Элита тусуется по Фрейду - Угольников Сергей (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
При этом Березовский не сопоставляет собственные представления о «правильном» со сложившимся типом социальных отношений, темпераментом, размером страны или, на худой конец, климатом. Каким именно способом научился получать эмоции субъект, стремящийся к власти ради ощущения себя в комфорте, Березовский не уточняет, и у него возникают дополнительные мысли о способах комфортабельной национальной экспансии и превосходства: «Мне кажется, что все-таки есть отличия в самосознании русского и еврея. Есть черты, которые зародились не в течение одного поколения, а складывались столетиями, тысячелетиями. Судьба еврейского народа совершенно отлична от судьбы русского народа. Иногда диаметрально противоположна. Евреи – очень древняя нация, а русские – молодая. Мы знаем, какие черты присущи молодости и какие – старости. У каждого возраста есть свои плюсы и есть свои минусы. Особенность русских состоит в повышенной чувствительности к окружающей среде, к новой информации, к изменениям, уже произошедшим или происходящим сегодня. Блестящая память. Чтобы мне запомнить песню, мне надо прослушать ее сто раз, и то не запомню слова, должен сесть и выучить. А вот Лене совсем не нужно напрягаться. Раз услышала – и запомнила. В чем сила евреев по сравнению с русскими? В интуиции. Не в сегодняшних ощущениях, а в умении предвидеть. Это не расчет. Вот я плохой аналитик, плохо считаю, плохо играю в шахматы. Но каким-то таинственным образом чувствую, что произойдет через некоторое время. Если в логических терминах сформулировать это различие, то русские – это индуктивный способ мышления, а евреи – дедуктивный способ».
Видимо, недостаток индуктивности не позволил Березовскому сформулировать фразу попроще: «Русские – это молодость, а евреи – это старость». Находясь под действием этого ощущения, Березовский говорит о своей нации как об отеческой, руководящей, поучающей по отношению к автохтонному социуму, на территории которого проводятся социально-экономические эксперименты по увеличению творческого кручения. Конечно, подобные утверждения (правда, с молодостью немцев) приводил Карл Юнг, но кто в наше время обращает внимание на плагиат? Если предположить искреннее незнакомство Березовского с творчеством ученика Фрейда, то подтверждение из двух независимых источников схожих гуманитарных сентенций можно считать тождеством выводов, которые обосновывал Юнг после прихода к власти в Германии нацистов.
Видимо, отсутствие индуктивных ощущений не позволило сопоставить свое ощущение с популярным в среде технической интеллигенции произведением, иначе он мог предположить наличие «настоящих врагов реформирования» задолго до расстрела Белого Дома, «раздавления гадин» и «голосования сердцем»: «Я не хочу сказать, что у меня есть сомнения в правоте того, что я делал в 96-м году. А приход к власти спецслужб в любой стране – трагедия. Хуже этого не может быть ничего…»
Тут-то и настигает Бориса Абрамовича подозрение о неполном совпадении своей деятельности с декларациями прежних лет, устремлениями ограбленного народа и собственной возможностью комфортно воровать, создавая условия дискомфортного существования для окружающих. «А вот сейчас нет развития, привнесена огромная степень неопределенности». Поверить в то, что предыдущее состояние общества можно определить как «развивающуюся определенность» – невозможно без крайне сумеречного состояния духа. Остается выяснить, кто эту систему неопределенности создавал, не была ли эта система неопределенности условием для реализации потенциала тех, кому приходилось крутиться для поступления в партию, и не являлись ли эти действия, столь благие для этой узкой группы лиц, безусловным злом для всех остальных? Наступает фаза «Отягощения Злом».
«Мы прозевали, пропустили исторический этап, когда могли создать единую политическую нацию. Тем не менее мы по-прежнему станем идти к этой цели».
Кто «мы»? Сплоченный ряд лиц психоаналитического менталитета? Испытывающие непреодолимые сложности от своего комфортного пребывания в роли инопланетян подельники по реформаторским развлечениям?
