Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Кессельринг Альберт
26 марта положение на обоих берегах Рейна после нескольких кризисных дней складывалось следующим образом (я начинаю слева).
Американские передовые танковые части подходили к Майну в районе Франкфурта, Ханау и Ашаффенбурга.
Сильная танковая группировка противника двигалась к Лимбургу с севера.
89-й армейский корпус с большим трудом предотвратил прорыв противника между Бергнассау и Наштат-теном.
6-я горнострелковая дивизия подходила к Лимбургу, чтобы прикрыть сектор Лана.
Часть, состоящая из курсантов военного училища, выйдя из Ветцлара, шла в Идштейн, чтобы оборонять шоссе и дороги, ведущие во Франкфурт. 11-я танковая дивизия получила приказ передислоцироваться в район Франкфурта, двигаясь между Ланом и Майном.
Командование 12-го армейского корпуса тянуло новую коммутируемую линию связи между Бодхаймом и Зигенбергом.
Все, что можно было сделать при явном недостатке сил и средств для того, чтобы отвести главную угрозу, существовавшую в зоне действий группы армий В, было сделано. Было ли этого достаточно? Уже тогда передо мной встал очень непростой вопрос: оставаться на позициях или выйти из соприкосновения с противником? Снизу постоянно шли просьбы о предоставлении отдельным частям и соединениям свободы действий (тщательно все обдумав, я счел это невозможным), сверху раздавались однообразные приказы держаться как можно дольше. Мое собственное мнение состояло в том, что если у нас и была хоть какая-то возможность держаться, то это можно было попытаться сделать, заняв позиции за такими серьезными водными преградами, как реки Майн и Лан, – только там можно было держать оборону с хоть какими-то шансами на успех. Там в нашем распоряжении было бы большое количество зенитной артиллерии самых разных калибров, которая стала стержнем нашей обороны. Если бы я принял решение об отступлении, мы просто потеряли бы эту зенитную артиллерию, не обладавшую достаточной мобильностью, и нам пришлось бы вести бой на открытой местности или у подножия гор, например горной цепи Таунус. А для этого, как я знал по опыту, нужны были значительные силы и средства. В ситуации, которая существовала на тот момент, наши измотанные части, передвигавшиеся в пешем порядке, были бы перехвачены моторизованными войсками противника, окружены-и разгромлены.
27 марта противник пробился за Лан в районе Дица, и 6-я горнострелковая дивизия была оттеснена обратно к горному хребту Таунус. 85-й армейский корпус был выбит из Ханау из-за того, что мост либо не был должным образом взорван, либо не охранялся. По той же причине противнику удалось прорвать нашу оборону на Майне южнее Ашаффенбурга.
28 марта оборона Идштейна и слабые боевые порядки 89-го армейского корпуса были смяты, и противник взял Франкфурт. Американская танковая группировка предприняла рейд в направлении Хаммельбурга.
Таким образом, наша оборона в нижнем течении Майна оказалась разрушенной. В результате быстрого и весьма напористого наступления, осуществлявшегося при очень слабом сопротивлении со стороны наших войск, противник, отчасти благодаря сопутствовавшей ему удаче, получил опору для дальнейших крупномасштабных операций.
Я довольно подробно описал предшествовавшие этому бои, чтобы показать степень моего участия в происходивших событиях. Именно по причине того, что это участие было весьма активным – а отчасти и в целях поддержания боевого духа наших войск – я так долго (до позднего вечера 27 марта) оставался в. моем боевом штабе в районе Зигенберга – Адлерхорста. 28 марта я прибыл на мой новый командный пункт – он располагался в поезде, стоявшем в железнодорожном тоннеле к востоку от Фульды.
