Связной - Бодров Сергей Сергеевич (читаемые книги читать txt) 📗
Опасаюсь заявлений типа «наше время пришло». Чье время?..
Вообще-то я настроен очень оптимистично насчет себя именно потому, что мне интересны разные люди…
Кто-то больше думает о деньгах, кто-то меньше. Для кого-то несчастье, что пудель умер, а у другого всю семью вырезали…
Сумасшедших денег в моей жизни не было – так, хватает на сигареты, на бензин, на еду. На нормальную жизнь…
Я все время повторяю: «Бу-бу-бу, надо верить в то, что ты делаешь. Любить то, что ты делаешь. Делать то, что ты любишь». А что? От этого никуда не денешься. Да ведь и нельзя врать, это же сразу видно. <…> Может, это у меня такой придуманный способ жить. Если я живу честно, то я вроде как защищенный: и за себя отвечаю, и за то, что я делаю, и за слова свои. Поэтому-то у меня, кстати, с интервью проблемы. Потому что ничего, кроме этого, придумать не могу.
Она (война в Чечне. – Ред.) идет. И мы должны очень внимательно относиться к тем, кто там был. Я много читал, что ребята возвращаются оттуда моральными калеками, убийцами и уродами… Нельзя так писать и говорить! Тот, кто так пишет, скорее всего, смог уберечь своего сына от Чечни. Деньги заплатил. В институт устроил или справку нужную достал. И правильно. Так сделал бы каждый из нас. Но с войны возвращаются те, кого не смогли уберечь. И никто не имеет права судить их.
Главное – не считать, что мы-то ничего не знаем, не понимаем, а вот народ… В этом чувстве вины на самом деле снобизм есть: мы, мол, утонченные натуры, все больше по искусству, а народ жизнь знает. Ты говори не «они» и «мы», а просто «мы». Признавай свою вину сколько угодно, но говори «мы»…
Моей дочке три года, и когда по телевизору показывали «Брат» и «Брат-2», я боялся, что она задаст какой-нибудь сложный вопрос, на который я не смогу ответить. Она внимательно смотрела, а когда дело дошло до сцены на кладбище, где мы возимся с трупами, она наконец спросила: «Пап, а почему дождик, а ты без шапки?»
Я не политик… Вещи, которые мне интересны, далеки от проблем этнических и национальных. <…> Эта тема (межнациональных отношений. – Ред.) опасна и спекулятивна! Когда один человек говорит другому: «Ты затронул мое национальное достоинство», сразу возникает ощущение, что «замочили» всю украинскую группу, что идет волна национал-шовинизма. От одной фразы возникает ощущение этнического конфликта. А на самом деле люди не поделили кокос. «Почему вы положили мне кокосы? – спрашивает украинец. – Вы что, не любите украинцев?» «Нет, – отвечают русские, – мы просто любим кокосы». С этого проблема начинается, и на этом ее надо резко заканчивать.
Я всегда и везде говорю: я не артист, я не артист, я не артист. А мне: «Не-е-ет, вы артист!
Это разные вещи – уметь перевоплощаться или быть собой перед камерой. Видимо, сейчас актуально второе. У нас прекрасные актеры, просто это разные вещи: то, что делаю я, и то, что делают они. Актеры часто бывают слабыми, ранимыми: мол, я всю жизнь играл зайчиков, а хотелось Гамлета. Или – я всю жизнь играл доброго героя, а хотелось злодея… И в то же время у них есть какая-то сила, которой обычные люди не обладают. Пока я еще не заболел кинематографом, я человек не публичный. У меня нет склонности к тому, чтобы себя демонстрировать. У меня нет ничего такого, что я не мог бы в себе сдержать, типа «не могу молчать». А вот люди, которые болеют этим, они и есть настоящие актеры, хорошие актеры. Иногда это мешает.
