Сталин. Жизнь одного вождя - Хлевнюк Олег Витальевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗

В значительной степени массовые репрессии переместились в западные районы СССР, где шла ожесточенная партизанская война. Сталин получал регулярную информацию об усмирении мятежных республик – о массовых арестах, расстрелах, депортациях [779]. Всего, по неполным официальным данным, за 1944–1952 гг. были убиты, арестованы и депортированы около полумиллиона жителей Литвы, Латвии и Эстонии и примерно столько же жителей западных областей Украины [780]. Для небольших республик и областей, насчитывающих несколько миллионов жителей, это были огромные цифры. Сталинская система сохраняла свой репрессивный характер, что свидетельствовало об ее неизменности.

Новые руководящие группы

Важной частью послевоенной консолидации режима была очередная перетряска высших структур власти, профилактическое унижение и без того преданных и послушных соратников вождя. Система высшей власти, сложившаяся в годы войны, скорее всего, воспринималась Сталиным как компромисс, вызванный обстоятельствами. Влиятельные члены ГКО и маршалы, сделав свое дело, больше не были нужны Сталину в прежнем качестве. Ухудшавшееся физическое состояние диктатора, скорее всего, только усиливало его подозрительность.

9 октября 1945 г. Политбюро приняло решение предоставить Сталину отпуск «для отдыха на полтора месяца» [781]. Фактически это был первый отпуск с выездом на юг после девятилетнего перерыва. Сталин покидал Москву с тяжелым сердцем, чутко прислушиваясь к многочисленным слухам о борьбе за власть в Кремле и о собственном положении. Особенно много предположений и версий по этому поводу появилось в зарубежной печати. Уже 11 октября Сталин получил сводку ТАСС, из которой следовало, что на Западе заговорили о болезни советского вождя и начавшейся борьбе между его потенциальными преемниками. Лондонский корреспондент американской газеты «Чикаго трибьюн», ссылаясь на сообщения дипломатических кругов, например, писал, что «в Москве происходит ожесточенная закулисная борьба за власть между маршалом Жуковым и министром иностранных дел Молотовым, которые пытаются занять диктаторское место Сталина». Первого якобы поддерживала армия, второго – партийный аппарат [782]. В сводку ТАСС о сообщениях зарубежной печати от 19 октября было включено опровержение советского посольства во Франции, в котором говорилось:

«На протяжении последних 10 месяцев нас 15 раз просили подтвердить сообщения о смерти Сталина». О живом интересе к возможным преемникам Сталина свидетельствовала статья о Молотове, помещенная в одной из норвежских газет. «Для общественного мнения США, Англии и других свободолюбивых народов Молотов является представителем нового сильного Советского Союза, требующего равного положения среди величайших держав мира», – говорилось в статье [783]. Сталину в этой публикации места не нашлось.

Сообщения зарубежной печати, которые читал Сталин, в значительной мере отражали западный взгляд на послевоенную конфигурацию власти. Страшная и долгая война уходила в прошлое. Вместе с ней уходили и руководители, обеспечившие победу. Смерть Рузвельта, который в любом случае не был бы избран на новый срок. Поражение консерваторов в Великобритании и отставка Черчилля. Слухи о болезни Сталина. Для западного обозревателя это были элементы одной картины, понятной и естественной. Для Сталина – нет. Любые намеки на возможность смены советского лидера лишь усиливали его подозрительность, жертвами которой становились ближайшие соратники, прежде всего Молотов, занимавший первое место в списке возможных преемников вождя. Атаки на Молотова были также удобным предлогом для очередной перетряски в руководящей группе – сформировавшейся во время войны «пятерки». Помимо самого Сталина, в нее входили Молотов, Берия, Маленков и Микоян.

Растущее раздражение Сталина по отношению к Молотову отчетливо проявилось во время Лондонской сессии Совета министров иностранных дел союзников в сентябре 1945 г. На сессии обсуждались вопросы послевоенного устройства, прежде всего мирные договоры союзников с побежденными странами. В начале сессии Молотов позволил себе вольность по процедурному вопросу. Уступив союзникам, он согласился, чтобы в обсуждении всех проектов мирных договоров принимали участие не только представители СССР, США и Великобритании, но и Франции и Китая. Это было определенным нарушением прежних договоренностей, согласно которым Франция допускалась к решению вопроса только о договоре с Италией, а Китай – с Японией. Однако Молотов не увидел в этом большой проблемы. Строго говоря, ее и не было. Франция и Китай участвовали только в обсуждении договоров, но не имели права голоса при их утверждении. Уступка Молотова была вполне рациональной. Надеясь на успешное развитие сессии, он не хотел сразу же конфликтовать с союзниками по сравнительно второстепенному вопросу.

