Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1 - Алпатов Михаил Владимирович
Злоупотребление понятием стиля и его неправильное понимание не дают нам права его вовсе отбросить при изучении истории искусства.
Лишь на высокой ступени своего развития, удовлетворив повседневные жизненные потребности человека, искусство складывается в форму стиля. Представим себе появление на арене истории одного из тех кочевых племен, которые на Востоке так часто завоевывали государства оседлых племен, захватывая всю культуру, подчиняя себе мастеров и искусство. Уже строятся дома, дворцы, храмы, общественные здания, которыми пользуются победители; возводятся в честь их главарей памятники, в рельефах и стенной живописи увековечиваются новые люди во всем своеобразии их облика; кое-что создается руками выучеников покоренных мастеров. Это экспроприированное искусство уже вполне удовлетворяет нужды новых хозяев. Для историка оно может служить ценным источником изучения жизни далеких времен. И все же от этой ступени художественной деятельности остается еще очень большой путь до создания художественного стиля.
Новая ступень, ознаменованная созданием стиля, определяется не одним лишь размахом художественной деятельности и успехами отдельных художников. Решающее значение имеет внутреннее единство всего художественного творчества: на этой ступени искусство не только удовлетворяет повседневные жизненные и эстетические потребности, но и пронизывается единым художественным идеалом. Оно не только отражает современную жизнь, но еще исполняется целеустремленностью, становится носителем жизненной программы, заключает в себе весь строй мыслей и чувств его создателей. В каждом, даже самом незначительном произведении, даже у второстепенных мастеров проскальзывает эта целеустремленность, связывающая их с основными идеями эпохи. Искусство не только обслуживает современное общество, но и вступает звеном в историческую цепь развития мирового искусства.
Обретая свой стиль, искусство становится историческим в том смысле, в каком принято говорить об исторических народах. В соотношении отдельных видов искусства наступают тогда глубокие изменения. Через все виды искусства проходит одно· и то же стремление, один стилевой принцип. Конечно, как и в каждом живом организме, отдельные его части могут быть более, другие менее развитыми. Вместе с тем общие стилевые принципы преломляются сквозь призму различных средств отдельных видов искусств, выражаются на языке каждого из ник. И все же это не уничтожает единства стиля.
Подобное единство стиля проявилось с наибольшей яркостью в эпоху дорики с ее величавой храмовой архитектурой, с ее строгой, возвышенной простотой скульптуры, с ее чернофигурной вазописью и поэтами вроде Вакхилида или Симонида. Трудно несколькими словами охарактеризовать весь стиль этого периода; но мы чуем большое дыхание этой поры, слышим ее неторопливый, уверенный ритм, выражение мужества, силы и чувства меры. Не менее наглядно подобное единство сказалось в XIII веке в Западной Европе с ее ажурными соборами, украшенными скульптурой и сияющими витражами, ее богатыми рукописями в песнями миннезингеров —· все это носит название зрелой готики; во всем этом проявилось стилевое единство XII века.
С понятием стиля граничит понятие моды, но они далеко не совпадают друг с другом. Между тем под стилем нередко подразумевают то, что, в сущности, должно именоваться модой. Модой следует считать ту смену форм в искусстве, особенно в искусстве прикладном и в частности в костюме, которая проистекает преимущественно из пристрастия людей ко всему новому, необычному. Мода является достоянием преимущественно привилегированных слоев общества, которым свойственно быстрое пресыщение. Мы застаем расцвет моды в Риме в императорскую эпоху, при бургундском дворе XV века, при европейских дворах XVIII века, когда каждое царствование, чуть ли не появление каждой новой фаворитки вызывало изменение во вкусах. В буржуазном обществе XIX века с его быстрыми темпами развития каждый сезон приносил с собой новые вкусы. Конечно, и мода заключает в себе некоторые черты стиля эпохи, но все-таки нет возможности усмотреть внутреннюю логику в смене коротких и длинных юбок, в погоне то за военизированными костюмами женщин, то за пышными платьями в духе XVIII века. Недаром некоторые авторы утверждают, что быстрая смена мод продиктована потребностью капиталистической промышленности избавляться от перепроизводства и желанием сохранения дистанции между высшими слоями общества и бедными, которым по средствам лишь устаревшие моды.