Перемещение за Ла-Манш позволяет академику изрекать еще большее количество благоглупостей, чем это могут себе позволить подотчетные олигарху СМИ. Где он увидел создание в Англии или Америке единой политической нации? Каким образом он смог себе представить, что получение арабом французского паспорта меняет его национальность или отношение к нему окружающих? И уж даже Лондон, извлекающий прибыль из базирования на своей территории террористических групп (направляя часть этих средств на борьбу с ирландским терроризмом), единой нации с ирландцами так и не создал. Рассуждения о «выращивании уникальных личностей» в английской системе образования – и вовсе не нуждается в пространных комментариях. Но попытка придать своему бешеному быстрому заработку мотивов, более благородных, чем стяжательство какого-то количества денежных знаков, – проглядывает и здесь.
«Констатирую, – вещает далее Борис Абрамович, – власть незаконным образом отобрала мою собственность». Насколько следует из прежних деклараций Бориса Абрамовича – власть это и есть собственность, и источником этой власти он в более чем значительной степени и являлся. Кто у кого, что и с какой степенью законности отбирал – не совсем понятно. Но вот и декларация, страстно перекомпилированная из различных источников «Отягощенным Злом» беженцем: «Конечно же, я ощущаю колоссальный комплекс вины. И не только за те деяния, когда я ошибался и эти ошибки принесли страдания миллионам людей. Но даже за ошибки моих предков, если их деяния, их прегрешения, вольные и невольные, приносили несчастья. Знаете вы или нет, – когда был съезд партии «Либеральная Россия», была выпущена декларация. Я участвовал в написании этой декларации. Первым пунктом я призвал покаяться всех за то, что произошло в России, за горе и беды людские. Разгорелась длительная дискуссия среди либералов. Мне было дико, что люди, считающие себя либералами, полагают, что им не за что каяться».
Только на декларируемую Березовским оторванность от национально-религиозных корней можно списать незнание им того, что секта хасидов «предпочитает чувства, а не интеллектуальные достижения, радость, а не раскаяние». Но и в желании самого Бориса Абрамовича проступают удивительно архаичные свойства. Предложения материально поучаствовать в снижении страданий миллионов людей, чей уровень жизни значительно ухудшился в процессе ошибочного стремления олигарха к власти, не последовало. Более того, дальнейшие усилия по финансовому стимулированию дестабилизации в относительно спокойной Белоруссии говорит о желании продолжать деятельность, за которую иногда наступает возмездие, если и не личное, то, в силу архаики и стереотипов межнациональных отношений, – племенное.
«И, наконец, теперь еще один жизненный цикл – изгнание. Я не могу приехать в Россию, потому что меня туда не пускают, там есть ордер на мой арест. Сейчас не прилетаю, потому что знаю – страна готова [к аресту олигарха. – С. У.]. Прилечу, уж точно арестуют».
«Не пускают» и «ордер на арест» – несколько разные понятия. «Жид города Лондона» проживает в глубоком страхе, понимании того, что никакой минимальной любви электорат к нему не испытывает, и любые действия «коварных спецслужб», способствующих его аресту – несознательные (глубоко неуверенные в себе русские) граждане, будут вполне сознательно приветствовать. Страх обуревает повсюду и везде. И даже показная демонстрация бесстрашия более удачливыми бывшими коллегами тоже ужасает: «Поэтому здесь, в Лондоне, я чувствую себя, конечно, в большей безопасности, чем в России, но я не чувствую абсолютной защищенности».
Но страх не может быть вечен. Никто по Англии за беглецом с отравленными пулями не бегает, а страдания борца за свободу слова Гусинского, избравшего местом изгнания историческую родину, говорит о том, что все не так уж и ужасно. Дети ходят в престижную школу, предпочитая разговаривать на французском (видимо, для вхождения в английский социум с изначально инсайдерской психологией одиночества в оппозиции уже и к нему).