Очевидно, поступок Молотова остался бы незамеченным, если бы переговоры продвигались успешно. Однако между союзниками в Лондоне пробежала большая черная кошка. По ряду вопросов позиции сторон оказались непримиримы. Сталин требовал добиваться реального участия СССР в решении судьбы Японии. Союзники отказались даже включать этот вопрос в повестку дня. Сталин требовал предоставления под советскую опеку одной из колоний Италии в Северной Африке, что позволяло всерьез закрепиться в Средиземном море. Однако союзники ответили твердым отказом. Непреодолимыми оставались противоречия вокруг Румынии и Болгарии. Считая эти страны своими сателлитами (именно это определение – «сателлиты» – Сталин употребил в одной из телеграмм Молотову во время Лондонской сессии [784]), советские власти насадили там прокоммунистические правительства. США и Великобритания отказывались признавать эти правительства и заключать с ними договоры. Сталин решил усилить нажим на партнеров, не останавливаясь перед угрозой срыва сессии. Процедурный вопрос о Франции и Китае, которые поддерживали американцев и британцев, был хорошим поводом для такого нажима. 21 сентября Сталин сделал выговор Молотову за уступки по процедуре. Молотов покаялся: «Признаю, что сделал крупное упущение. Немедленно приму меры […]» [785]. На следующий день Молотов отозвал свою уступку. Союзники возмутились. Споры окончательно похоронили переговоры.

В этом эпизоде в очередной раз проявились определенные черты характера Сталина. В глазах союзников он стремился выглядеть умеренным и предсказуемым политиком, перекладывая «грязную работу» на соратников. Когда Молотов заявил, что требования изменить процедуру переговоров исходят от Сталина, тот был разъярен. Он еще долго припоминал Молотову этот и другие подобные случаи как попытку противопоставить собственную уступчивость неуступчивости «советского правительства и Сталина» [786].

Третируя Молотова, Сталин явно готовил более серьезный скандал. Основания для этого предоставили уже упомянутые обзоры зарубежной печати ТАСС, которые Сталин внимательно читал в отпуске. Все началось с сообщения корреспондента британской газеты «Дейли геральд» от 1 декабря 1945 г. В материале пересказывались слухи о возможном уходе Сталина с поста председателя СНК и возвращении на этот пост Молотова. «На сегодняшний день политическое руководство Советским Союзом находится в руках Молотова, при наличии, конечно, общих директив со стороны Политбюро», – писал корреспондент [787]. Трудно было придумать более опасные для Молотова предположения, особенно в тот момент, когда Сталин впервые за многие годы уехал из Москвы. Разгневанный Сталин 2 декабря по телефону потребовал от Молотова ужесточить цензуру. Молотов дал соответствующие указания подчиненному ему отделу печати НКИД [788]. Однако уже на следующий день произошло бюрократическое недоразумение. В обзор ТАСС о зарубежных публикациях от 3 декабря была включена заметка корреспондента американской газеты «Нью-Йорк таймс», опубликованная еще 1 декабря, т. е. до распоряжения Сталина о цензуре. По сути новая заметка напоминала статью в «Дейли геральд»: она содержала намеки на разногласия в советском руководстве и ослабление позиций Сталина [789]. Сталин прочитал публикацию из «Нью-Йорк таймс» 5 декабря. Судя по всему, тогда же ему на глаза попалось сообщение агентства Рейтер от 3 декабря, в котором говорилось об ослаблении цензуры в отношении иностранных корреспондентов, работавших в СССР. Агентство утверждало, что после коллективной жалобы западных журналистов 7 ноября на приеме по случаю очередной годовщины Октябрьской революции Молотов заявил кому-то из американцев: «Я знаю, что вы, корреспонденты, хотите устранить русскую цензуру. Что бы вы сказали, если бы я согласился с этим на условиях взаимности?» Через несколько дней, утверждало агентство Рейтер, западные корреспонденты действительно почувствовали ослабление цензурного контроля [790].