…единственный способ защиты от этой агрессивной реальности – оставаться самим собой. Самый верный путь. Потому что себя-то ты знаешь. Я – это я. Стол какой-то не такой, стул мягкий, стакан другой формы. А я зацепился за себя – как в трамвае за поручень.
…я в детстве любил быть один и отлично сам собой обходился. Не могу сказать, что у меня была сильная потребность кого-то защищать или, наоборот, пользоваться чьим-то покровительством.
Кино – это такая радостная и яркая история, которая требует энергии. Мне не нравится все, что определяется словами «эстетский», «неформальный» или «альтернативный». Мне также не нравится то, что предназначено для всех и для каждого. …энергия. То, что мы все хотим. То, к чему мы все стремимся и жадно припадаем. Мы тянемся к тому, что излучает энергию.
Был смешной случай с «Московским комсомольцем». Они писали, кто как был одет на «Нике». И написали, что Сергей Бодров из мужской части – это как бы «да»… «Все очень тонко продумано», так там выразились. Меня это очень позабавило, и зря я, наверное, разрушаю легенду, но раз уж ты спросил… В общем, свой пиджак, который я считаю хорошим, я отдал отцу, приехавшему из Америки в джинсах. На мне тоже были джинсы, пиджак я надел первый попавшийся под руку… Нуда! Это был пиджак, который я выиграл у Меньшикова в кости. И «очечки в тонкой оправе», как они написали, это очки, в которых я всегда хожу, ну просто потому, что я плохо вижу. Гладить пиджак было некогда, и я подумал: да ну, кто там, в самом деле, будет смотреть… Но ошибся. Теперь я знаю, как работает машина, которая делает звезд.
Я участия в обсуждении проекта («Путин наш президент, Данила – наш брат». – Ред.) не принимал и предпочел бы, чтобы этого плаката не было. Кампания замечательная, но это же Данила Багров в том своем свитере, а не я! Образ-то всем открыт и всем доступен.
За все же надо платить, за успехи – утратой свободы. Но успехи-то ведь сомнительны, не абсолютны. Они содержанием жизнь не наполняют, зато ты вдруг становишься зависимым от ненужных людей, телефонных звонков. А свобода – самое важное, что есть у человека…
Знаете, вся эта так называемая бурная жизнь – как мобильный телефон: куда ни пойдешь – везде трень-трень-трень. Ну не волнуйся же ты так – если действительно кому-то нужен, то найдут тебя, что же ты все время на крючке подвешен…
Есть малый и большой «джихад» – внешний и внутренний враг. Главное – справиться с внутренним врагом, с самим собой… Все взгляды – гражданские, политические, любые – укладываются в два простых слова: не прогибаться…
На авантюру я соглашаюсь легко, потому что это здорово, ярко. Все остальное – так… Не стоит усилий…
Надо и в кино, и везде – не размышлять долго и бесплодно, а отрываться…
Что лучше – спокойная и размеренная долгая жизнь без героина или такая быстрая и яркая под героином? Да нет разницы. Как хочешь, так и расширяешь свое личное время…
Хамство – это, пожалуй, единственное, что приводит меня в бешенство.
Любовь к одиночеству – вещь, на мой взгляд, естественная для любого человека. Да, я люблю быть один…
Одиночество – вот зависимость. От себя самого. А это посильнее всякой другой зависимости…
…с потребностью быть вместе. Это один из самых тонких инстинктов у человека. Он очень силен, но очень хрупок. Когда близости чересчур, становится очень плохо. И наоборот, когда этого не хватает, люди готовы идти на любые подвиги. Все, что когда-либо происходило в мировой литературе – не важно, между родными людьми или нет, – было связано с тем, что кто-то хотел быть вместе. Или эту близость сломать. Вот и всё. Здесь важно внутреннее ощущение мира, потому что природа человека двойственна: с одной стороны, он должен быть с кем-то, с другой – он все-таки должен быть один. Редко кому удается быть вместе и при этом сохранить себя.
