Дочь Востока. Автобиография - Бхутто Беназир (книга жизни .txt, .fb2) 📗
— Ну, до Беназир ему далеко, но читать он любит, — ответил на последний вопрос Хаким Али, бывший член Национальной ассамблеи, а ныне вице-президент Национальной партии Авами, состоящий в ДВД. Тетя Манна — давняя знакомая семьи Зардари, однако пожелала лично ознакомиться с потенциальным женихом. Доставленный к ней в гости, о ней приглянулся: ладный, стройный, спортивный. Удовлетворенная во всех отношениях, тетя Манна, не откладывая делав долгий ящик, тут же позвонила в Лондон матери. Но очередная трагедия сорвала матримониальные планы.
Убийство Шаха потрясло нас всех. Матери я заявила, что замужество откладывается на год, а то и на два. Я даже не поинтересовалась, как зовут моего предполагаемого жениха из клана Зардари.
Тетушка Манна, однако, не поступилась своим кандидатом. Когда я вернулась в Пакистан в 1986 году, она тут же принялась меня уговаривать, склонять к браку с сыном семьи Зардари, наследником вождя стотысячного племени. Несколько столетий прошло с той поры, как племя Зардари переселилось из иранского Белуджистана и осело в Синдхе, в округе Навабшах. Именно здесь Асиф Зардари и осуществлял общий контроль работы управляющих семейными фермами и угодьями.
— Очень, очень хорош. Милейший молодой человек. И по возрасту подходит, — ворковала тетя Манна. — Семья на земле, как и мы. И политикой занимаются. Ко мне промышленники да финансисты сватались из Лахора и Пешавара, но лучше наш, из Синдха. Он и обычаи наши знает, людей наших лучше поймет.
Я, однако, плохо вникала в щебетанье тетушки. Вновь обретенная свобода пьянила меня. В любое время можно покинуть дом, отправиться куда пожелаешь, можно работать, встречаться с друзьями, путешествовать…
— Дай мне немного прийти в себя, — просила я ее.
Но тетя Манна не унималась. Не предупредив меня, она договорилась с кузиной Фахри, и та пригласила Асифа в гости в ноябре 1986 года, через семь месяцев после моего возвращения в Пакистан. А Асифа, чтобы он произвел на меня наилучшее впечатление, она убедила облачиться в европейский костюм вместо экзотического наряда белуджей, предпочитаемого Асифом даже на улицах Лондона. Дождавшись наиболее подходящего, по ее мнению, момента, она представила нас друг другу. Поскольку я не удосужилась узнать имя предполагаемого жениха раньше, то и не поняла, кого мне представляют. Первый наш разговор в качестве единственной зацепки в памяти оставил лишь спор, тут же вспыхнувший между нами, не помню даже, на какую тему. Тетушка Манна, однако, бдительно следила за соблюдением приличий и не дала нам общаться слишком долго, чтобы не возбудить излишних сплетен. Она послала кого-то за Асифом, и я облегченно вздохнула. Проведя весь день в ожесточенных дискуссиях с товарищами по партии, я не хотела и вечер тратить на пререкания.
В то же время меня одолевали сомнения, найдется ли вообще мужчина, который в качестве моего мужа сможет вытерпеть мой образ жизни. Дома мои политические встречи затягиваются допоздна. То и дело я отправляюсь в поездки по просторам страны. Какой муж примет как должное, что мое время не принадлежит мне, а следовательно, и ему? Существует ли вообще на свете мужчина, способный достаточно отрешиться от традиций, чтобы примириться с фактом, что жизнь моя и мое время в первую очередь принадлежат народу Пакистана, а не ему?
Учитывала я и чувства людей. Мне все время говорили, что моя молодость, годы заключения, трагическая судьба близких заставляют людей воспринимать меня как некую святую. Жертвы на алтарь демократии, принесенные нашей семьей, оставили меня без защиты отца, матери, братьев, и люди подсознательно считали себя моей семьей, отвечающей за меня, за мою безопасность. И эти человеческие чувства людей усиливали позиции партии. А если я выйду замуж, они подумают, что я в них больше не нуждаюсь.
Но, с другой стороны, спорила я сама с собой, незамужний статус одновременно и подрывает мои позиции как внутри страны, так и за границей. Мы живем в эгоистическом мужском мире, в котором неженатый мужчина почему-то вызывает к себе гораздо меньше внимания, чем незамужняя женщина. «Почему вы не замужем?» — то и дело спрашивали меня репортеры. Я едва удерживалась от вопроса, зададут ли они аналогичный вопрос одинокому мужчине. Журналисты не привыкли встречать в традиционном мусульманском обществе незамужних женщин, и необычные обстоятельства диктовали им необычный вопрос.
