Я был адъютантом Гитлера - фон Белов Николаус (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
«Окончательное решение»
В августе, по желанию Гитлера, впервые появился в его Ставке Геббельс. За два дня своего пребывания он несколько раз встречался с фюрером наедине. Только постепенно просочилось, что они обсуждали еврейскую проблему. Геббельс и Гейдрих настаивали на ее немедленном решении. Геббельс уже проводил выселение из Берлина все еще проживавших в нем 70 тысяч евреев и хотел обеспечить себе согласие Гитлера на свои меры. Фюрер же к этому пока готов не был и согласился (насколько мы слышали) только на то, чтобы евреи носили особый опознавательный знак. В «Имперском законодательном вестнике» было опубликовано распоряжение полиции от 1 сентября 1941 г.: всем евреям предписывалось носить на одежде видную издали желтую шестиконечную звезду. Принципиальному же решению эта проблема подлежала только по окончании похода на Россию, причем, как указывалось в распоряжении, «великодушным образом».
Невероятный цинизм этого определения я понял только после войны, когда летом 1945 г., а затем на Нюрнбергском процессе главных военных преступников стал известен весь масштаб уничтожения евреев. О том, что одновременно с данным распоряжением был открыт путь и начата подготовка к «окончательному решению», в котором Геринг играл значительную роль как носитель своих гражданских функций, а также о том что позади линии фронта специальные оперативные группы и экзекуционные команды СС и полиции в огромном количестве расстреливали евреев (а с декабря 1941 г. в еще большем масштабе – во всех захваченных европейских странах) – обо всем этом я и не догадывался, а о «Ванзейской конференции»{240}, состоявшейся 20 января 1942 г., вообще ничего не знал.
Разумеется, после войны, уже в плену, беседуя с другими офицерами, я стал припоминать многие относящиеся к военным годам признаки, которые, собственно, уже тогда должны были бы заставить меня задуматься, скажем, насчет становившихся все более резкими антисемитских выходок Гитлера или брошенных мимоходом реплик высоких чинов СС. Как и многие другие, я верил тогда в то, что выдвигалось в качестве причины для остававшейся неизвестной мне лично депортации евреев на Восток; не знал я и того, что там их использовали как рабочую силу в важных военных целях. Учитывая усиливающееся использование иностранного и германского трудового потенциала, мне казалось это вполне допустимым. Ныне я знаю, что пребывал в ужасном заблуждении. Не могу осмыслить, каким образом удавалось скрывать это массовое убийство под непроницаемым покровом тайны. Поскольку моя семья, как и семья жены, не имели никаких друзей или знакомых среди евреев и жили во время войны в некоторой изоляции, непосредственно до нашего слуха ничего об этом не доходило даже через других родственников, друзей или сослуживцев.
Здесь оказал свое воздействие и «приказ фюрера № 1» от 1940 г. При такой системе, как национал-социалистическая диктатура с ее отлично функционирующей тайной полицией, не останавливавшейся перед репрессиями и против военных, на определенные темы было наложено табу, причем в нашем кругу тоже.
Однако я, даже и без документальных доказательств, твердо убежден в том, что уничтожение евреев осуществлялось по категорическому указанию Гитлера, ибо немыслимо предположить, что Геринг и Гиммлер предприняли бы нечто такое без его ведома. Конечно, Гиммлер не информировал фюрера о каждой детали, но в этом деле действовал с его одобрения и в полном согласии с ним.
Осень 1941-го: Россия, протекторат, Северная Африка
Несмотря на споры с ОКХ, военное положение летом 1941 г. Гитлер оценивал весьма позитивно. Он придерживался взгляда, что Сталин окажется вынужден в течение сентября бросить на фронт свои последние резервы. Если эти соединения будут обескровлены, упорное сопротивление прекратится, а нашим войскам останется только маршировать вперед. Этот оптимизм в отдельные дни был оправдан, но потом опять стали поступать донесения об упорном сопротивлении и тяжелых боях. В целом же Красная Армия находилась в состоянии отчасти регулируемого, а отчасти нерегулируемого отступления.
