Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества - Коровина Елена Анатольевна
Но отчего же Клара Цеткин, умирая, шептала имя Розы – подруги по жизни, невенчанной жены своего сына, товарища по вместе созданной Компартии Германии? Просто звала или, может, запоздало просила прощения? Ведь есть версия, что коммунисты считали Розу Люксембург слишком уж яростной и беспокойной. В напряженной революционной обстановке страны они не хотели, чтобы их только что созданную партию связывали с именем «безудержной» Розы, ведь партию могли тут же внести в черные списки. Не потому ли партийцы не заступились за Розу, даже зная о ее предстоящем аресте?.. Получилось так, будто под шумок, как пишут исследователи, они постарались избавиться от беспокойной коллеги.
Так это или нет – неизвестно до сих пор. Просто, умирая, 20 июня 1933 года Клара произнесла имя Розы. Почему? Ответа нет…
Ландыш серебристый
Она вошла в историю благодаря своим совершенно уникальным авантюрным способностям. Конечно, ее поступки являлись чистыми аферами, но были проведены столь безупречно, что стали своеобразным искусством мошенничества. Недаром миссис Элизабет Кесси Лерой Чедвик (1859–1907) считали то гипнотизеркой, то ясновидящей. Пресса же называла даму, носившую на платье простенькую серебряную брошь в виде букетика ландышей, совершенно романтично – Ландыш серебристый.
Летом 1899 года провинциалка из Кливленда (штат Огайо), растерянно теребя брошку с ландышевой веточкой, озиралась, осматривая внушительный холл роскошного отеля Нью-Йорка – «Холланд-Хаус». Любой бы понял, что симпатичная дама небольшого росточка, одетая хоть и не богато, но респектабельно, растерялась в большом городе. Понял это и банкир Артур Диллон, только что вошедший в отель. Мистер Диллон давно освоился в суматошном Нью-Йорке, хоть и наезжал сюда только по делам. Сегодня у него как раз прошла удачная сделка, и банкир был доволен собой. Может, поэтому он с легкостью предложил растерявшейся женщине помощь. Тем более что выяснилось: дама, супруга уважаемого врача Лероя Чедвика, тоже приехала из Кливленда, как и сам Диллон.
«Понимаете, мне необходимо съездить к одной особе! – смущаясь, лепетала миссис Чедвик. – Но я не знаю города, да и боязно одной…» Конечно, банкир тут же подал даме руку, усадил в пролетку, сам взгромоздился рядом. Через четверть часа лошади остановились на Пятой авеню напротив дома, известного всему банковскому миру. Особняк принадлежал знаменитому миллионеру Эндрю Карнеги. Но что могло связывать его со скромной супругой провинциального врача?!
Диллон терялся в догадках. А миссис Чедвик, зажав свою ландышевую брошку, словно талисман, вошла в парадные двери, в которые, как известно, не впускают незнакомок, да еще и явно стесненных в средствах. Диллон вспомнил слухи, ходившие в Кливленде о женитьбе доктора Чедвика. Это была какая-то странная историйка. Два года назад, в 1897-м, Чедвика вызвали к пациентке в «закрытый пансион». Его встретила вполне респектабельная дама. «Я прихожу сюда, чтобы преподать девушкам уроки хороших манер, но одной стало плохо!» – растерянно проговорила она. Доктор осмотрел пациентку и, сразу поняв, что та беременна, мрачно поинтересовался: «Зачем учить манерам в борделе?» Дама ойкнула, судорожно прижав руки к груди: «Какой бордель?! Мне сказали, это пансион благородных девиц!» Чедвик захохотал: «А одна благородная уже беременна!» Услышав такое, дамочка грохнулась в обморок. А когда очнулась, стала умолять Чедвика забрать ее из этого гнезда разврата. Ну и куда было холостяку доктору брать эту дамочку?! Разве что в… жены.
