняется мгновенно, и этим изменениям надо следовать, чтобы не показаться смешным или взбунтовавшимся против устоев.
Поверь в расклешенные джинсы всем сердцем, всем своим существом, но только на один сезон: иначе ты не сможешь носить черные обтягивающие брючки до колен. Это момент перехода к идеологическому фундаменту, на котором человек будет оставаться всегда, меняя внешние проявления идеологии как перчатки, и он эквивалентен смерти. Пережив этот момент, человек должен твердо стоять на идеологическом фундаменте, полностью подчиняясь его сиюминутному выражению, пламенно любя то клеши, то брюки-дудочки.
Теперь давайте проследим за развитием коммунистической идеологии, за тем, как она адаптируется к изменяющейся ситуации.
В 1917 году жители России почувствовали, что система, в которой они жили, разваливается и ее нужно менять. Они уже не считали старое государственное устройство своим, и как только им сказали, что может быть построено новое общество, с энтузиазмом взялись за дело, отбросив прежнюю социальную систему как ненужный мусор. Их уверили, что система, которую они строят, удовлетворит все их нужды и надежды. Их также уверили в том, что они и сами должны измениться: начать видеть окружающий их мир с другой точки зрения, объединиться и выполнять приказы своих лидеров. Так их попросили принять идеологию нового общества.
В то время люди в России были еще вертикально ориентированы и их поведение определялось моралью, базировавшейся на религиозной основе. Конечно, если бы они не поверили в обещания идеологии, они бы не отреклись от своих моральных устоев и не приняли бы ту картину мира, которую предлагала им идеология. Поэтому изначально вера в идеологию была очень важна, и из литературы мы знаем о судьбах множества людей, верящих в эту идеологию так же сильно, как верит в Бога свидетель чуда.
Но что такое — поверить в идеологию? Это значит начать действовать так, как она того требует. Нужно отказаться от своего личного мнения, от своих собственных верований и начать имитировать поведение других с целью создать вместе с другими единый организм, Социальную Машину. Надо изо всех сил поверить в учение, которое отвергает, запрещает и пытается полностью разрушить всякие персональные верования. То есть получается, что нужно со всей живостью, со всей скоростью живого тела броситься на меч и умереть. Действительно, вера в идеологию есть следствие персонально принятого решения, и поэтому эта вера находится в индивидуальном октанте и является частью Индивидуального Я, а Индивидуальное Я — это как раз то, что идеология пытается уничтожить.
Поэтому первое, чем тоталитарная идеология начинает заниматься, — это бескомпромиссно разрушать внутри человека его веру в нее, в то же время заставляя человека поступать в точном соответствии с ее указаниями. Когда коллектив уже сформировался, то единственное, что требуется от его членов, — это слепое повиновение. Поэтому с момента окончательного формирования коллектива любое проявление искренней, индивидуальной веры в идеологию кажется исключительной ересью, проявлением Индивидуального Я, маскирующегося под Социальное Я.
Мы знаем из истории, что и Сталин и Гитлер, как только они почувствовали, что их власть утвердилась и Социальная Машина создана, первым делом обрушились на своих же, горячо верящих в идеологию соратников. Точно так как Сталин уничтожил Кирова и организовал чистки 1937-38 года, так же и Гитлер расстрелял Ромма и всю его банду, то есть тех, кто продолжал проявлять энтузиазм к фашистской идеологии тогда, когда энтузиазм был уже не нужен. Была вера в идеологию; мгновение — и нет ничего хуже этой веры. И хотя это выглядит как противоречие, теперь мы видим, что это противоречие — кажущееся.
Вместо энтузиазма пришло слепое повиновение и щемящий душу страх, если не сказать ужас. Колонна хохочущих и веселящихся революционеров (живых людей) дошла до своего места назначения, до морга. Из морга они вышли далеко не все, но вышли строевым шагом, в колонне, с мертвыми глазами, короче, вышли все как один.
Эра революционного восторга прошла, и теперь уже требовался не Маяковский, а тот, кто мог бы отражать, в ритме марша, совершенно другую, ужасно-прекрасную, но при этом совершенно не человеческую поэтику Социальной машины. Ушли певцы сложной любви мужчины и женщины, застрелились революционные крикуны, и на их место пришли бесцветные создатели речей о беззаветной любви народа к его Партии. Хоть и скучен текст этих речей, да велики они по силе: ведь говорит уже не человек, а новый Бог, Машина.
Итак, в развитии идеологии приходит момент, когда она захватывает власть, и этот момент обещает, что никакая вера, никакой персональный поиск правды и пути уже не нужен: идеология знает и покажет все, и от члена коллектива (слово «человек» как раз только что умерло) требуется лишь слепое повиновение. Умение слепо повиноваться идеологии достигается только в результате тяжелой работы над собой, только при условии, что член коллектива окажет громадную помощь своему Социальному Я в деле максимально возможного уничтожения своего Индивидуального Я.
То Бухарин в Политбюро, то он расстрелян, то расклешенные джинсы, то узкие брючки. Главное — вовремя менять.
Кстати, о расстреле: мы видим, что самым лучшим пропагандистом идеологии является пуля, способная мгновенно перевести человека в идеологический октант и уже больше не беспокоиться о его полном подчинении. Вот почему массовое убийство людей — это любимое дело идеологов. Вот так и получается, что те, кто отказались подчиняться идеологии, довольно скоро встречают в лагере самых ярых сторонников идеологии или оказываются с ними у той же самой стенки. Только Сталин успел дворян и священников перестрелять, как к той же стенке уже вели Радека и других членов ЦК.
Идеология позволяет человеку вести себя так, как будто его душа никогда не существовала, так как у него теперь новая душа — Социальное Я. Это означает, что вера необходима только тогда, когда идеология впускается внутрь человеческой души, но сразу после этого любая вера, в том числе и в идеологию, становится лишь признаком плохой работы Социального Я человека и посему может быть поводом его социального отторжения или его полного выбраковывания в качестве детали Социальной Машины. Это позволяет сформулировать то, что я назову законом идеологического развития.
Для того, чтобы идеология использовалась правильно, объект ее влияния должен потерять всякое пристрастие к тем внешним формам, в которые эта идеология рядится сразу же после того, как она перестроит его существование из индивидуального в социальное. С этого момента человек должен принять фундамент всякой идеологии — горизонтальную ориентацию — как основу своего существования и должен бессознательно, механически, без всяких сомнений и внутренней борьбы, постоянно и неизменно действовать согласно горизонтальной ориентации и сиюсекундным формам, принимаемым данной идеологией во всех социально значимых ситуациях. Идеологии не нужно подчиняться или не подчиняться: идеологией нужно стать и быть.
