Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
В 1842 году Сидери был уволен с военной службы «за ранами», то есть по ранению. И видимо, в том же году женился на Екатерине Кнольд, поскольку в следующем году у них родился сын Леонид, который тоже посвятил себя военной службе. Спустя много лет полковник в отставке Леонид Ангелиевич Сидери написал, со слов родителей, «Сообщение о кончине М. Ю. Лермонтова», где, наряду с неточностями и даже явными нелепостями, содержатся и чрезвычайно важные сведения о событиях тех дней.
Ангелий Георгиевич принимал деятельное участие в следствии по делу о дуэли. Вместе с комендантом Ильяшенковым он подписал рапорт командующему войсками Кавказской линии и Черномории Граббе, участвовал в составлении описи имущества погибшего, которое производил командир Второго Кавказского линейного батальона подполковник Манаенко. Подполковник этот был назначен и презусом, то есть председателем комиссии военного суда, учрежденной при пятигорском комендантском управлении. Асессорами, то есть заседателями ее стали капитан Равич-Барановский, штабс-капитаны Свищов и Вавилов, подпоручик Федоров, прапорщики Ариневский и Подопригора. Именно этим офицерам и довелось решать судьбу участников поединка – дуэлянта Мартынова, секундантов Васильчикова и Глебова.
Среди известных нам сотрудников комендатуры мы видим и человека, имевшего самую незначительную должность, но ставшего впоследствии самым знаменитым лицом в этом учреждении. Это писарь Кирилл Ионович Карпов (1819–1894). Личность этого человека вызывает двойственное чувство. С одной стороны, невольно хочется отдать дань уважения ему – представителю династии коренных жителей здешних мест, которая неразрывно связана с историей становления и развития кавказских курортов. А с другой… Впрочем, об этом чуть позже.
В свое время академик В. Броневский, рассказывая о становлении Горячих Вод, отмечал, что очень многое здесь было сделано солдатами местных гарнизонов. Подавляющее большинство этих безвестных радетелей нарождавшихся курортов так и остались в памяти потомков безымянными тружениками. Но, по крайней мере, одно имя сохранилось в истории Кавказских Минеральных Вод. Это солдат инвалидной команды, строитель Иона Карпов (? – 1849). Впрочем, известность ему принесли не столько возведенные им общественные здания (хотя, наверное, были и они), сколько собственные дома, построенные на Горячих и Железных Водах. Особенно широко было известно «Карповское подворье» у горы Железной, где останавливались многие гости курорта.
Закрепить фамилию Карповых в летописи Кавказских Минеральных Вод Ионе Яковлевичу помог его сын Кирилл. Родился и жил он в Железноводском поселении, где его отец по праву считался одним из первопоселенцев. Когда подрос, пошел служить. В 1841 году молодой человек числился писарем пятигорской военной комендатуры, потом попал в действующие войска и выслужил себе первый офицерский чин. После смерти Ионы Яковлевича Кирилл вернулся домой – продолжать родительские дела, достраивать начатые отцом дома. Но службу не оставил. В 1852 году был назначен смотрителем казенных зданий в Ессентуках, а еще четыре года спустя – на ту же должность в Железноводске. Надо полагать, что свои обязанности он выполнял здесь до конца 50-х годов, а может быть, и до 1862 года, когда курорты были сданы в аренду частному предпринимателю.
В начале 80-х годов Кирилл Ионович Карпов – городской голова Пятигорска. Под горой Железной у него возведен большой двухэтажный дом – всего Карпов владел там пятью домами и кухмистерской. И все, что делал он в течение своей долгой жизни – воевал, надзирал за казенными сооружениями, строил дома для приема гостей курорта, – достойно всяческого уважения.
А вот то, что он говорил публично, способно вызвать только недоумение, чтобы не сказать большего. Будучи писарем пятигорской военной комендатуры, Карпов имел счастье соприкоснуться с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым. Мимолетно, одномоментно. Но в дальнейшем сумел убедить окружающих, что является не только важным свидетелем последних месяцев жизни великого поэта, но и лицом близким ему.