Жанр нельзя считать чем-то входящим в понятие стиля. Это скорее поперечный разрез сквозь толщу художественных явлений. До возникновения учения о стиле проблема жанра имела в эстетике главное значение. В задачи критики входило выяснение вопроса, к какому жанру должно быть отнесено то или другое произведение. Степенью соблюдения жанровых норм определялась его оценка. В соответствии со всем мировоззрением классицизма драма, комедия, послание в литературе, исторический жанр в живописи, дворец, храм, вилла в архитектуре были абсолютными, внеисторическими категориями, которыми измерялась ценность отдельных художественных произведений.
В наше время такая критика кажется проявлением пережившего себя педантизма. Жанры и типы не могут быть раз навсегда установлены в искусстве; они возникли в одних исторических условиях и в других условиях исчезают. Но все же в некоторые эпохи эти исторически обусловленные жанры приобретали устойчивый характер и в некоторых случаях даже влияли на развитие стиля. Нельзя оценивать отдельные художественные произведения только законами жанров, их ценность нередко определяется смелым нарушением этих законов. Но для того чтобы по достоинству оценить нарушения, должна быть познана норма.
Теоретики архитектуры XVII–XVIII веков находили, что многие формы искусства важны в силу одной лишь привычки, которая воспитывает глаз и заставляет воспринимать всякое нарушение ее как явление художественной свободы. Они вмели в виду, главным! образом, пропорции и ордер, но это положение имеет одинаковое значение и для других сторон искусства. Английский живописец конца XIX века Уистлер говорит о зрителе, что «он смотрит на картину, сообразуясь прежде всего с тем, к чему он приучен другими картинами».
Жанры играют роль в развитии всех видов искусства. В архитектуре значение жанра имеют типы зданий вроде древнего периптера или базилики, которые существовали в течение многих веков, хотя постоянно подвергались различному истолкованию. В литературе таким жанром является комедия нравов, которая сложилась в Афинах в IV веке, но с большими или меньшими изменениями просуществовала до Мольера и Гольдони, с ее канонизированными персонажами-амплуа. В живописи это жанр портрета, в частности группового портрета, который возникает уже в Италии в эпоху Возрождения, но созревает только в Голландии в XVI–XVII веках. Сходное положение занимает и крестьянский жанр, который, несмотря на длинный путь, пройденный искусством за XVI–XVII века, и несмотря на различия мастеров, приложивших к нему свою руку, от Брейгеля до Лененов и ван Остаде, сохранил свои основные черты, порою ограничивал художников, порою помогал им найти правильный угол зрения на действительность.
Главным средством преодоления жанра служит обращение к природе, к жизни. Средневековье долго и упорно держалось типа трехнефной базилики, но она до неузнаваемости изменила свои художественные черты, когда новые воззрения на мир и новые потребности обряда подготовили возникновение так называемого зального храма. Нередко преодолению жанра помогают пародии, в которых скрадывается все его положительное, жизненное содержание и, наоборот, выпячивается, осмеивается как нелепость его условности.
Когда к одному заданию применяются нормы, имеющие руководящее значение в заданиях иного рода, происходит смещение жанра… Применение форм дворцовой архитектуры в церковном строительстве было в эпоху Возрождения шагом вперед на путях к созданию новых типов. В античности внедрение лирики в полусакральный обряд приблизило его к формам классической драмы. В середине XVII века, в пору окостенения типа группового портрета, его оживлению и оздоровлению помогало его сближение Веласкесом и Рембрандтом с бытовым жанром.
