Королев - Романов Александр Петрович (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗

После встречи с Янгелем Сергей Павлович пошел в зал заседаний и сел на свое место. Настроение его испортилось. Он пытался было сосредоточиться на выступлениях делегатов, но не мог. Мысленно вернулся к встрече с Янгелем: «Крепко ты мне нервы потрепал, Кузьмич, в те годы... Я бы на твоем месте спасибо сказал коллективу НИИ за опыт и знания, что получил у нас. Кем ты пришел к нам в мае 1950 года? В лучшем случае авиационным конструктором, не построившим ни одной собственной машины, – рассуждал сам с собой Королев, – а ушел из НИИ в июне 1954 года ракетчиком. Но, признаю, талантом тебя бог не обидел...»

Раздумья Королева прервало выступление М. В. Келдыша, недавно избранного президентом АН СССР и лишь немногим известного под именем «теоретика космонавтики». Под аплодисменты съезда Мстислав Всеволодович сказал, что дальнейшие успехи ракетной техники приведут к новым выдающимся достижениям в овладении космосом. Автоматические беспилотные станции и космические корабли с человеком на борту будут проникать все дальше в космическое пространство и к планетам. Это не только позволит науке сделать громадные шаги на пути проникновения в тайны мироздания, но и создаст возможности для утверждения власти человека над природой.

Глава третья

Один замысел дерзновеннее другого

Советское правительство приняло решение об установлении в Москве монумента п ознаменование выдающихся достижений отечественной науки в изучении и освоении космического пространства. Первое место ва открытом конкурсе занял проект архитекторов М. О. Бар-ща, А. Н. Колчина и скульптора А. П. Файдыш-Кранди-евского.

Сергей Павлович ознакомился с проектом. Кое-что ему в нем не понравилось, и он предложил встретиться с авторами монумента. Вскоре встреча состоялась, и Королев высказал творческой группе свои пожелания:

– Много инженерии. Хотелось, чтобы композиция «Космос» явилась произведением большого искусства. В ней документальность, мне думается, инженерная идея, архитектура обязаны органически слиться воедино. Одним словом, на первый план – художественную образность. Она в проекте заложена... Но требует особой выразительности.

Через несколько месяцев после обычного делового разговора с М. К. Тихонравовым Сергей Павлович спросил профессора:

– Вы не очень заняты завтра, Михаил Клавдиевич?

– Да как всегда.

– Звонил скульптор Файдыш – это один из авторов обелиска «Космос», – приглашал к себе в мастерскую. Он хочет показать лепные этюды портрета Циолковского.

– Охотно составлю вам компанию, Сергей Павлович.

Деревянный дом и мастерская Файдыша находились недалеко от станции метро «Сокол». Андрей Петрович встретил гостей у дома. Разделись, прошли в мастерскую. На вошедших с разных сторон смотрели скульптурные портреты Циолковского. Сергей Павлович и Михаил Клав-диевич очень внимательно рассматривали вылепленные из глины этюды головы Константина Эдуардовича.

– Мне думается, что вот этот портрет удачнее, – первым сказал Тихонравов. – В нем схвачено мгновение одухотворенности.

– Очень верно вы подметили, Михаил Клавдиевич, – именно одухотворение. Кстати, именно его и недостает в памятнике, что установлен у академии Жуковского. А вам из своих набросков какой больше нравится, Андрей Петрович? – поинтересовался Королев.

– Наверное, тот, который я еще не выполнил, – усмехнулся Файдыш. – Но пока тот, который назвали вы.

Разговор невольно зашел об искусстве. Тихонравов, сам любивший писать картины, признался, что он больше всего любит работы старых мастеров. Сергей Павлович вспомнил свое посещение в Киеве знаменитого Софийского собора.

– Никогда не забуду Христа, смотревшего с верхнего купола собора. Его глаза, полные добра, смотрели на людей, словно призывая к миру... Много позднее в Третьяковской галерее увидел другого – строгого, даже воинственного. Да, художники древности – подлинные сыны своего времени.