Все еще оставался открытым вопрос, следует или нет осуществить наступление на Москву в этом году. Гитлер был против, но уступил настояниям сухопутных войск. 6 сентября Йодль передал войскам директиву Гитлера № 35. В ней говорилось о проведении «решающей операции против группы армий Тимошенко, которая безуспешно ведет наступательные действия перед фронтом группы армий „Центр“. Она должна быть решительно разгромлена до наступления зимы в течение ограниченного времени, имеющегося еще в распоряжении [… ]. После того как основная масса войск группы Тимошенко будет разгромлена в этой решающей операции на окружение и уничтожение, группа армий „Центр“ должна начать преследование противника на московском направлении [… ]»{241}. Выражалась уверенность в том, что в результате данного сражения у врага больше не будет значительных сил для обороны своей столицы{242}. Об этом докладывалось и при обсуждении обстановки.
2 октября Гитлер выехал в Берлин на открытие очередной кампании «Зимней помощи» и, как обычно, обрушился в своей речи с резкими нападками на Англию. Говоря о походе на Россию, он утверждал, что на сей раз не только Германия, но и вся Европа была «на волоске» от грозившего уничтожения большевизмом. «Я смею это сказать сегодня потому, что этот противник уже сломлен и больше никогда не поднимется. Он сосредоточил также и против Европы такую силу, о которой, к сожалению, большинство не имело да не имеет и ныне никакого представления. Это стало бы вторым нашествием монголов нового Чингизхана».
Закончив речь, фюрер сразу же выехал обратно в Восточную Пруссию. Он полностью был захвачен событиями на Восточном фронте. Двойное сражение на окружение войск противника под Брянском и Вязьмой (2-12 октября) должно было создать благоприятные исходные позиции для дальнейшего наступления. Итоги его были огромны. Взято свыше 600 тысяч пленных, захвачено множество танков и орудий. Казалось, путь в русскую столицу открыт. Но тут, несколько ранее обычного, начался период осенней распутицы. К тому же немецким войскам требовалось время для пополнения. До этого дело так и не дошло. Многие соединения, в большей или меньшей мере, завязли в грязи и трясине. Русские воспользовались временем для того, чтобы быстро залатать бреши наскоро сколоченными частями и возобновить сопротивление. Таким образом, пришел конец продвижению немецких войск. С этого момента на основе ложных слухов и глупой болтовни стал все шире распространяться пессимизм, всякими различными путями докатившийся до Ставки и самого Гитлера.
В конце сентября произошло большое изменение в управлении протекторатом Богемия и Моравия, вызвавшее много разговоров. Обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих фактически сменил барона фон Нейрата. У Гейдриха имелась репутация способного и решительного эсэсовского фюрера, а его первые же меры по разгрому чешского движения Сопротивления лишь подчеркнули сам собою сложившийся образ радикального и бескомпромиссного национал-социалиста. С ближайшими своими задачами в Праге он справился с большой сноровкой, отнюдь не прибегая к одним только жестким полицейским способам. Гейдрих добился того, что эта область оставалась спокойной, военное производство шло без помех и стали возникать позитивные отношения между немцами и чехами.
Пока в России шла серия богатых успехами боев, в Северной Африке Роммелю пришлось испытать значительные неудачи. Английские войска были усилены; с германо-итальянским братством по оружию не очень-то ладилось. Имелись и серьезные трудности со снабжением. Таким образом, летом 1941 г. дела у Роммеля сложились неблагоприятно, и он, не выдержав натиска американцев, вынужден был отступить. Известия из Африки Гитлер особенно серьезно не воспринимал. Зная Роммеля, он верил, что тот однажды перейдет в наступление даже и без крупных подкреплений.
Вопросы вооружения люфтваффе
С самого начала похода на Россию у меня, собственно, каких-либо особенных задач не имелось. Люфтваффе с ее обновленными соединениями была перебазирована на Восточный фронт; в первые дни этой кампании она атаковала аэродромы русской авиации и разбила ее соединения. Дальнейшая деятельность люфтваффе в значительной мере заключалась в поддержке сухопутных войск. Тут особенно отличился 8-й авиационный корпус генерала барона фон Рихтхофена, что объяснялось в первую очередь самой личностью этого генерала. Он целыми днями находился в небе, летал сам – большей частью на «Шторьхе» – от одной горячей точки к другой и, таким образом, был в курсе дел на земле получше иного командира армейского корпуса или командующего армии. Иногда это приводило к стычкам, в которых он чаще всего одерживал верх. Лично я в эти летние месяцы часто находился в соединениях люфтваффе, и у меня сложилось впечатление, что сухопутные войска проворонили не одну хорошую ситуацию. Но, как я сам смог убедиться, это объяснялось огромными расстояниями и множеством задач, обрушившихся на войсковых командиров-сухопутников. Люфтваффе же проявляло мало понимания этого.