Банкир вспомнил, как кливлендские кумушки твердили, что хитрая Элизабет Бигли (а именно такой было девичье имя нынешней Кесси Чедвик) отлично знала, где работает, больше того, сама же и содержит этот бордель. В городе даже злословили, что Элизабет и сама обслуживает клиентов. От одного из них она родила сына Эмиля, но отдала ребенка на воспитание. Тогда банкир Диллон был склонен поверить кумушкам. Но теперь, познакомившись с миссис Чедвик и увидев ее бесхитростные, растерянные глаза, он понял, сколь она наивна и беззащитна. Такая вполне могла не разобрать, что работает в борделе…
В этот миг снова распахнулась парадная дверь. Миссис Чедвик торопливо сбежала по лестнице и села в пролетку. Подняла глаза на верхний этаж особняка и помахала рукой. Из окна ей ответил какой-то мужчина. «Ах, едем!» – взволнованно прошептала Чедвик, повернувшись к банкиру. Тот дал знак вознице. И это время миссис Чедвик уронила бумагу, которую нервно мяла в кулаке. Диллон поднял и невольно увидел, что это была долговая расписка на 2 миллиона (!) с подписью, которую банкир отлично знал.
«Это же расписка самого Карнеги! – не удержался Диллон. – Неужто он вам должен?!» Застигнутая врасплох миссис Чедвик уцепилась за свою серебряную брошку, как за спасательный круг, и прошептала: «Он дал мне денег… Но то, что он должен, деньгами не счесть! Ведь он – мой отец…» – «Но Карнеги никогда не был женат!» – ахнул банкир. «Поэтому мы и вынуждены держать все в тайне, – прошептала Чедвик. – Дабы загладить вину, отец обещал дать мне, кроме этих двух миллионов, еще семь, а по завещанию оставить четыреста, но… Разве это может покрыть позор внебрачной дочери?.. На самом деле у меня только и есть вот эта брошка с ландышем, которую Карнеги подарил моей мамочке, когда я родилась…»
Растроганный и заинтригованный, Диллон принял живейшее участие в судьбе бедняжки. Он лично отвез ее в кливлендский банк «Уэйд-Парк» и показал, как положить в сейф долговое письмо Карнеги. Естественно, Диллон не удержался и рассказал приятелям-банкирам о невероятной судьбе внебрачной дочки миллионера. И конечно, все банкиры тут же решили, что, предложив наследнице деньги сегодня, они смогут закрепить с ней дружбу на будущее. А ведь будущее обещает даме 400 миллионов – не будет же старик Карнеги жить вечно! И тогда миссис Чедвик поместит свой капитал в их банках.
Так скромная провинциалка получила из банков Огайо в общей сложности полмиллиона, правда, под 25 процентов годовых. Через год состояние миссис Чедвик удвоилось – Карнеги, как честный финансист, выплатил внебрачной дочурке очередной транш ценными бумагами еще на 3 миллиона. Теперь у миссис Чедвик было уже 5 миллионов. Она решила положить все бумаги вместе. Арендовала в банке «Уэйд-Парк» еще более емкий сейф и, нервничая, засунула туда объемистый пакет. Вернувшись домой, позвонила управляющему и пролепетала, что отец велел ей сделать список ценных бумаг, которые дал, но она, как всегда растерявшись, забыла. Не может ли мистер управляющий написать список, который она продиктует? «Только написать надо, как там у вас в банках полагается, на бланке и с печатью!» – извиняясь, пролепетала миссис Чедвик. Управляющий, конечно, заверил, что все исполнит. И к вечеру из банка прибыл курьер с официально заверенным списком. Теперь миссис Чедвик могла предъявить свое «удостоверение богатства» любой финансовой организации. Что она и сделала – и еще полсотни банкиров открыли ей кредит. Всего тихая провинциалка получила 20 миллионов! Никого не насторожило даже то, что она вечно задерживала выплаты.
Но однажды банк Бостона, попавший в стесненное положение, решил-таки стребовать с миссис Чедвик долг на 190 тысяч 800 долларов. Тем более что банкир Херберт Ньютон доподлинно знал, что таковая сумма должнице по средствам. Действительно, с тех пор как Ландыш серебристый (как уже окрестила миссис Чедвик вездесущая пресса) заимела 5 миллионов долларов, ее жизнь круто изменилась. Можно сказать, что тихая провинциалка исчезла, а ее место заняла миллионная наследница, некоронованная королева Огайо, купающаяся в роскоши. Теперь она обожала антиквариат, золото и бриллианты. Тихий провинциальный врач Чедвик давно был ею покинут, хотя сердобольная супруга и выдавала ему ежемесячное содержание. Сама она переселилась в номер люкс элитного отеля «Бреслин» в центре Кливленда, где особую комнату забила тысячами своих платьев, туфель, сумочек и прочими обновками. Так почему бы не попросить такую богатую даму заплатить долг?