– Их кисть – это перо летописца, – согласился Файдыш. – А как вы относитесь к современному искусству? – обратился скульптор к гостям.

– Оно очень разное, – заметил Тихонравов. – Я приемлю всякие веяния, кроме абстрактного – бездушного, холодного, даже отталкивающего своей жесткостью.

– Я тоже сторонник искусства, которое воздействует на сердце и разум, – сказал Королев. И, обращаясь к Файдышу, добавил: – Приезжайте к нам на выставку народных художников. У нас охотно бывают художники-профессионалы, разбирают достоинства и недостатки картин. Создано специальное жюри. Оно определяет победителей, комиссия отбирает полотна на вернисажи областного масштаба. Однажды мне очень понравилось выставленное там полотно «Кибальчич в крепости» самодеятельного художника, Михаила, а вот фамилию не запомнил. Но автор объяснил, что считает полотно незаконченным. А я уж было собрался сразу послать его куда-нибудь на серьезную выставку. Да, замечательные у нас есть художники. Один раз купил два полотна. Автор настаивал на том, чтобы подарить их мне, но я понимаю, что такое творчество, какой нелегкой ценой дается успех. Об этом тяжком труде мне рассказывал Матвей Генрихо-вич Манизер, когда работал еще над памятником великому Репину.

Кстати, у нас есть на предприятии и свои скульпторы. Будут рады с вами познакомиться, Андрей Петрович. Ну да мы далеко ушли от цели нашего посещения, – спохватился Королев. – Отняли у вас столько времени.

– Ничего, ничего. На такие темы времени не жалко. А теперь давайте осмотрим эскиз всей композиции «Космос».

На какое-то время наступило молчание. Вскоре Сергей Павлович поинтересовался:

– Какую ракету вы хотите увековечить там, наверху?

– Наверное, ту, первую, что была построена в начале тридцатых годов, – ответил Файдыш. – История!

– Высота всего обелиска, мне помнится, выше девяноста метров. Подлинная же гирдовская не достигала я трех. На огромной высоте она окажется слишком маленькой, невыразительной точкой. Вот вам мой совет. Надо ориентироваться на первые баллистические ракеты конца сороковых годов. Их высота пятнадцать-двадцать метров.

– Но это ракеты военного назначения, – возразил Файдыш. – Удобно ли?

– Да, ракеты военные, но оборонного назначения. А на практике долгое время служили для исследования верхней атмосферы D самых мирных целях. И в этом врсь смысл. Пусть они напоминают любителям авантюр, что мы имеем на страже мира ракеты куда мощнее этой – межконтинентальные, способные нести ядерные боеголовки, но предпочитаем их использовать для мирных исследований.

Вскоре Королев и Тихонравов покинули мастерскую, но Сергей Павлович постоянно интересовался работой над композицией «Космос», был ее неофициальным консультантом и всячески помогал советом и делом.

Как-то скульптор пожаловался, что не может заполучить в мастерскую Юрия Гагарина, а без этого невозможно выполнить горельеф, на котором изображен космонавт .No 1, поднимающийся к подножию ракеты.

Файдыш обратился к Сергею Павловичу. Через пару дней Юрий Алексеевич Гагарин открыл дверь мастерской.

Но однажды Сергей Павлович едва не поругался со скульптором, который тайком, во время визитов Королева в мастерскую, сделал с него несколько набросков. И на горельефе, изображающем группу ученых, одному из них придал черты Королева.

Приехав в мастерскую поинтересоваться, как идут дела, Королев увидел горельеф, остановился напротив «себя». Резко повернулся к Файдышу.

– Это еще что? Это зачем, чтобы не было, чтобы я никогда этого не видел!

– Сергей Павлович! Я хотел только в сконцентрированном виде передать облик ученого..

– Чтобы не бы-ло! Вы отступили от утвержденного эскиза. Нельзя.

Прошло две-три минуты в молчании. Королев немного поостыл. И в ответ на еще одну просьбу скульптора оставить все как есть сказал:

– Вот если когда-нибудь будет создана галерея портретов ученых, посвятивших себя освоению космического пространства, тогда я – к вашим услугам.