В этом вопросе скрывалась выпестованная всем этим управляемым мужчинами миром уверенность, что с незамужней женщиной непременно «что-то не так». И может ли она внушать доверие в качестве лидера? Как она поведет себя в тех или иных обстоятельствах? Как она выдержит нагрузку? Вместо того чтобы вникать в мою деловитость, квалификацию, рассматривать политическую платформу партии, пускались в рассуждения, а не поведет ли себя эта дама непредсказуемо? Не сорвутся ли у нее нервы в критической обстановке? Не проявит ли она излишней агрессивности? Или, наоборот, робости? Все эти вопросы обостряются в мусульманском обществе, где брак рассматривается как реализация мужчины и женщины, цель их жизни, с естественным следствием — детьми.
Асиф Зардари. Асиф Зардари. Асиф Зардари. Прошло два года с момента предложения, но ни он, ни семья его от замысла своего не отказались. В прошлом, получив очередное предложение, я обычно тянула до тех пор, пока потенциальный партнер не терял интереса или не приходил к выводу, что наша сторона не заинтересована в его предложении. Но Зардари не отступились. В феврале 1987 года я прибыла в Лондон для участия в телевизионной дискуссии по Афганистану. Неожиданно одновременно со мной в Лондоне появилась мачеха Асифа и, как бы пользуясь случаем, нанесла визит своей старой школьной подруге — моей тетушке Бехджат. «Асиф такой добрый, такой вежливый, щедрый, — передавала мне тетя Бехджат слова своей бывшей соученицы. — Уговори Беназир с ним встретиться». Тетя Манна подключилась к натиску: «Он тебя уже видел, не понаслышке судит. Ты для него живая женщина, а не просто образ туманный. Он искренне хочет на тебе жениться».
Мать во всем соглашалась с тетушками. «Семью мы знаем, хорошая семья, — убеждала она меня. — Ему тридцать четыре, как раз твой возраст. Он из Синдха, знает наши обычаи, наши традиции. Не какой-нибудь городской перекати-поле, который упаковал чемоданы и поминай как звали. С земли он, с обязательствами перед семьей, перед общиной, с корнями. Так что он и твои обязательства способен понять и принять».
Уговоры матери меня, однако, не убедили. Напротив, я настроилась скептически. Мать обычно склонялась к кандидатурам с характерами спокойными, мелкими, иначе говоря, к бесхарактерным личностям, считая, что только они и могут стать преданными и заботливыми мужьями, в то время как всякие сорви-головы непременно свяжутся с другими женщинами и разрушат супружество. Я же понимала, что умру со скуки с бесхарактерным мужем.
Тетя Бехджат умоляла меня появиться у нее к чаю и встретиться с мачехой Асифа, но я отказалась. Такая встреча могла рассматриваться в качестве обнадеживающего жеста, а я, хотя постепенно и смирялась с мыслью о необходимости выйти замуж, ужасно паниковала и всеми силами стремилась отодвинуть страшный момент.
— Дайте мне время до июня, — отнекивалась я. — Я пока не созрела.
— Расскажи, как это — выйти замуж за человека, которого совершенно не знаешь? — спросила я одну из подруг в Лахоре по возвращении в Пакистан.
— Выйдя замуж, видишь человека совсем другими глазами, — ответила мне она.
Я задала тот же вопрос другой знакомой.
— Даже не видя его, чувствуешь, что начинаешь любить его, потому что он твой муж, — ответила она. — Ты ведь знаешь присказку: сначала приходит брак, потом любовь.
Я разузнала кое-что сама. Кто-то сказал, что Асиф во время игры в поло упал с лошади, повредил ногу и теперь обречен хромать всю оставшуюся жизнь. Это оказалось неправдой, к тому же дефект физический меня не мог оттолкнуть, в отличие от дефекта духовного. Еще один близко знакомый с Асифом человек сообщил, что Асиф неумеренно щедр и всегда снабжает деньгами попавших в затруднение друзей. Это свойство характера лишь располагало меня к нему. Еще один мой общий с Асифом знакомый использовал традиционное определение сильной воли и преданности на языке урду: он друг друга и враг врага. И я сразу вспомнила своих братьев.
