Великий Рузвельт - Мальков Виктор Леонидович (книга регистрации TXT) 📗
На вопрос о том, как далеко простирались эти замыслы и как глубоко заходили эти тайные контакты, еще предстоит дать исчерпывающий ответ. Не все факты и архивные материалы доступны сегодня историкам, тем не менее часть из них свидетельствует о том, что заметная роль в этом принадлежала Управлению координатора по вопросам информации, а затем пришедшему ему на смену Управлению стратегических служб (УСС) – внешней разведки. «В ходе войны, – писал американский исследователь Л. Фараго, – Управление стратегических служб было развернуто в огромную, мощную и хорошо слаженную организацию, на которую работало около 22 тыс. агентов и в штате которой, кроме того, было около 12 тыс. человек. В штат Управления входили люди самых различных профессий: от заслуженных профессоров, лауреатов Нобелевской премии до уличных мальчишек и бродяг, от священников-миссионеров до контрабандистов» {37}. Функции УСС были многообразны, некоторые из них касались поддержания контактов с проамерикански или проанглийски настроенной оппозицией в странах «оси», подключения ее к различного рода планам «досрочного» окончания войны устранением Гитлера и Муссолини, создания на территориях, оккупированных Германией, очагов сопротивления и т. д.
В дипломатической службе США было много влиятельных фигур, которые резко отрицательно встретили призыв У. Черчилля после нападения Гитлера на Советский Союз оказать ему «моральную поддержку как союзнику в борьбе за демократию». Американский историк У. Кимболл в связи с этим приводит выдержку из письма Джорджа Кеннана (его война застала на посту советника американского посольства в Берлине) Лою Гендерсону, в котором Кеннан высказывался крайне негативно в отношении сближения с Советским Союзом в духе предложения Черчилля, поскольку, как утверждал Кеннан, Кремль запятнал себя коварством, вероломством и пренебрежением к принципам права. Письмо из Берлина ушло 24 июня 1941 г. «Такое осуждение советского аморализма, – продолжает Кимболл, – если бы оно было воспринято как основа американской политики, только бы усилило опасения русских, что Англия и Соединенные Штаты сделают в 1941–1942 гг. примерно то же, что СССР сделал в 1939 г.: пошел на примирение с Гитлером в тот момент, когда германская армия была скована на Западном фронте» {38}. К замечанию Кимболла следует отнестись со всем вниманием, поскольку сам он считал, что эти подозрения были небеспочвенны.
По мере развертывания разведывательных служб США в характере их деятельности все сильнее начинал сказываться комплекс опасений, испытываемых многими людьми во властных структурах США в отношении будущего капиталистического строя в странах Европы. Эти настроения находили свое отражение в военном руководстве и в политических верхах. Суть их выражалась в следующем: Соединенным Штатам не следует доводить дело до полного краха фашистского режима в Германии в войне на два фронта, стремясь сохранить его в качестве заслонного вала от «угрозы русского большевизма» и стража традиционных порядков в Европе на весь трудный период перехода от войны к миру. Для этого самым пригодным методом могли быть, как считали в этих кругах, тайный зондаж, изучение взаимных претензий друг к другу и нахождение взаимоприемлемого компромиссного решения. Однако резкое осуждение, которым широкие слои американской и мировой демократической общественности встретили соглашение генерала Эйзенхауэра, командующего союзными войсками в Северной Африке, со ставленником возникшего после капитуляции Франции вишистского режима коллаборационистом Дарланом о признании его главой военной администрации на территории французской Северной Африки (22 ноября 1942 г.), показало, насколько непопулярной может стать сделка с верхушкой Третьего рейха. «Приход Дарлана в Северную Африку, – писал Шарль де Голль, – при поддержке американцев вызвал всеобщее негодование» {39}. Критика в самих Соединенных Штатах, отмечал Р. Шервуд, была столь суровой и значительной, что Г. Гопкинс, С. Розенман и он сам настояли на том, чтобы Рузвельт сделал специальное заявление для печати о «временном» характере этого соглашения {40}.