С самых первых дней мы были вынуждены отказаться от жесткой оборонительной схемы в пользу некоего подобия мобильной обороны. Однако войска альянса не извлекли максимальных выгод из своего положения, несмотря на несогласованность наших действий, на нехватку у германских войск сил и средств, особенно боеприпасов, а также на трудности, которые мы испытывали в связи с полным господством противника в воздухе. Из этого мы сделали вывод, что противник бережет себя. Я не решился строить предположения о том, с чем это было связано – с принципом «войны с минимальными потерями» или с тем, что близкое завершение войны оказывало влияние на боевой дух солдат противника. «Экономить силы» и «сражаться в полную силу» – вещи вполне совместимые.
Битва развивалась таким образом, что я так до конца и не понял стратегическую цель переправы через Рейн к югу от Дана, поскольку в результате выхода танков противника за линию Лимбург – Идштейн она потеряла смысл.
Называя боевую задачу группы армий В, состоявшую в том, чтобы соединиться с силами 11-й армии на востоке, «попыткой вырваться», я не случайно использую именно эти слова. Так оно и было, потому что эйфория прошла, мобильные силы в мешке и за его пределами были весьма незначительными, а 12-я армия, которая находилась в процессе формирования в районе Магдебурга, к востоку от Эльбы, могла быть брошена в бой не раньше чем через три недели. Положение осложнялось еще и тем, что войска, действовавшие на левом фланге группы армий Н, были оттеснены обратно в Рурскую область, что давало правому флангу группировки Монтгомери свободу действий против левого фланга сил, которым предстояло прорываться на свободу. Тем не менее, попытку прорыва следовало предпринять, поскольку в марте мы несколько раз уже упускали более благоприятные случаи для этого (впрочем, не исключено, что воспользоваться ими у нас просто не было возможности). Но этот шанс был последним.
Однако вышло так, что наши попытки сконцентрировать силы и мои приказы на этот счет оказались бесполезными. Когда утром 1 апреля я вернулся в мой боевой штаб в Рейнхардсбрунне, в Тюрингском лесу, мой начальник штаба доложил мне, что от фюрера только что получен приказ, в соответствии с которым попытки вырваться из Рурского мешка следовало прекратить, а группа армий В должна была занять оборону и защищать Рур как «крепость». При этом она переводилась в непосредственное подчинение Верховного командования.
Я был просто поражен этим решением хставки. Оно расстроило все наши планы. Видимо, Верховное командование вермахта сочло, что дальнейшие попытки прорыва из окружения обречены на неудачу и что, находясь в мешке, окруженная группа армий сможет сковать достаточное количество сил противника, чтобы предотвратить мощный удар в восточном направлении. Возможно, в ставке также решили, что пребывание в Рурской области поможет группе армий прокормить личный состав, армий В, командование группы армий Н передислоцировало свой штаб к северу, вместо того чтобы расположить его поближе к флангу, над которым нависла основная угроза, и показать тем самым нашим солдатам, что многое, а может быть, и все зависит от того, смогут ли они устоять.
Вместо этого командование группы армий Н в тот момент, когда только на ее левом фланге еще оставалось нечто такое, что можно было назвать линией фронта, решило отправить мне и в ставку совершенно излишний доклад об обстановке. Этот доклад, посланный в ставку фактически через мою голову, не дал мне возможности изложить высшему руководству мое мнение – прежде чем я успел это сделать, Верховное командование ознакомилось с упомянутым докладом и приняло соответствующее решение. Кроме того, этот доклад настолько разозлил Гитлера, что я потерял всякую надежду на то, что мне удастся оказывать решающее влияние на ход событий. Любой генерал должен знать, как правильно с психологической точки зрения обращаться к начальству. Однако упомянутый доклад – идеальный пример того, как проще и быстрее всего можно было разгневать Адольфа Гитлера. В нем сравнительно мало говорилось о поражении самой группы армий Н и его причинах. В основном он касался затруднительного положения, в котором оказалась группа армий В, причем авторы доклада использовали этот факт в качестве аргумента для того, чтобы обосновать необходимость отступления войск, находившихся под их командованием.