Как могло выглядеть фактически их соприкосновение? Прибывшие в Пятигорск Столыпин и Лермонтов пришли в комендатуру, где писарь Карпов занес их фамилии в соответствующие кондуиты. Не исключено, что к нему же приезжие офицеры обратились с просьбой написать или переписать какие-то нужные им бумаги. Больше никаких точек соприкосновения у них не было, да и не могло быть. По словам же Карпова, он с первого же дня стал просто необходим поэту. Приглашенный ресторатором Найтаки к приезжему, который якобы «уже давно жаждет вас повидать», он был рекомендован как «представитель нашего начальства». Лермонтов доверительно заговорил с ним и откровенно признался, что хочет остаться на водах, чтобы не ехать к месту военных действий. Карпов написал хитрую бумагу, после которой собралась целая комиссия, признавшая, что Лермонтов действительно нуждается в лечении минеральными водами. Ясно, что без Карпова катить бы опальному поручику под пули горцев!
В дальнейшем штабной писарь якобы постоянно общался с Лермонтовым, был хорошо осведомлен о его многочисленных проделках и проказах и, конечно же, о ссоре с Мартыновым и всех попытках предотвратить дуэль. На следующий день после поединка именно Карпов поддерживал связь между лицами, решавшими вопросы отпевания Лермонтова – полковником Траскиным, комендантом Ильяшенковым и протоиереем Александровским.
Неудивительно, что столь близкая к поэту и столь осведомленная фигура привлекла внимание многих желавших узнать что-либо о Лермонтове и его пребывании в Пятигорске, о дуэли и гибели. Карпова не обошел ни один из биографов Лермонтова, которые, начиная с 70-х годов, стали регулярно наезжать в Пятигорск. Лишь П. Мартьянов, первым из литераторов прибывший сюда, не «клюнул» на откровения Карпова. Зато П. Висковатов, считающийся основным дореволюционным биографом поэта, по крайней мере дважды беседовал с бывшим писарем, а позже с удивлением отмечал в своей книге, что сведения, сообщенные Карповым в разное время, почему-то выглядят по-разному. В конце концов профессор вынужден был признать, что «почтенный старожил Железноводска смешивал истину с баснями и слухами, коих немало ходит по тем местам».
Видимо не придавая значения подобным замечаниям, свое слово в лермонтоведении решил сказать журналист С. Филиппов, который опубликовал статью, целиком построенную на рассказах Карпова. Статья наполнена такими откровениями бывшего писаря, которые вызвали резко негативную оценку и биографов поэта, и его современницы Э. А. Шан-Гирей. А спустя некоторое время «кухню» карповских рассказов о Лермонтове раскрыл священник Василий Эрастов, который в беседе с корреспондентом «Донецкой речи» сказал: «Я этого Карпова… знал очень близко; о Лермонтове он плел всякие небылицы». К великому сожалению, ни протесты Шан-Гирей и биографов, ни разоблачения Эрастова не останавливают более поздних авторов, пишущих о Лермонтове, и даже в наши дни эти измышления не получают должного отпора. А зря!
К перечню «казенных людей», живших в Пятигорске и соприкасавшихся с Лермонтовым в его последнее лето, можно добавить и двух офицеров Волгского казачьего полка, располагавшегося в станице Горячеводской. В свое время этим полком командовал Петр Семенович Верзилин. Командиром одной из сотен Волгского полка был Александр Кузьминский, о котором нам практически ничего не известно, кроме того, что он бывал в доме Верзилиных и встречался там с Лермонтовым и его приятелями. В 80-е годы его сын, Н. А. Кузьминский, опубликовал в российских газетах материалы, написанные со слов отца. Главной ценностью их считаются подробные сведения о ближайшем лермонтовском окружении в Пятигорске, характеристики друзей и недругов поэта. Это, конечно, имело бы немалое значение для анализа обстановки, при которой произошла роковая дуэль, если бы воспоминания Кузьминского, как считает современный лермонтовед Д. А. Алексеев, не были пересказом воспоминаний Раевского. А они сами, кстати сказать, являются пересказом того, что Раевский услышал от других, так что получается некая цепочка «свидетельств», фактически повторяющих одно и то же, но считающихся ценными самостоятельными источниками.