Тем не менее вне зависимости от того, что думали по этому поводу Гопкинс, Розенман или кто-либо другой, пробные попытки наладить тайные каналы связи между Берлином и столицами подвассальных ему государств, с одной стороны, Вашингтоном и Лондоном – с другой, не прекращались. Со стороны Германии и ее союзников такие попытки предпринимались начиная с конца 1941 г. Они участились в 1942 г. {41}, хотя еще годом раньше, сразу же после поражения под Москвой, среди высших офицеров и генералов вермахта, некогда преданных Гитлеру, появились такие, кто считал, что затягивание войны неизбежно приведет к военной катастрофе. Они искали выхода из создавшегося положения. Схожие настроения распространялись и в руководстве разведывательной службы (абвер), и в дипломатическом ведомстве Германии {42}. В своих расчетах на будущее все большие надежды на распад антигитлеровской коалиции и сепаратный сговор с западными державами стали возлагать и германские крупные промышленники, приведшие к власти Гитлера, но опасавшиеся полного краха «нового порядка». Характерно, что еще 25 июля 1942 г. Ф. Рузвельт в шифровке Гопкинсу, находившемуся тогда в Лондоне, посчитал нужным сообщить последнему об информации, полученной им из агентурных источников в Мадриде, свидетельствующей о контактах англичан с президентом Рейхсбанка Ялмаром Шахтом «на предмет зондажа мирного соглашения между Великобританией и Германией» {43}.
В исторической литературе (российской и в зарубежной) освещался уже вопрос о планах Шелленберга – Гиммлера о подготовке «запасной позиции» на тот случай, если потребуется искать компромисс с западными державами путем торга на антисоветской основе и за счет интересов больших и малых стран Европы (включая Францию и Италию), оккупированных гитлеровцами или находившихся в вассальной зависимости от Германии. Эти планы обсуждались еще летом 1942 г. Они предусматривали смещение Риббентропа (жест, приглашающий Запад к примирению) с поста министра иностранных дел и тайное наведение мостов между Берлином и Лондоном в первую очередь {44}. Для этого Шелленберг и Гиммлер использовали неоднократно испытанный лаз во внешний мир – территорию нейтральной Швейцарии {45}, где при посредничестве руководства швейцарских спецслужб осуществлялись регулярные контакты английских представителей и Аллена Даллеса, главы резидентуры УСС в Швейцарии, с германскими агентами {46}. Со временем появились и новые каналы, прежде всего через Турцию, которая занимала выгодное стратегическое положение, находясь в центре пересечения военно-политических интересов воюющих держав. Джордж Аллен, глава ближневосточного отдела госдепартамента, сообщал 18 марта 1942 г. послу США в Анкаре: «Я считаю, что американское посольство в Анкаре сейчас является самым важным пунктом для наших интересов…» Посол США Штейнгардт хорошо знал, о чем шла речь: активность СССР в движении сопротивления на Балканах и Среднем Востоке вызывала нарастающую тревогу. В УСС в связи с этим в мае 1942 г. возникла даже идея инициировать протест Москве от лица госдепартамента в связи с поддержкой ею югославских коммунистов и левых в некоторых провинциях Ирана {47}.
Отлично осведомленные о расчетах США и Англии втянуть Турцию в орбиту своего влияния и использовать ее в качестве плацдарма для проникновения на Балканы, сторонники сепаратной сделки в верхушке Третьего рейха ухватились за идею розыгрыша балканской карты в торге с западными державами. Жупел «красной опасности» и «анархии» должен был служить чем-то вроде пароля, открывающего двери к сговору. Осуществляя поиск своих контрагентов, нацистские эмиссары вели его не вслепую. По части установления тайных контактов с верхушкой стран «оси» спецслужбы США с начала войны накопили солидный опыт и целый арсенал разнообразных средств и приемов. Их самостоятельность и полномочия в этой сфере были оговорены негласно существующим регламентом. Разъясняя позицию госдепартамента на этот счет, Корделл Хэлл в меморандуме послу США в Турции Л. Штейнгардту от 13 марта 1943 г. сообщал, что дипломатическое ведомство США положительно относится к такого рода деятельности спецслужб, если при этом не будет «искажен» образ действий США в рамках общих усилий, направленных на разгром врага {48}. В мае 1943 г. А. Бирл, заместитель госсекретаря, курирующий разведывательную деятельность, в специальном секретном послании Штейнгардту подтвердил это указание и полномочия посольства США в Анкаре в качестве координатора вербовки агентов из числа граждан стран «оси» {49}.
